Бухтарминские кладоискатели

Вход в преисподнюю

Ни Марфа, ни Пётр Иванович не подозревали о настоящем масштабе найденной их сыновьями чудской копи. Пётр Иванович добродушно подшучивал:

— Ну, как ваша закопушка поживает? Чудака не обнаружили? Я где-то читал, что в старинной шахте когда-то давно нашли древнего рудокопа, цепью прикованного к забою, и с мешочком золота при нём.

Совсем по-другому была настроена Марфа. Женское сердце и чутьё подсказывали ей, что всё не так просто и во всей этой затее может таиться опасность. Но разве удержать матери почти взрослых сыновей, у которых уже пробиваются усы?

И вот как гром среди ясного неба: Стёпа заблокирован в какой-то пещере, и это очень опасно!

— Вот горюшко-то откуда пришло! — запричитала Марфа. — И ведь чуяло моё сердце, что беда в этой растреклятой шахте! И ты, старый, всё потакал: романтика, закопушка, свинорой… Вот тебе и свинорой!

Пётр Иванович молча тут же собрался, и через какие-то полчаса телега Дементьевых, запряжённая Карькой, вместе с Романом выезжала со двора. В тот же день в Столбоуху прибыла команда горноспасателей Зыряновского свинцового комбината в составе четырёх бойцов со всем снаряжением. К вечеру все были на месте и, спустившись в пещеру, убедились, что вода по-прежнему запирает выход. Вместе со всеми был здесь и Фома, предупреждённый запиской, чему больше всех был рад Роман.

— Есть ли ещё другие входы или пути в эту камеру? — спросил Афанасий, командир взвода горноспасателей.

— Нет, отсюда только один выход — тот же, что и вход, — ответил Фемистокл с несколько виноватым видом, — поэтому и упавшие сюда крупные животные, как олени или бизон, выбраться отсюда не могли, даже если бы они оставались живыми после падения.

— Вы сказали «после падения»… — в задумчивости произнёс Афанасий. — Значит, на поверхности был вход. Воронка, дыра, провал, служивший западней?

— Да, как западня, я думаю, естественного происхождения.

— А может, и не естественного, а специально проложенного, чтобы охотиться?

— Навряд ли — туши провалившихся зверей оставались на месте. По крайней мере, часть из них. Троглодиты утащили бы их и съели. Пища у всегда голодных людей была дороже золота.

— Золото голодному человеку не нужно, — подтвердил Пётр Иванович, до сих пор молча прислушивавшийся к разговору.

— Загадочная история, — подтвердил Афанасий, — но она может стать выходом из нашей аварийной ситуации. Надо найти этот вертикальный вход.

— Я об этом сразу подумал, — сказал Фемистокл, — но его никто не видел и не знает, где он, этот вход или западня.

— Эврика! — вдруг воскликнул Роман, до сих пор молчавший в глубоком раздумье. — Я знаю, кто и как его найдёт! Да, да, да! — воскликнул он в возбуждении. — И как это сразу не пришло мне в голову!

— Кто? — враз встрепенулись Пётр Иванович и Афанасий.

— Станислав! Он же делал съёмку подземного лабиринта — значит, может показать, где эта воронка на поверхности. У нас есть план, карта, надо срочно его вызывать, и чтобы он прихватил свои инструменты.

— Да, это выход, — согласились все. — Нельзя терять ни минуты и надо быстрее действовать.

Тут же по рации запросили Столбоуху, а оттуда по телефону подняли на ноги начальство комбината и РОРа.

К утру Станислав был на месте вместе со своим помощником-реечником.

— Что тут у вас произошло? Меня подняли ночью с постели. До рассвета гнали по темноте — как только «козлик» выдержал такую тряску?

Роман коротко рассказал обстановку. Все остальные с надеждой взирали на Станислава, удивлению которого не было границ.

— План подземелья здесь? — первое, что спросил он.

— Да, вот он, — отвечал Роман, разворачивая бумагу.

— Это уже хорошо, — сказал Станислав, — тогда можно попробовать. Правда, в лесу, да ещё с такой травяной растительностью, проложить теодолитный ход будет непросто, — добавил он. — Мне нужны помощники, а может быть, даже лесорубы.

Какое-то время он колдовал над картой, делясь мыслями с Романом, служившим ему помощником и советчиком.

— Опорных геодезических пунктов здесь нет, съёмку я сделал в условной системе координат. Но это не беда — проблема в здешних бурьянах и тайге. Очень плохо с видимостью — придётся искать прогалины в лесу, а это удлинит ход. — И, как бы делясь с самим с собой, добавил: — У меня нет другого выхода, как всё делать графически, а это может сказаться на качестве работы.

— В чём заключается это качество? — спросил Пётр Иванович.

— В точности. В правильности определения местонахождения искомого, — несколько витиевато отвечал Станислав, — ну и, конечно, в скорости работы. В данном случае графически можно всё сделать гораздо быстрее.

Все с энтузиазмом принялись проминать траву, а Станислав, глядя в трубу теодолита, направлял свой ход в сторону Холзуна. К этому делу подключился даже Пётр Иванович, нисколько не отставая от молодых. Фемистокл же успевал ещё и следить за действиями Станислава, то и дело склонявшегося над планом. Уже после второй станции он воскликнул:

— Станислав, я понял ваши действия. Вы измеряете углы и расстояния теодолитом, а потом переносите эти данные на бумагу с помощью транспортира и линейки, а главное, ведёте ход в направлении могильного кургана.

— Да, я работаю упрощённым методом, — подтвердил Станислав, — то есть без вычислений, а если ими заниматься, то прокладка хода займёт не один день.

— Но вы молодцы, что засекли могильный холм в злополучной камере.

— Да, это заслуга Романа — он настоял, — хотя, признаться, мне здорово пришлось помучиться с инструментом в узком лазу.

— В нём и сейчас вся проблема, — согласился Фома.

После долгого и непростого сражения с буйной травяной растительностью, когда уже забили не меньше двадцати колышков, на двадцать первой стоянке Станислав сказал уже далеко за полдень:

— Здесь совсем близко. Пятьдесят два метра от места, где мы стоим.

Направляемый им реечник стоял на скальной гривке, сложенной плитчатыми гранитными глыбами.

— Что-то непохоже, что здесь может быть воронка, — недоверчиво проворчал Афанасий и спросил: — А какова точность ваших измерений?

— Я думаю, ошибка может быть в пределах четырёх метров, от силы пяти, — отвечал Станислав. — Но не в этом дело.

— А в чём же?

— Этот провал, дыра, шахта или восстающий — как хотите, так его и называйте — может быть не вертикальным, а наклонным, то есть идти под углом. А это значит, что на поверхности воронка может оказаться чуть в стороне.

— Да, верно, — чуть не хлопнул себя по лбу Афанасий, — как я сразу об этом не догадался!

— Да, тогда вход в эту преисподнюю может отклониться и на восемь и даже на десять метров, — закончил Станислав. — Многое зависит от глубины провала. Чем она больше, тем больше может оказаться отклонение. Я думаю, глубина будет не меньше тридцати метров. Так что всё это осложнит поиск воронки.

— Будем надеяться, что она сама себя покажет, — сказал стоящий рядом Петр Иванович, всё это время внимательно слушавший разговор.

Поколдовав ещё немного над бумагой с планом и поглядев в теодолит, Станислав крикнул речнику:

— Забивай колышек, — и добавил всем стоявшим рядом с ним: — Я сделал всё, что мог. Теперь ищите сами. Я думаю, нужны будут ломы и лопаты.

Все молча оглядывали каменистый взгорбок, окружённый редким и приземистым кедрачом, среди которого виднелись невысокие деревца рябины. В общем, это была едва выступающая на склоне Холзуна гряда, ничем не выделяющаяся среди других. Плитчатые, выветрелые скалы из серого гранита, подушками и матрацами лежащие на почве и одна на другой. Заросшие кустарником, частично обомшелые и шероховатые, их бока были украшены узорами розового и жёлтого лишайника. Серые плиты, по которым удобно ходить, лазить и можно присесть. Приходилось лишь остерегаться засохших лишайников, скользких под ногой и служащих смазкой под башмаком. Некоторые обломки едва проглядывали сквозь заросли густого ерника из колючего шиповника, жимолости и таволги, явно угнетённых суровым климатом высокогорья, а скорее всего, бедной почвой, тонким слоем покрывавшей скальную породу. Оттого и трава всюду здесь была низкорослой, что было на руку спасателям и облегчало поиски.

— Странно, — с недоверием ворчали рабочие. — Никаких ни следов, ни признаков ни провала, ни воронки — ничего не видать.

Все готовы были с этим согласиться, но Фемистокл деловито сбросил с себя котомку и молча стал обходить каменные глыбы, внимательно осматривая почву под ногами. Глядя на него, Роман, а затем и все остальные так же молча разбрелись по бугристой площадке. Получилось так, что все разделились на три партии. Одна — из спасателей, вторая — из Романа с отцом, и третья — из Фемистокла и присоединившегося к нему Станислава. Однако никто не мог взять в толк, по каким признакам искать, — никаких следов сообщений с подземельем нигде не просматривалось. Ни ям, ни углублений в почве, ни даже рытвин не было заметно. Подозрительным было и то, что не просматривались известняки, а ведь все подземные полости образовались именно благодаря им. И хотя весь этот скалистый бугор и был не столь уж велик, закоулков и щелей между плитами намечалось сколько угодно.

— Не понимаю, — ворчал Афанасий, когда спасатели сделали первый круг обхода, — здесь хоть ноги сломай, вряд ли мы чего найдём. Была воронка, дыра — и куда она могла деться? Если её затянуло землёй, оползнем, то, во-первых, должны остаться какие-то следы, а во-вторых, тут кругом камень, скала — земли, почвы-то, считай, нет. Добро, стояли бы высокие скалы, откуда мог произойти обвал и перекрыть воронку, допустим, во время землетрясения, но ведь и скалы-то такой нет. Фома, что там у тебя, намётки какие есть?

— Под любой плитой может скрываться то, что мы ищем, — уклончиво отвечал тот. — Из всех надо выбрать наиболее подходящую.

— Можно или нет, а мне что-то в это не верится. Как это плита может перекрыть вход? Горы-то ведь здесь нет, чтобы она могла откуда-то свалиться!

Все молчали, почти бесцельно бродя по площадке, и лишь один Станислав всё повторял почти механически:

— Здесь надо искать, здесь. Другого места быть не может.

Спасатели быстро прекратили поиски и стояли кучкой, в задумчивости покуривая самокрутки, и лишь Фемистокл энергично продолжал обход, разглядывая и едва ли не ощупывая каждую каменную плиту. Он заглядывал под них, отходя на шаг, что-то прикидывал и не произносил ни слова. Даже Станислав, сопровождавший его, ничего не мог понять в его действиях.

Наконец остановившись у серой плиты, отличившейся от остальных сравнительно небольшой толщиной, Фемистокл сказал, подозвав Афанасия:

— Здесь надо попробовать.

— А что пробовать? — не понял тот.

— Как что? Надо отодвинуть этот камень.

— Ого, да в нём не меньше полтонны, если не больше. Да и какое отношение он может иметь к воронке? Было бы откуда свалиться, разве что с вершины Холзуна прилетел этот булыжник. Так он и катиться не мог, такой плоский и угловатый. Да и где ж нам с такой каменюкой управиться!

— Тогда для чего же мы все здесь находимся? — сердито буркнул Фемистокл. — А ну-ка поднажмём!