Бухтарминские кладоискатели

— И это удалось ему? — спросил Роман, как и все остальные, включая Марфу, внимательно слушавший Станислава.

— Представьте себе, удалось, хотя об этом нигде никто не обмолвился. Я имею в виду учёных. Славы среди них он не заработал, а ведь он совершил восхождение на седло Белухи и сделал это на пятьдесят лет раньше нашего В. Сапожникова. Не заметили этого и наши альпинисты, и до сих пор об этом не знают.

— Да, это странно и обидно для него, — согласились и Стёпа, и Роман.

— После восхождения чета Аткинсонов через Зыряновск вернулась в Усть-Каменогорск и далее в Барнаул, где была основная база путешественников. В Зыряновске управляющий горный инженер Оларовский Эпиктет Павлович тепло встретил путешественников. Удивительно, но Аткинсон, не будучи ни геологом, ни горняком, описал водоотливное устройство шахты. Видимо, сказывалось его ранняя профессия; ведь в молодости он был каменщиком.

Дальше была целая эпопея, длившаяся более полугода, с экспедицией в Семиречье, о которой я уже вкратце упомянул. Но это уже была другая история, к нашим краям не имеющая отношения.

Этот англичанин, как и его жена Люси, не были лишены юмора. А забавные сценки виделись ими едва ли не на каждом шагу. Да это и понятно — ведь встречались люди с разной культурой, менталитетом и на разных ступенях развития. Люси рассказывает про двух русских мужичков, решивших для себя давно занимавший их вопрос: что же за напиток шампанское, что так любят их баре и платят за него баснословные деньги? Наверное, очень уж крепкое — вот бы попробовать! Заработав нужную сумму на золотом прииске, купили-таки бутылку барского вина, стоившую в тринадцать раз дороже водки. Долго не решались глотнуть, но где наша не пропадала — обнялись на прощание, махом опрокинули в глотки и… удивлённо уставились друг на друга: «Ну и дураки наши баре: платят бешеные деньги за воду!»

Сам Томас рассказывает о разговоре с неким султаном, который просил его походатайствовать перед царём о пожаловании ему медали. «Так я же сам чужеземец в России», — сказал ему Аткинсон. — «Но ведь казаки слушаются тебя». — «Слушаются, потому что царь дал мне такую бумагу с распоряжением слушаться». — «Сколько же коней и баранов ты отдал за неё?» — «Нисколько», — отвечал Аткинсон. — «Этого не может быть! — не поверил султан. — Я за бумажку, которая несравненно меньше твоей, отдал в Аягузе пять верблюдов и пятьдесят лошадей. А сколько коней можешь купить ты за свою большую бумагу?» Сколько Аткинсон ни уверял, что ему не дадут ни одной овцы, султан не поверил и продолжал упрашивать о ходатайствовании медали.

Другой султан пробовал торговать у Аткинсона его жену, говоря: «Я тебе дам за неё табун лошадей и много женщин и девушек — в проигрыше не будешь». Сама Люси, наблюдая, как на богатых киргизских тоях женщин не допускают к достархану и они, стоя за своими мужьями, ловят бросаемые из-за спин кости, решила отомстить баям. Устроила богатое угощение, пригласив одних женщин. Когда же пришли мужчины, прогнала их, посмеявшись над ними и укоряя. Что чувствовали «венцы природы» герои-джигиты, можно догадаться.

— А рисунки его сохранились?

— Рисунков сохранилось много — рисовальщик он был замечательный. Правда, и тут надо сделать оговорку: в одних картинах он намеренно фантазировал и искажал реальность, в других был точен и показал себя мастером дела. И тут надо опять вспомнить П. Семёнова: в своих замечательных томах «Живописной России» он использовал его рисунки, но нигде не указал авторство, что не делает ему чести. Много рисовал он и в окрестностях Зыряновска, но эти рисунки трудно выделить из общей массы картин Алтая. Рисовал он Бухтарму, Иртыш, тайгу, животных, людей, и есть два неопознанных рисунка, в которых я подозреваю авторство Аткинсона. Это очень хорошие картинки перевозки зыряновской руды на Верхнюю пристань на Иртыше и рисунок тарантаса по горной дороге, где явно угадывается нынешний Осиновый перевал.