Кукум

Тошнота

Тревожные предвестия отмечались здесь уже давно. Фермеры распахали все невозделанные земли вокруг озера. Повсюду пахло навозом. Выросли новые поселения, и в небо над Нитассинаном вздымалось несколько новых колоколен. Появлялось все больше работающих лесорубов. Начали они с деревьев вокруг озера и поселений. Потом стали подниматься вверх, в лес. Иногда мы видели их в бухте де ля Пип. Бывало и так, что мы натыкались на участки, где они уже вовсю свирепствовали. Лесорубы оставляли после себя только заболоченные места, а над ними вился рой черных мух.

Когда мы встречали места, где все было вырублено подчистую, Томас, обычно такой невозмутимый, просто взрывался.

– Мало им того, что все деревья вырубили, – не унимался он, – нет, они уничтожают всю жизнь вокруг, птиц, животных, убивают самую душу леса. И как только люди способны на такую жестокость?

Томас был прав. Но его рассуждение было словами мужчины инну, знавшего, что ему всегда есть куда вернуться. А дровосек прет напролом, не оборачиваясь. Он следует за прогрессом.

В годы, последовавшие за смертью Ма-лека, стало появляться все больше дорог, чтобы поднимать людей вместе с техникой еще выше в лес. Наверное, будь жив старейшина, он сообразил бы, как подготовить нас к этому. Сейчас мы уже не могли рассчитывать на его мудрость, и это случилось в тот момент, когда мы больше всего в ней нуждались.

Нитассинан менялся на глазах, но мы отказывались это замечать. Или, быть может, просто были не состоянии. Как вообразить лес, срубленный под корень? Время бежало все стремительнее, но мы по-прежнему жили под вздохи умирающего леса, ибо не знали никакой другой жизни.

То лето выдалось теплым и дождливым. Когда оно уже близилось к концу, мы, как обычно, лихорадочно собрали поклажу. Перед отъездом в церковь в Пуэнт-Блё набилось очень много народу, и в теплом воздухе торжественно поплыли песнопения народа инну. Причастившись, весь клан сел в лодку и отправился по реке. На Пекуаками почти не было волн. Река словно все знала и потому затаила дыхание.

Три дня спустя, когда мы подплывали к устью Перибонки, воздух стал тяжелым от тошнотворного запаха размокшей древесины. По озеру плыла громадная, темная и колыхавшаяся масса. Никто из нас никогда не видел ничего подобного. И только подплыв поближе, мы поняли, что это.

Тысячи срубленных стволов двигались по водам Пекуаками, уносимые течением. Древесина прибывала с реки. Нашей реки, в которой теперь приплясывали люди с длинными пиками, на концах которых были большие металлические крючья – ими они цепляли бревна, отнесенные течением и застрявшие между скал.

Мы в каноэ не могли пошевелиться от ужаса. На наших глазах Перибонка, задыхаясь под тяжестью древесных стволов, извергала лес в озеро.