От Цезаря до Августа

Тринадцатая филиппика

Но положение оставалось все еще неопределенным. 20 марта претор Авл Корнут в отсутствие консулов прочитал письма Лепида и Планка, выражавших сенату свое сильное желание заключить мир. Особенно благоразумен был Планк, он поручил К. Фурнию, привезшему письма, выразить самые горячие заверения в их преданности конституции.[443] Все знали, что Лепид и Планк были расположены к Антонию, но и тот, и другой старались обмануть обе партии так, чтобы не компрометировать себя связью ни с одной, ни с другой. Лепид сделал даже лучше: он призвал под оружие десятый и шестой легионы, которые Цезарь разместил в Нарбоне и Арелате, и образовал еще третий, мы не знаем из каких солдат.[444]. Он также послал к Мутине подкрепление, дав офицеру Марку Юнию Силану, сыну Сервилии и, следовательно, своему зятю, очень двусмысленные приказания, так что можно было утверждать, что он послал это подкрепление против Антония.[445]Раздраженный этими письмами, в каждой строке которых была видна боязнь не быть скомпрометированными, Цицерон, думая, что они лишат мужества и так уже нерешительный сенат, произнес свою тринадцатую филиппику, этот chef-d’oeuvre бурного и страстного красноречия. У него была цель — побудить сенаторов к войне и добиться декретирования почестей для Секста Помпея.　

Потом он написал два очень сухих и дерзких письма Планку и Лепиду.[446] Он удивлялся тому, что многие люди стараются чинить все новые препятствия на его пути. Последние дни марта и первые дни апреля для всех были полны беспокойства и тревоги. Каждый спрашивал себя: что происходит вокруг Мутины, что замышляют на Востоке Долабелла и Кассий? В Риме в какие-то моменты считали, что все погибло: говорили, что Мутина находится на краю гибели, что консулы изменили делу сената.[447] Цицерон был вынужден показываться на публике со спокойным лицом, подбадривать всех и вселять уверенность, какой, вероятно, не было у него самого. 7 апреля[448] в сенате были прочитаны новые письма Планка,[449] который, узнав, что вспомогательные войска Пансы действительно выступили, поспешил написать, что он до сих пор скрывал свою преданность республике, чтобы удостовериться в верности легионов, которые Антоний старался склонить к мятежу. Но когда Цицерон предложил для него некоторые привилегии, в сенате разгорелся жаркий спор, который длился два дня, ибо Сервилий, упорный в своей ненависти, не хотел давать никаких привилегий старому стороннику Цезаря.[450]