Кукум

Ущелье Мануан

Перибонка, вздувшаяся от весенних паводков, выглядела совсем не той, какой показалась мне прошлой осенью. Прозрачные воды превратились в бурные потоки, по которым нашему маленькому плавучему каравану приходилось осторожно маневрировать. Томас, встав на корме, уверенно управлял нашей лодкой, я же разместилась на носу, у основания буквы V, которую образовывали водовороты. Если волны слишком захлестывали нас – самое главное было не опираться на бортики, иначе лодка могла опрокинуться. Вместо этого приходилось высоко поднимать руки, удерживая весло на уровне плеч, чтобы сохранить равновесие.

Бывало, что лодку всю заливало водой, и речная пучина, казалось, вот-вот поглотит нас. Каждый раз у меня ёкало сердце, но челнок выплывал и продолжал путь в бушующей стихии. Когда волна разбивалась о корпус лодки, этот звук походил на хлопок ладонью по барабану. В таком ритмичном танце мы качались на волнах вверх-вниз.

Нам едва хватило недели, чтобы наконец добраться до устья реки Мануан. Позднее я открою для себя этот великолепный поток, проложивший себе путь среди головокружительных отвесных скал из черного гранита до красивого озера, окруженного зелеными холмами. Мы называли это место ущельем Мануан, и много семейств останавливались тут на несколько дней, а то и на несколько недель.

«Немного отдохнем здесь», – постановил Малек.

Мы обустроились на песчаной косе, расположенной в отдалении от других. Впервые я видела столько инну вместе за пределами Пуэнт-Блё. После стольких месяцев в уединенных землях на стоянке приятно оказаться в небольшой палаточной деревушке. Люди смеялись, кругом резвились и играли дети. Я узнала несколько знакомых лиц, с которыми встречалась прошлым летом. Кое-кто из них был гостем на нашей свадьбе, и сейчас они были очень рады снова видеть меня. Такие теплые встречи имели для меня особое значение – ведь моя белокурость и голубые глаза напоминали всем о моем происхождении.

Месяц за месяцем я всячески старалась овладеть языком инну-эймун, и сейчас мне уже удавалось худо-бедно понимать его. Видя, какие усилия я прилагаю и как мне трудно, Томас с семьей теперь стали разговаривать помедленнее. Но в веселой праздничной атмосфере в ущелье Мануан люди перебрасывались репликами с такой живостью, что я не понимала всего, и если теряла нить разговора, то просто весело смеялась. Смех понимают все инну.

Вечером все расселись вокруг большого костра. Старейшина поставил барабан и задал ритм. Можно было начинать танцевать.

В доме моей тети танцы были чем-то опасным, их следовало остерегаться. Но инну верят, что танец умиротворяет дух животных и выражает любовь, которую люди чувствуют друг к другу.

Танцоры двигались в такт барабанному бою. Мягким и прерывистым шагом они приплясывали вокруг огня, игравшего на их лицах багровым отсветом. Я наблюдала за ними как зачарованная. Никогда еще не видела я столько мужчин и женщин, объединенных в общем порыве. Наверное, Кристина заметила это, потому что схватила меня за руку и вовлекла в круг женщин. У мужчин был свой, и Томас плясал в нем, и так оба круга вращались в направлении солнца.

Старейшина – пел только он один – иногда вел пляшущих модуляциями своего голоса. Иногда кто-то из мужчин вскрикивал: «Хэхх!» Или кто-нибудь из танцоров вдруг оборачивался, состроив рожу, дабы рассмешить того, кто следовал за ним. Некоторые складывали руки на груди, другие размахивали ими в такт своим движениям.

Мягкий лунный свет озарял песни инну, чье эхо терялось в лесу теней. Клещи мороза наконец начали разжиматься, и пляска у костра согревала как сердца, так и плоть.

Когда мы вернулись к себе, Томас опрокинул меня на ложе. Одну за другой он снял все мои одежды со странной смесью медлительности и торопливости. Его руки скользили по моим бедрам, ощупывали мой живот, мои груди. Его ладони жгли мне кожу. Я страстно взяла его лицо в ладони и целовала в губы долгим-долгим поцелуем. Стоит мне сейчас закрыть глаза – и от воспоминания до сих пор кружится голова. Никто, даже смерть, не в силах у меня этого отнять.

Прошло несколько недель, мы снялись и снова отправились в путь. Мы продвигались все дальше, и рельеф становился мягче. Лес выглядел зеленее. Поблизости чувствовалось дыхание озера – и мы гребли с удвоенной силой.

Пекуаками появилось за поворотом излучины, бескрайнее и величавое. После месяцев, проведенных в лесу, его бесконечность, уходившая за линию горизонта, казалась ослепительно светлой.

Счастье – штука трудноопределимая. Но это именно то, что я почувствовала в тот миг, в этом каноэ рядом с Томасом, окруженная нашими людьми, глядя на озеро. Наше озеро. Мы плыли по нему в тихом безмолвии, слишком взволнованные, чтобы проронить хоть словечко. Другие лодочные процессии обгоняли нас или плыли позади. Долгое путешествие индейцев инну подходило к концу.

Когда мы проплывали по реке Шас, перед моим взором тут же возникла картинка, как Томас проплывал по этим водам, чтобы встретиться со мной. Я бросила на него быстрый взгляд. Он улыбнулся. Тетенька и дяденька наверняка вовсю работали в это время дня. Июнь – важный месяц для фермеров, начинают всходить посевы. Люди надрываются, моля небеса даровать им дождь или солнечные деньки.

Деревня в Пуэнт-Блё показалась мне одновременно такой же, какой я оставила ее прошлым летом, но в то же время изменившейся. И все-таки у меня было ощущение, что я вернулась домой.

Мы разбили палатки у подножия холма, неподалеку от церкви, как раз там, где позже я построила свой дом.