Кукум

Долгая охота

Томас попросил меня собраться в дорогу.

– Куда мы пойдем?

– В верховья. Завтра выходим.

У меня внутри все так и закипело от возбуждения. Он и сам ненавидел эти долгие расставания. Я приготовила все, что понадобится нам в пути – и пожитки, и провизию. Кристина немного встревожилась.

– Там, далеко, будет тяжко, Анда. Куда торопиться? Придет тебе еще случай туда отправиться.

– Спасибо, что беспокоишься обо мне, Кристина. Я хочу все знать. Томас присмотрит за мной. Я ему очень доверяю.

– Я тоже, Анда. Но, боюсь, он так к тебе привязался, что не всегда может взглянуть со стороны…

Сейчас, по прошествии времени, я понимаю ее недомолвки. Мне еще предстояло многому научиться.

Мы вышли на рассвете. Лес казался застывшим от мороза. Снег скрипел под нашими снегоступами. Мы обогнули две горы, и над их пиками показалось яркое солнце. Мы пошли к северу по маленькой извилистой речушке. По ее берегам росли толстые ели, их ветви отяжелели от снега. Шли мы бодро, останавливаясь только для того, чтобы по-быстрому перекусить. Томас прокладывал в снегу путь, а я шла по его следам. Солнце покрыло наши лица золотистым загаром.

– Как ты там, держишься, Альманда?

– Даже ничуть не устала. Позволь тебе напомнить – я ведь выносливая, и к тому же младше тебя!

Мы были так беспечны. «Безрассудны», – добавила бы моя золовка. «Счастливы», – ответили бы ей мы.

Малек смастерил для меня снегоступы соразмерно моим росту и весу, и я без всяких усилий шла следом за Томасом. Темнеет в этом климате очень быстро, и как только солнце стало клониться к закату, мы разбили палатку. На заснеженном берегу Томас выбрал местечко, укрытое от ветров большими деревьями. Поставив палатку, он топором вырубил во льду замерзшей реки прорубь и опустил в воду лески. Мы поели сушеного мяса и улеглись спать поближе к очагу, тесно прижавшись друг к другу. Только звук нашего дыхания нарушал безмолвие северной ночи.

На следующее утро Томас ушел пораньше и вернулся с двумя судаками. Я разожгла огонь, и мы с аппетитом позавтракали свежей рыбой. Так мы шли еще пять дней, пока наконец не устроили стоянку на берегу озера, со всех сторон окруженного холмами, где пробыли пятнадцать дней. Мы ловили куниц, норок и даже рысей – они тут водились в изобилии. Мясо зверей мы съедали, а шкуры сушили. Наконец мы двинулись на запад и там разбили лагерь прямо в лесу.

Ртутный столбик падал, а ветры дули днями и ночами. Мы расположились вблизи нескольких рек, и я помогала Томасу расставлять ловушки и силки. Было холодно, конечно, но мы ни в чем не нуждались.

Еще через неделю мы перешли в другое место, на день пути от прежнего, рельеф здесь был более плоский, и снег лежал не такой густой пеленой. Мы расставили ловушки неподалеку от довольно широкого течения реки, но дичь попадалась редко, и мы снова тронулись в путь. Целый месяц мы выслеживали пушных зверей. Шкур накапливалось все больше, и нести поклажу становилось все тяжелее, так что каждый переход превращался в нелегкое испытание.

В таких непрерывных поисках было что-то опьяняющее. Непросто догадаться, подойдет ли то или иное место для охоты. Надеялись на удачу и рассчитывали на лучшее. За эти недели долгой охоты с Томасом я научилась беречь свои силы и расставлять самые разные силки. Жили мы вместе, деля все пополам, и каждый вечер проводили вместе в палатке. В этой любви было нечто простосердечное, однако это не мешало ей длиться долго.

Под конец пятой недели, набрав предостаточно шкур, тщательно их просушив, мы наконец пришли домой. Наградой были сияющие глаза Малека. Каким важным его одобрение было для той охотницы, какой я стала теперь. На ужин Мария приготовила муш, и мы с аппетитом съели его. Охотничий сезон открывался благоприятными знаками.

Иногда я вспоминала о тетеньке и дяденьке. Каждый час каждого дня, где бы я ни была, чем бы ни занималась, я знала, где они и что делают. Выбрав жизнь в землях инну, я выбрала свободу. Конечно, у такого способа существования были свои издержки, и в первую очередь – ответственность перед членами клана. Зато я наконец почувствовала, что живу, сбросив оковы.