Бухтарминские кладоискатели

Расставание

Новое утро настало тихое и безмолвное, без птичьего пения и щебета, всегда смолкающего в преддверии августа. Притихшая природа как нельзя лучше гармонировала с настроением обитателей лесного лагеря. Вчерашняя праздничная атмосфера сменилась деловой обстановкой и приготовлениями к возвращению домой. Спасатели во главе с Афанасием были в приподнятом настроении, довольные окончанием работ. Наоборот, нотка грусти поселилась у искателей приключений. А тут ещё прилетела иссиня-чёрная птица кедровка и давай оглушительно кричать на всех скрипучим, дребезжащим голосом.

— Да отвяжись ты! — сердито прикрикнул на неё Гоша, но она и не думала отставать, продолжая чему-то сердито возмущаться.

— Жадная она — боится, что будем собирать её шишки, — то ли в шутку, то ли всерьёз сказал Егор и добавил, невесело обращаясь к надоедливой птице: — Да не долдонь ты, шишки ещё не поспели, зелёные!

Никто не откликнулся на слова Егора. Не говорили и о предстоящем расставании, но у каждого в душе таилась лёгкая печаль разлуки. Даже Пётр Иванович, успевший привязаться ко всем и особенно сошедшийся с Фемистоклом, всё повторял, что все здесь стали ему родными. Он долго, но безуспешно уговаривал всех заглянуть к нему на пасеку в Большой Речке, чтобы отведать свежего медку, но все заторопились домой. Фома уже примерял свою котомку на плечах, готовясь отправиться к себе в Уймон, а Пётр Иванович всё никак не отходил от него, жалея, что надо расставаться. Тут же толпились ребята, едва ли не заглядывая ему в глаза и наперебой стараясь пожать ему руки.

— Фома, до встречи! Нас не забывай, приходи!

— Встретимся, встретимся! У меня ещё есть что вам показать и рассказать.

— Да-да, мальчики с вами как за каменной стеной! — подтвердил Пётр Иванович.

Афанасий долго тряс руки спасённым Стёпе и Егору, нечаянно обронив при этом неудачную фразу, не понравившуюся подземным сидельцам:

— Вы, ребята, бравые, но надеюсь, не будете больше делать подобных глупостей.

— Это какие ещё глупости? — насупился Егор. — Это то, что мы лазили в подземную камеру? Так ведь кто-то должен был её исследовать! Не мы — так кто-то другой.

— Верно, Егорша! — похвалил его Степан. — Дерзайте, граф, вас ждут великие дела! Как там про буревестника: «безумству храбрых поём мы песню»!

— Ну, допустим, храбрости там было не так уж много, — деликатно заметил Пётр Иванович, — скорее безрассудство.

— Безрассудство? — Обиженный Егор не сразу подобрал слова. — А как же альпинисты лезут зачем-то на гору, путешественники открывают новые земли, рискуя жизнью?

Он замолчал, будто устыдившись смелости своей речи, а потом добавил невесело:

— А что, неужели все наши приключения закончились? Стёпа с Романом уезжают — нам с Гошей вдвоём, пожалуй, скучновато будет.

— Ну вот, ты уже и запереживал! — неодобрительно отозвался Стёпа. — Во-первых, мы будем приезжать на каникулы, а во-вторых, с вами остаётся Фома, да и Станислав не откажется составить вам компанию. Что ты, Станислав, думаешь об этом?

— Я как раз думаю: не пригласить ли мне из Алма-Аты своего друга-археолога на раскопки? Он такой, что не одного чудика раскопает, а целый город древних рудокопов найдёт! И приедет со всеми бумагами из Института археологии, так что всё будет по правилам и по закону. А что касается тайн, я уверен, что они только начинаются. Тут ещё много чудес откроется.

— Это было бы здорово! — обрадовался Егор. — Все забыли, что Фома ещё обещал показать нам подземную мастерскую, где древние бергалы изготавливали свои каменные инструменты, молотки и зубила. Да ещё мумии в камере мертвецов ждут, когда их раскопают, — вспомнил он, — эту кучу надо разворошить и изучить, что там есть.

— Тебе бы всё ворошить! — возмутился Агафон. — Мало, что ли, в камере просидел? Подняли на ноги чуть ли не весь Зыряновск!

— Ребята, не ссорьтесь, — ласково сказал Пётр Иванович. — Оба вы — и Егор, и Стёпа — молодцы, что сумели выжить, приобрели опыт и впредь будете умнее. По себе знаю, что жизнь — непростая штука и в ней всякое бывает: и хорошее, и плохое. И хорошо то, что хорошо кончается. Вот и Станислав нам здорово помог, и ребята-спасатели, и начальство в Столбоухе, и в Зыряновске. Нам все помогали, никто не отказал, за что всем спасибо.

— Да, я ещё хочу сказать, — к словам отца присоединился Степан, — что мы выжили благодаря совету Егора взять с собой тёплую одежду. Без неё точно дали бы дуба.

— Я же говорю, что вы вели себя достойно, — подтвердил Пётр Иванович. — Не какие-нибудь слабаки, а настоящие таёжники!

Так в разговорах они незаметно вышли на торную дорогу, где спасателей ждал грузовик, а мирно пасшийся здесь же коняшка Дементьевых приветствовал своих хозяев радостным ржанием.

— Желающих прокатиться прошу в мою карету! — запрягая коня в телегу, шутливо обратился Пётр Иванович к своим спутникам.

И хотя места в грузовике было сколько угодно, компания друзей не раздумывая приняла это приглашение. Но что же, старому Карьке везти шестерых крепких седоков, да ещё и по плохой дороге? Конечно, все, кроме Петра Ивановича, взгромоздившегося в бричку, жалея старую лошадку, шли рядом и мирно беседовали.

Звонко, на всю тайгу кричали слётки сарычей, называемых здесь карагушами (значит, не так уж молчалива тайга в эту пору!). Серая гряда Холзуна высилась за спиной, закрывая горизонт. Зелёные пятна кедрачей чередовались там с серыми шлейфами осыпей — корумов, — пятна снега белели лишь кое-где по логам. С другой стороны струился Хамир — светлый, обмелевший к середине лета, — и искорки солнечных бликов вспыхивали в зеленоватой, как изумруд, воде. Стоявший прямо в русле кедр цепко вросся в галечник, и вызывало удивление, как мог он сохраниться, сопротивляясь постоянным разливам мощной реки. «Вот так и надо жить — бороться и не сдаваться, — вдруг почему-то пришло на ум Роману, — и он наверняка счастлив, этот кедр, несмотря на все свои страдания и вечную борьбу за жизнь».

Громыхая на камнях, неспешно катилась телега по кочковатой дороге. Путь шёл пересекая речки, каждая из которых поражала дикой красотой, и все они не были похожи одна на другую. Тегерек — роскошная долина с берёзовым лесом, водопадами и живописными скалами. Громотушка — каменный каньон с грохочущей речкой и кедрами по утёсам, шишки которых падают прямо в воду. Красноярка — речушка, спрятавшаяся в лесных дебрях глубокого ущелья и глухо бубнящая, словно тетерев на току. Ярко светило солнце, на берегу реки, играя, бегали чёрные норки, у моста на Красноярской переправе плескалась в воде выдра. Но погружённые в беседу, друзья ничего этого не замечали. Оставим же их, читатель, в покое — пусть за долгую дорогу наговорятся всласть. Ведь у увлечённых людей темы для разговоров, как и дела, которым они отдаются со всей страстью, не кончаются никогда.