Холодные зори

— Бегу! — громко отозвалась она. Расстегнув на ходу жакет и сорвав с шеи шелковый шарфик, Маринка прямо по траве ринулась навстречу лодке.

Вот когда Маринке пригодился-таки ее регулярный, порой изнурительный тренаж больных ног по программе бородатого московского хирурга. И брат Григорий с немалым удивлением мог теперь отметить, каких больших высот достигли упорство и воля сестренки.

С обеих сторон по берегу, с явным намерением опередить ее, глухо затопали коваными сапогами городовые. Но, послушные воле девушки, хорошо подготовленные к такому испытанию, ее больные ноги на сей раз не уступали здоровым ногам городового, приученным к выносливому преследованию носителей крамолы.

«Только бы не споткнуться, не упасть, — словно заклинание, шептали сухие губы. — Только бы повременила та ужасающая боль, которая в любое мгновение может прервать бег, — сверлило в мозгу. — Нет, нельзя. Никто не в силах остановить эту такую желанную и близкую встречу с друзьями, с водным раздольем, с самою возможностью стать участницей подлинно революционного акта — открытого митинга на воде!»

Лодка с ходу врезалась в глинистый берег носом, а с кормы прямо в воду прыгнул Васек. Он тут же начал разворачивать лодку носом к заливу.

Маринка, готовая захлебнуться от нехватки и одновременно от переизбытка весеннего чистого воздуха, тяжело дыша, подбежала к лодке, на двадцать-тридцать шагов опередив пожилого городового в тяжелых кованных железом сапогах. Этих мгновений было достаточно для того, чтобы схватить Маринку. Василек почти бросил ее на мокрую корму, где только что сам стоял, рывком далеко оттолкнул суденышко от берега и вскочил в него. Дружно заработали весла. Лодка уверенно пошла на сближение с молодежной флотилией.

Еще тяжело дыша Маринка вдвоем с Василием выплескивали пустыми консервными баночками воду за борт, которую дважды зачерпнула лодочка, когда Василий сажал в нее Маринку и когда сам забирался на нос.

Друзья успели к заключительным словам оратора.

— Только политическая, если надо — вооруженная борьба с самодержавием принесет нам желанную победу. Каждый молодой рабочий должен быть в боевом строю, должен быть в рабочей дружине. В открытом бою мы скинем казаков с коней! Эти кони, товарищи, должны получить новых искусных наездников из числа рабочих дружинников. Нам нужны и стрелки, и бомбометатели, и разведчики.

Да здравствует вооруженное восстание народа! Долой царя! Вся власть Всенародному учредительному собранию!

Затем лодки развернулись и по громкой команде Сочалова выровнялись по фронту, образовав несколько рядов. Развернутой цепью двинулись они к мосту.

Замельтешили, вновь засуетились полицейские.

На одной из ферм железнодорожного моста взвилось красное знамя. Рядом стоял Петр Ермов. А сильные крепкие руки рабочих парней высоко над головами подняли девушку. Они только что на руках принесли ее из лодки, что причалила прямо к фермам моста. Петр увидел Маринку. В радостном возбуждении протянул он свою длинную руку, другой крепко держался за железную балку. И вот дружными усилиями молодежи учительница, как нередко называли ее заводские, получила возможность встать у красного знамени вместе с Петром.

А снизу из густой толпы призывно и требовательно прозвучал звонкий голос Василия Адеркина:

— Ты на вышке! Говори, говори, Марина Борисова!

И Марина, никогда раньше не помышлявшая о том, чтобы подняться так высоко и держать речь при столь большом стечении народа, вдруг сейчас ощутила необоримую потребность сказать людям свое слово.

— Отцы и матери наши! — бросила она в гущу людей. — Братья и сестры! Все, как один, стали мы с вами нынче свидетелями необоримой рабочей силы. Разве не мы, парни и девушки, безоружные заводские люди — мужчины и женщины, пожилые и совсем еще юные, только что сломили натиск до зубов вооруженных царевых прислужников? И рабочей силой, силой единения отбросили военную силу так, что полицейские и жандармы еще долго не опомнятся.

Теперь вы все видите — только в единении нашем — сила! Я, бывшая крестьянка, а теперь ваша слобожанка, призываю всех вас, товарищи рабочие: Только вперед! Без страха и сомнений только вперед! Да здравствуют рабочие свободы — союзов, слова, победоносных рабочих стачек!

Марине многое хотелось сказать людям, но не хватило опыта для столь многолюдного выступления. Ее голос не выдержал нагрузки, а мысль не успевала за речью. Маринка смутилась и, пунцово покраснев, неожиданно для себя самой оборвала так хорошо начатую речь.

Но тут спасительно для нее зазвучал привычный жителям рабочего городка на Волге голос большевистского оратора Знаменского.

— Товарищи! — далеко разнесся его молодой, тугой и звучный голос. — Именно этих свобод, о которых так хорошо сказала ваша землячка, молодая ваша учительница Марина Борисова, именно этих рабочих свобод и боятся царь и его министры!

Безвинные жертвы Кровавого воскресенья вопиют: «Долой самодержавие! Да здравствуют свободы!»

— Смерть палачам! — дружно прокричали в ответ из цепей рабочих дружин.

— Да здравствует власть свободного народа! — раздались новые голоса молодежи от мостовой фермы.

Смело, товарищи, в ногу,

Духом окрепнем в борьбе… —

зазвучал густой бас Сергея Ермова.

Он с трудом уговорил товарищей по дружине, и они не отправили его домой, а уложили на лужайке неподалеку от моста. Когда начался митинг, Сергей Сергеевич, превозмогая боль, поднялся. И теперь призывно и громко звучал его чистый и мощный голос. Рабочий гимн подхватили сначала несколько, потом с десяток голосов. Рабочие дружины стройными колоннами направились к главной улице. За ними хлынули потоки людей, участников этого первого столь массового «заседания» революционного клуба под открытым небом.

Казаки гарцевали в отдалении, солдаты стояли в полном своем снаряжении у выхода из поселка в сторону ярмарки. Полицейских на улицах не было. Люди начали группами растекаться по своим домам. Дружинники длинной цепочкой растянулись вдоль шоссе, сосредоточив на фланге, обращенном к роте солдат, свою ударную силу.

В надежных руках богатыря-дружинника Александра Розанова на длинном древке призывно развевалось на ветру красное знамя, внушая веру в неминуемую победу рабочего дела.