Кукум

Общежитие на четырнадцать квартир

Моя дочь Жаннетта влюбилась в одного из тех мужчин, что трудились на прокладке железной дороги. Он, незаконный сын индейца, пользовался статусом белого. А моя дочь, выйдя за него замуж, лишилась своего статуса индианки. Еще одна махинация, чтобы заставить нас исчезнуть. Ей поневоле пришлось покинуть резервацию. Но в том городе, где она и ее дети оказались единственными краснокожими, все знали, кто они на самом деле. Жаннетта вырастила в городе десятерых детей, девять из которых – девочки. Но жизнь среди белых хотя бы избавляла их от пансиона.

Альма была поселком, состоявшим из вереницы домиков на пологом берегу Петит-Дешаржа. Вода в речке воняла древесной массой с завода по производству бумаги, где работал Франсуа-Ксавье, муж Жаннетты. Ему платили там неплохую зарплату, позволявшую кормить семью. Жаннетта мечтала уехать из его общежития, разделенного на квартиры.

Однажды я приехала посмотреть, как она живет. На старом грузовичке Клемана мы отправились в паломничество в Сент-Анн-де-Бопре и ненадолго остановились в Альме. Со мной были Мария и Кристина, а еще мои дочери Анна-Мария и Виржиния с мужьями. На ночь мы разбили палатки за общежитием, в котором находилась квартира Жаннетты. Массивный силуэт четырехэтажного строения выделялся на фоне других, более скромных домов поселка. По обе стороны здания винтовые лестницы вели на широкие балконы. Здесь кучками ютились четырнадцать семей.

Англичане – те жили выше по течению, по другую сторону Гранд-Дешаржа, в Ривербенде, в зажиточном квартале. Там под деревьями стояли стройные ряды изящных невысоких домиков.

Слухи о нашем приезде распространились с быстротой молнии. Соседи высовывали головы из окон. Другие, кто жил подальше, приезжали на авто. Весь город высыпал поглазеть на дикарей. Любопытные зеваки отпускали шутки насчет наших одежд, им они казались странными, как и наши длинные волосы, и наши палатки. Сдержанность наших манер казалась им пугливой нелюдимостью. Их подозрительность внушала нам ужас. Цвет нашей кожи слишком резко отличался от белизны этого городка.

Мы уехали утром, прямо на рассвете. Что разбило мне сердце – так это вовсе не полные недоверия взгляды, уж с этим-то я бы справилась, – но мучившая детей Жаннетты неловкость перед семьей, которую они стеснялись, и это потрясло меня до глубины души. Я понимала ее, и это было для меня труднее всего. После нашего отъезда этим детям предстоит сносить колкие замечания и насмешки. Даже в городе быть инну нелегко.