Кровавый рассвет

Голод адских тварей

Ее слуги хотели устроить новый пир. На костях и трупах населявших землю людей. Они обгладывали кости, пили кровь и ели человеческую плоть, а она им это милосердно позволяла. Они всегда были дико голодны. Ее армия ночных тварей.

Их когти и клыки, лапы и крылья, хвосты и шипы – все это так хорошо сочеталось с золотом, на котором она сидела и спала, и с окровавленным человеческим мясом, которое они так жадно поглощали. Николетт смотрела на их пиршества с равнодушием. Она не понимала, что значит голод. Сама она голодна уже давно не была. Уже много веков ей не требовались ни кровь, ни плоть людей, но иногда она принимала в пищу и то, и другое. Ей всего лишь нравилось поглощать чужую жизнь. Вкус не имел значения.

Она даже поощряла такие пиры. Ее легиону нужна разрядка. До того, как они захватят мир, пусть едят людей. К тому же все пойманные ими люди ни высокими моральными качествами, ни душевной чистотой не отличались. Они не были ни добры, ни великодушны. Ночь этого пира, когда их самих подали, как угощение, была самой полезной в их жизни.

Николетт взяла драгоценный кубок с кровью и нехотя отпила. В крови сила. Кровь была уже холодной, но ее вкус опьянял. Вкус железа и чьих-то жизненных сил. Когда-то давно в Египте она тоже пила кровь, а ее приемный отец фараон только смотрел. Тогда у нее был приемный отец, вернее высокопоставленный человек, изображающий из себя ее земного отца, и во множестве других времен такие люди тоже были. А в этом времени у нее был только Брет. Друг и слуга.

Все начало меняться и в то же время осталось прежним. С ее последнего появления на свет мир вокруг разительно изменился, но людская подлость осталась такой же, как была всегда. Это качество в людях всегда оставалось неизменным. В любую эпоху. В любом времени. В любых странах. В любых местах: будь то царский дворец или злачные кварталы окраин. Люди всюду были одинаковыми: подлыми и низкими. Николетт смотрела на них равнодушными глазами ангела. Так сами люди порой смотрят на насекомых под своими ногами: иногда равнодушно, иногда с отвращением.

Испокон веков она задавалась вопросом: зачем бог создал этот мир насекомых?

Люди всегда стремились уничтожить ее. У них почти не было для этого сил, но как-то они до сих пор справлялись. Слабые люди часто оказываются очень коварными. У них нет возможности напасть напрямую, и они выжидают свой момент за углом. Момент, когда она окажется уязвима. Николетт удивлялась изобретательности и упорству людей, как и самому их факту появления во вселенной. Бог создал их будто в насмешку над красотой природы. Многие из них были непривлекательными вообще. И все они, как один, начинали разлагаться и стареть, едва успев сформироваться. Живые покойники! Они все равно умрут! Все до одного! Но они мечтают утянуть с собой и ее. Вечное создание.

Зависть – характерная людская черта. Люди завидуют. Люди ревнуют. Люди строят козни против всего, что может составить им конкуренцию.

Николетт помнила многих своих врагов. Когда они начали изучать истории о ней и замышлять зло, они еще были юными, сейчас они стали стариками, немощными и изъеденными болезнями, но все равно продолжали желать одного – уничтожить ее любыми путями. А ведь она им ничего плохого не сделала. Вот так начинается война. Кто-то нападает на невиновного и провоцирует ответный удар.

Так началась ее война с богом.

Николетт сфокусировала взгляд на тварях, обгладывающих кости и скелеты людей у нее под ногами. Внутри нее пробуждался дракон, холодное мстительное существо, которое было способно дышать огнем. Она могла бы спались весь мир за один раз, но предпочитала изводить людей так же медленно и болезненно, как они до этого изводили ее. Здесь в мире на нее объявили охоту, травлю, ее решили загнать, как опасного зверя, слишком сильного, чтобы оставлять его жить. Так бы люди загнали любого дракона, если бы узнали о его существовании и имели достаточно сил или хитрости, чтобы бороться с ним. Чаще всего они применяли второе. Сил у них как раз не было. Люди по природе слабы. Но хитрость и озлобленность была.

За это Николетт ненавидела всех людей. Она сжала тонкие пальцы в кулак и раздавила черепную кость, лежавшую рядом с ней. Из этого черепа гномы могли бы сделать для нее отличный кубок, но она предпочла размолоть его в порошок. Белое крошево просыпалась между ее пальцев и смешалось с пеплом и кровью.

Золотое кресло, в котором сидела Николетт, было похоже на трон. Возможно, когда-то это и был трон какого-то правителя. Теперь он стал троном для дьявола. Красивого дьявола, которого люди себе и не представляли. Ей было приятно, что чудовище сегодня не стоит за ее спиной. Ей хватало для внушительности и собственных черных крыльев. У нее имелись собственные когти и собственная несокрушимая сила. Чудовищная сущность ей была в общем-то и не нужна. Даже если когда-то они и были едины с темной половиной, которая привыкла величать себя ее отцом, то теперь все изменилось. Монстр перестал быть доминирующей частью. Он стал просто тенью.

Чем больше проходило времени, тем серьезнее Николетт задумывалась о том, что могла бы править и без него. Их вечный союз продолжал держаться лишь на слабом подобии прежней темной, извращенной любви к своему собственному уродливому отражению.

– Кто из нас появился первым: я или ты? – часто спрашивала его Николетт.

И ответ оставался неизменным:

– Мы всегда были едины.

Но кто-то же должен был быть главным.

Изначально более сильным был он, но теперь все менялось. Раздвоенная сущность уже не стремилась стать единой. Николетт чувствовала, что монстр ей больше не нужен.

А ведь если верить предопределению, то в миг, когда сойдутся стрелки адских часов, он все равно сольется с ней, и они станут неразрывны. И что произойдет тогда? Она нахмурилась. Хочет ли она этого? И если один раз она восстала против всевышнего, то не стоит ли повторить этот опыт уже против темной части себя.

Она хотела остаться такой, какой была сейчас: красивой и самостоятельной. Можно ли запереть свою темную половину в зеркале или оставить ее в неподвижной статуе? Знает ли монстр о ее мыслях? Что если, когда часы пробьют роковое время, у него окажется больше сил, чем у нее?

Ее острые золотые ногти процарапали подлокотник кресла. Николетт недоуменно посмотрела на борозды в предмете из золота и слоновой кости. Иногда сил у нее оказывалось больше, чем рассчитывала она сама, и от этого портились красивые вещи. Ну, в отличие от испорченных или искалеченных людей, вещи можно починить. Она подозвала к себе жестом несколько злобных карликов. Эти существа жутко выглядели, но были теми еще умельцами. Не нужно было им даже ничего показывать, они и сами отлично понимали, что нужно поправить и починить.

Николетт ткнула рукой в изъян и поднялась с кресла. Ее злили манеры этих существ стараться поцеловать полы ее одежды или даже подошвы сапог. Она проходила мимо пира галдящих тварей самых разных форм и размеров, а они стремились поймать полы ее одежды или приложиться губами к краешку каблука. Все это слишком похоже на те почести, которые люди оказывают своим святым и королям, только с куда большим подобострастием. Когда она придет к власти, к настоящей власти, она наведет порядок. Сейчас тоже стоило бы обжигать всех, кто попытается к ней прикоснуться.

Ее слуги все еще обгладывали кости и складывали в горки свои подношения: драгоценности и монеты, которые они вместе с пальцами отняли у своих мертвых жертв. Здесь были кольца, снятые вместе с пальчиками дам, серьги с обрывками мочек, браслеты на мертвых отрубленных руках и монеты, монеты, монеты… столько бархатных и кожаных кошельков, что и не сосчитать. Каждый считал себя обязанным принести к ее трону подарок.

Подарков скопились груды, но довольной Николетт себя не чувствовала. Это был всего лишь их долг, приносить ей подношения. Ничего особенного в этом не было.

Никто не догадывался обрывать и приносить цветы, потому что они вяли прямо в когтях этих тварей. Поэтому здесь не было охапок цветов, только золото и драгоценные безделушки.

У них хватало ума не приносить ей ничего дешевого, наверное, потому, что это тоже было в их природе. Все драгоценные металлы и самородки в мире произошли от падшего архангела. Естественно ее слуг тянуло к любым напоминаниям о ней. Поэтому они срывали кольца с пальцами прямо у проходящих по ночным улицам женщин, оставляли искалеченных плакать и скитаться, в худшем случае, если драгоценностей на них было много, разрывали их на части, и приносили выручку своей царице.

Все драгоценное или золотое давно воспринималось ими, как часть щупалец дьявола, протянувшихся по миру. Так оно и было. Недаром люди сходили с ума и дрались из-за этих материй, даже не подумав о том, что сами они умрут, а нетленное золото достанется потом кому-нибудь другому.

Золото было вечно, как и она, потому что произошло от нее. А искры от ее падения – алмазы, рубины, опалы, изумруды, сапфиры. Вся эта россыпь разлетелась по миру, но обладала качествами единого целого, от которого произошла. Люди старели и обращались в прах, а драгоценности оставались прежними, будто в насмешку над ними.

Николетт подняла чей-то отрубленный безымянный палец с роскошным перстнем, который так и не успели с него снять или сочли это лишним. Ведь пальчик скоро все равно сгниет, а перстень останется. Карбункул в изящной оправе показался ей знакомым. Где-то она видела это кольцо. На руке женщины, которая в то время еще была целой. Женщина, оставшаяся без пальца, все еще жива. Возможно, стоит наведаться к ней.

Николетт ощутила взаимное встречное желание. Ее тоже хотят видеть. Чтобы убить?

Она даже не нахмурилась. Чего еще ожидать от людей? Все они так легко предсказуемы. Слабы, но все равно опасны. Когда-нибудь она истребит их всех.

Всех? Или кого-то стоит оставить?

Вдруг он и не человек вообще, а потерявшаяся душа из ее легионов, которая в наказание за нападку на бога, теперь сама не помнит о своей истиной сущности, как и о своем прошлом? Мог ли Фердинанд оказаться кем-то из ее потерянных ангелов? Она заглянула в его глаза и не вспомнила его. Сколько бы своих утерянных соратников она не перечисляла, но его среди них не было.

Неужели такое совершенное создание может быть всего лишь человеком. Он был почти, как она. Не испытывал никаких слабостей и никаких желаний. Но он был не из ее воинства. Он был сам по себе. Самый обычный смертный юноша без какого-либо проблеска человеческих страстей. За всю история мироздания она еще не встречала такого. Жаль будет его уничтожать. Но когда-нибудь придется. Миг его смерти можно оттянуть до последнего момента, того самого, когда часы пробьют ожидаемый час, но дольше медлить уже будет нельзя. Или она убьет его, или он ее.

Такой, как он, не отступиться от своей цели. Даже если это будет стоить ему жизни, он все равно сделает свое дело. Долг для него превыше всего.

Он первый из людей, кого ей будет жаль. Человек с задатками высшего создания. Обычно ошибки природы были с заниженными данными, а он вдруг оказался выше других.