Негласные войны. История специальных служб 1919–1945. Книга первая. Условный мир

Советский Союз вел оперативную разведку в Маньчжурии силами 4-го отдела штаба Особой Дальневосточной армии (с 1930 года — Краснознаменной), который открыл на сопредельной территории несколько резидентур для сбора информации и сформировал “Особую группу № 100” для выполнения диверсионных задач. К сожалению, к началу января 1934 года выяснилось, что агентурный аппарат этих разведорганов сильно засорен. Японцы раскрывали советских агентов, силами местной полиции арестовывали их, перевербовывали и депортировали в СССР в качестве двойников, внедряя таким образом в советскую военную разведку. Проведенное Особым отделом углубленное расследование причин и последствий этих провалов установило крайне низкий уровень подготовки направляемых на загранработу сотрудников, отсутствие убедительных легенд и абсолютно безответственное отношение руководства 4-го отдела к требованиям конспирации. Например, при прохождении минно-взрывной подготовки на базе Амурской флотилии будущие нелегалы носили форму сухопутных войск, сразу же выделявшую их на фоне окружающих моряков. Многие из них были знакомы между собой, ходили в гости друг к другу и вообще не делали секрета из предстоящей закордонной работы, уповая на то, что находятся среди своих. В результате подобных случаев расконспирирования система оперативной и тактической военной разведки в Маньчжурии оказалась полностью разрушенной.

Иным было положение в стратегической разведке. В 1929 году руководство Разведупра поставило перед сотрудниками китайского направления четыре основные задачи:

— срочное восстановление утраченных контактов с оттесненными вглубь страны коммунистами;

— повышение качества добываемой информации о Чан Кайши, Гоминьдане и курсе нанкинского правительства, позволяющей принимать обоснованные политические решения;

— восстановление разрушенной после закрытия в апреле 1929 года советских консульств системы оперативной радиосвязи;

— возобновление текущей военной разведки.

Для решения этих вопросов в Китай отправились несколько агентурных групп, общее руководство которыми осуществлял резидент “Алекс”. В ряде источников утверждается, что под этим псевдонимом “Алекс” скрывался А. А. Розенталь (Борович), но это неверно. Хотя этот разведчик действительно использовал псевдоним “Алекс” и тоже работал в стране, в рассматриваемый период он находился на нелегальной работе в Европе, а в 1931 году перешел на службу в ВСНХ. В Китае Розенталь появился лишь в апреле 1936 года и под фамилией Лидов до лета 1937 года работал помощником заведующего отделением ТАСС в Шанхае. “Алексом”, о котором идет речь в данном случае, являлся известный разведчик А. П. Улановский (Хаскелевич).

А. П. Улановский

Рихард Зорге

Зорге, Борович и радист, немец Иозеф Вейнгартен (“Вили”, “Вилли”) прибыли в Шанхай в январе 1930 года. К лету, после окончания периода становления организации и обрастания связями, “Алекс” убедился в полной готовности нового сотрудника к самостоятельной работе. Зорге явился в германское генеральное консульство с рекомендательными письмами из Берлина от пресс-службы МИД, помогшими ему войти в местные журналистские и дипломатические круги. Неоценимую помощь оказала известная своими левыми убеждениями и связями с индийскими социалистами американская журналистка Агнесса Смедли. Возможно, самым ценным ее подарком оказалось знакомство разведчика с японским корреспондентом газеты “Асахи” Ходзуми Одзаки, будущим активным участником не только шанхайской, но и токийской нелегальной резидентуры “Рамзай”. В мае 1930 года Зорге выехал в Гуаньчжоу и под журналистским прикрытием совершил оттуда несколько “исследовательских” поездок по южным районам страны. В начале 1931 года он должен был передать руководство группой “Полю”, вместе с “Джоном” прибывшему ему на смену, однако фактически это произошло лишь в декабре 1932 года.

Ходзуми Одзаки

Резидентура Зорге постепенно разрасталась. С ним была связана и видная разведчица Урсула Кучински (Рут Вернер, “Соня”), а в 1929 году в Китай прибыл будущий радист токийской резидентуры “Рамзай” Макс Готфрид Фридрих Кристиансен-Клаузен. В дальнейшем он работал с “Джимом”, а также ездил в Харбин для установки радиоаппаратуры маньчжурской резидентуры военной разведки, причем смонтировал передатчик прямо в доме американского консула Лиллестрома. Следует отметить крайне неудовлетворительную проработку легенды Зорге в Центре. Его приверженность коммунистической идеологии и членство в компартии были прекрасно известны немецкой полиции, которой стоило просто заинтересоваться прошлым журналиста, чтобы сразу же обнаружить это. Собственно говоря, ситуация вовсе не была катастрофической. Множество германских коммунистов, от депутатов рейхстага до рядовых членов партии, сменили свои убеждения или просто предпочли переметнуться на другую сторону и теперь являлись сторонниками или даже членами НСДАП. Тщательная отработка могла значительно обезопасить “Рамзая”, причем осуществить это было вполне реально, как было проделано, например, с некоторыми агентами из “кембриджской группы”. В случае же с Зорге Центр никак не отработал версию его отхода от ГКП, и любые попытки скрыть его прежние связи носили бы совершенно неестественный характер. Все это поставило на грань провала операцию, а также подвергло угрозе жизнь и свободу резидента и его подчиненных. Контрразведывательная подготовка являлась также наиболее слабой стороной самого “Рамзая”. Неудовлетворительная постановка конспирации в за-гранточке приводила к ее расконспирированию перед посторонними. Например, в 1932 году произошел буквально анекдотический случай, когда Кан Шэн по своим каналам не только вычислил резидентуру и ее руководителя, но и по-дружески предупредил Зорге о наличии в ней агента полиции. Непрофессионализм резидента в контрразведывательных вопросах привел к его отзыву из страны в 1932 году и, в конечном счете, послужил основной причиной его провала в 1941 году.

К. М. Римм

Помимо Зорге, в 1931 году в Китай для изучения китайской Красной Армии и организации связи с ней прибыли сотрудники военной разведки Фельдман и Фрейлих. Последнего обычно ошибочно именуют “Фролих”; им являлся А. Ю. Гайлис (Валин). Оба разведчика потерпели неудачу, после чего вернулись в Москву. В Шанхае действовала и нелегальная резидентура Разведупра под руководством К. М. Римма (“Пауль”).

Его радисткой была молодая француженка Рене Марсо. В 1933 году Римм передал руководство Я. Г. Бронину (“Вальден”, “доктор Бош”, “Я. Горев”, настоящая фамилия Лихтенштейн[166]), имевшему латвийский паспорт на фамилию Абрамов[167]. Задачей этой точки являлось создание параллельной резидентуры в Токио, однако выполнено оно не было. Бронин провалился и был осужден на 15 лет тюремного заключения, причем за все время следствия, суда и последовавшего заключения его личность так и не была установлена. В 1935 году Центр попытался подкупить китайского служащего и спасти бывшего резидента, однако тот передал взятые деньги в контрразведку, которая предала огласке всю историю и спровоцировала крупный скандал. В следующем году находящемуся в тюрьме бывшему резиденту присвоили звание бригадного комиссара, а 11 октября 1937 года его обменяли на арестованного в СССР сына Чан Кайши Цзян Цзэминя, который официально проживал в Советском Союзе под именем Н. В. Елизарова. Еще одна резидентура Разведупра действовала в Китае под руководством “Джима” (Лехман, Гревич, Вилли) и отвечала главным образом за радиосвязь.

Тем временем оборвалась короткая жизнь главного противника Чан Кайши маршала Чжан Цзолиня. Внешняя канва этого события известна, зато его подлинная подоплека до сих пор вызывает сомнения. В ночь на 4 июля 1928 года на пекинском вокзале в своем личном поезде он провел переговоры с военным советником японским генералом Нанао и его адъютантом, будущим известным и высокопоставленным разведчиком Кэндзи Дои-харой. Через несколько часов после их окончания, когда поезд маршала уже приближался к Мукдену, под его вагоном произошел прекрасно рассчитанный взрыв. Внешне казалось, что японцы потеряли своего главного ставленника в Китае, но в действительности они уже давно разочаровались в нем. Чжан стал проводить не устраивавшую их политику, пытался сблизиться с Соединенными Штатами и даже начал прокладывать новую железную дорогу, конкурировавшую с находившейся в японской концессии Южно-Маньчжурской железной дорогой (ЮМЖД). Этого японцы в Токио стерпеть уже не смогли и — по одной из версий — пошли на острую акцию. Прогноз японской разведки относительно преемника маршала оправдался, им действительно стал его более управляемый сын генерал Чжан Сюэлян, однако в его психологической оценке она грубо ошиблась. Сын люто возненавидел японцев за убийство отца и вместо контакта с ними предпочел установить союзнические отношения со своим бывшим врагом Чан Кайши, чтобы метать обидчикам, где и как только возможно. Существует и другая версия этих событий, согласно которой маршала устранила советская внешняя разведка, называется и конкретный руководитель акции — Н. И. Эйтангон, и главный исполнитель — X. И. Салнынь, и его помощник — И. Ц. Винаров. Судя по всему, окончательное установление истины в этом вопросе невозможно без соответствующего открытия архивов разведки Российской Федерации.

Китай безуспешно пытался жить нормальной мирной жизнью, однако внутренние распри продолжали разрывать страну на части. В октябре 1930 года Гоминьдан провозгласил своими первоочередными задачами подавление коммунистического движения и бандитизма, восстановление финансовой системы, создание некоррумпированной и эффективной администрации, организацию автономии районов и ведение экономической разведки. Государство укреплялось, и через год Национальное собрание приняло в Пекине конституцию. Борьба на внутреннем фронте отвлекла внимание китайских разведчиков и дипломатов от надвигавшейся внешней опасности. 18 сентября 1931 года к северу от Мукдена на одной из веток находившейся в японской концессии ЮМЖД прогремел взрыв. Провокация оказалась не очень правдоподобной, ибо первоначально японцы опрометчиво предъявили для всеобщего обозрения тела двух якобы убитых при отходе от места взрыва китайских солдат в обычных пехотных мундирах. Британский военный атташе публично усомнился, что генералы Чжана поступили столь глупо и отправили на взрывные работы простых пехотинцев, а не специально обученных подрывников. На следующий день на тех же трупах появилась саперная форма, однако было уже поздно, промах был замечен и разошелся по информационным агентствам всего мира. Более того, вызывает сомнение сам факт повреждения путей, хотя бы символического, поскольку осмотреть место диверсии не позволили никому, а движение по якобы уничтоженным рельсам восстановилось практически немедленно после взрыва. Но мелочи наподобие правдоподобности инсценировки не слишком заботили Японию, на стороне которой была вооруженная сила. Воспользовавшись “маньчжурским инцидентом”, ее войска немедленно начали наступление на китайскую Северо-восточную (1-ю национальную) армию под командованием Чжан Сюэляна для занятая полосы вдоль ЮМЖД к северу от Чанчуня.