Кукум

Печальные горлицы

Через две недели после нашего прибытия в Пуэнт-Блё мы с Томасом одним безветренным утром отправились навестить моих дяденьку с тетенькой. Восходившее солнце понемногу разгоняло туман, висевший над берегами. Мы поплыли вверх по реке Шас, зажатой между поросшими высокой травой склонами. Эти места, в которых я выросла, сейчас казались мне и знакомыми, и чужими.

Издалека я узнала тот холм, где паслись наши коровы. Мы оставили лодку на буром песке и пошли дальше пешком. Скотина в полях вовсю щипала травку. За прекрасной березовой рощицей виднелся домик с фанерными стенами, выкрашенными в белый цвет. Он показался мне еще меньше, чем остался в памяти.

Дяденька рубил дрова, и сухой звук металла эхом разносился в теплом воздухе. Погруженный в работу, отирая пот со лба, он не сразу заметил гостей у себя на участке. К нему редко кто-то приходил. Когда он наконец увидел нас, то несколько мгновений стоял в недоумении, должно быть, пытаясь понять, что привело к нему этих двух индейцев, как вдруг его лицо просияло. Не часто приходилось мне видеть его улыбку, и вот сейчас она согрела мне сердце. Он позвал мою тетеньку, помахав ей рукой.

– Тереза! Иди-ка глянь, кто пришел к нам в гости!

На крыльце показалась маленькая женщина, в сером холщовом платье она казалась совсем хрупкой. Хотя расстояние между нами было еще велико, я видела, как она, прищуриваясь, напряженно вглядывается.

– Альманда? Это ты?

Я в ответ помахала ей рукой, и она воздела руки к небесам. Они с дяденькой бросились обнимать меня.

Мне часто казалось, что я была для них обузой и они приняли меня в семью, повинуясь религиозным убеждениям, то есть просто из христианского милосердия. Та искренняя радость, с какой они меня встретили, очень меня порадовала. Кроме них, у меня не было больше никакой семьи в жизни до появления Томаса.

Мы пили чай на веранде, в окружении полей, которые так долго были всем моим миром. Тетенька забросала меня вопросами и внимательно выслушивала каждый ответ.

– Всю зиму я много молилась за тебя. Я тревожилась. Если тебе там хорошо, Альманда, то больше ни о чем и не думай, малышка.

– Не беспокойтесь об этом, тетенька. Нам там очень хорошо. Ни в чем нет нужды. Сами знаете, что я никогда не могла усидеть на месте. Я всегда готова была и в деревню за покупками сходить, и дяденьке помочь дров нарубить.

Она с улыбкой кивнула.

– Да чего уж там. Я ведь работящая, тетенька.

Она рассмеялась, а следом за ней и я. Мы поели капустного супа, в нем она растопила немного свиного жира. Она рассказала мне деревенские новости. Продвигался проект постройки церкви. Многие местные жители, в их числе мой дядя, считали, что это потребует слишком больших расходов. Но кюре говорил, что это может привлечь в Сен-Прим побольше прихожан.

Сюда и впрямь пришло бы немало колонистов, но привлеченных не церковью, а богатствами этого края. А в тот день, под меланхоличную песнь печальных горлиц, терпеливо поклевывавших что-то в травке, все это показалось мне далеким.

После обеда мы уехали. Дядя с тетей расцеловали меня. Он снова принялся за работу в поле, а она долго смотрела нам вслед. Какие чувства в тот момент таились в ее сердце? Может быть, она гадала, доведется ли нам встретиться еще? Болезнь скосила ее следующей зимой. Она никогда не отличалась крепким здоровьем, а суровая жизнь на ферме истощила все ее силы. Дядя мой, убитый горем, несколько лет прожил один, горбатясь от зари до заката на своем крошечном клочке земли.

И вот однажды кюре, забеспокоившись, что он уже две недели не приходит к мессе, нашел его мертвым в кресле у дровяной печи. Похоронный обряд отслужили в новой церкви, которую торжественно открыли как раз перед самой его кончиной.