Негласные войны. История специальных служб 1919–1945. Книга первая. Условный мир

Самые серьезные операции по противодействию активности спецслужб Японии проводились, естественно, не на ее территории. С 1931 по 1935 годы полпредство ОГПУ по Восточно-Сибирскому краю (ВСК) создало легендированную антисоветскую подпольную организацию с целью выхода на японские разведывательные органы в Маньчжурии, в частности, военные миссии (ЯВМ), и перехвата каналов проникновения в Забайкалье японской и белоэмигрантской агентуры. Идея оперативной игры (литерное дело “Мечтатели”) принадлежала начальнику Особого отдела полпредства А. М. Борисову, а с 1932 года ее практически проводил возглавлявший одновременно иностранное и контрразведывательное отделения Б. И. Гудзь. Общее руководство игрой осуществлял полпред ОГПУ по ВСК Я. П. Зирнис.

Эта крупномасштабная операция началась с получения согласия на участие в ней бывшего полковника колчаковских войск И. В. Кобылкина, родной брат которого занимал руководящий пост в дальневосточном отделе РОВС, а в 1934 году возглавил его. Создание леген-дированной организации хорошо вписывалось в общую обстановку в Восточной Сибири, где население, особенно достаточно многочисленные забайкальские казаки, до революции было вполне зажиточным. Совершенно очевидно, что здесь у большевиков отсутствовала социальная база в лице беднейшего крестьянства, служившего опорой их аграрных преобразований в европейской части РСФСР. Это обстоятельство не составляло секрета ни для японцев, ни для эмигрантских организаций, вырабатывавших свою стратегию исходя именно из данной обстановки, и в этих условиях легендированная организация выглядела значительно реальнее, чем на западе страны.

В 1931 году проводник международного поезда привез Кобылкину-старшему в Харбин письмо от брата из Иркутска. ОГПУ выбрало такой способ доставки, поскольку отправка по обычным почтовым каналам неизбежно вызвала бы у адресата настороженность. На письмо последовал ответ, завязалась переписка, постепенно перешедшая от семейных и бытовых тем к более острым политическим вопросам. Кобылкин втягивался в игру. Изменился и тон писем из Харбина, теперь было совершенно очевидно, что за многими его вопросами стояла японская военная миссия. В Иркутске поняли, что объект готов к углублению контактов, и начали переводить их на конспиративный уровень. Кобылкин-младший попросил брата прислать ему шифр, поскольку их переписка давно уже утратила невинный характер и могла повлечь серьезные неприятности. К этому времени японцы в Харбине совершенно определенно считали, что на территории Восточно-Сибирского края действует подпольная антисоветская организация, поскольку один человек явно не мог бы обеспечить ответы на все множество задаваемых ему вопросов. Шифр был успешно доставлен, и ОГПУ перешло к следующему этапу втягивания противника в игру “Мечтатели”. Младший брат сообщил старшему, что не может рисковать своими соратниками и от ненадежного почтового канала желает перейти к курьерской связи.

Она требовала организации “окна” на границе, которое необходимо было создать не только на советской, но и на маньчжурской стороне. В этих целях ОГПУ направило за кордон члена организации Олейникова, не имевшего понятия о ее легендированном характере Курьер действительно являлся активным борцом против режима и никогда не согласился бы на сотрудничество с чекистами, поэтому использовался “втемную”. Это отразилось и в присвоенном ему псевдониме “Темный”. Японская контрразведка поверила в Олейникова и подпольную организацию и возвратила его обратно с оружием, деньгами, листовками и конкретными заданиями. В ЯВМ операция получила название “Большой корреспондент” и долгое время считалась одной из самых успешных комбинаций, проведенных против СССР. В течение всего 1933 года в Маньчжурию уходила дезинформация, в обмен на которую поступали инструкции, деньги, оружие и литература. Были взяты под контроль каналы заброски на советскую территорию агентуры противника, уточнены интересовавшие его вопросы и направления деятельности. Японцы полагали, что с помощью “Большого корреспондента” они контролируют обстановку в Забайкалье, в том числе и в штабах дислоцированных там войск. Их доверие следовало постоянно укреплять, и полпредство ОГПУ начало подготовку к отправке через “окно” не обычного курьера, а человека, играющего роль одного из руководителей штаба организации.

К этому времени курировавший игру Б. И. Гудзь уже был переведен в центральный аппарат ОГПУ, а иностранное отделение полпредства возглавил М. С. Яковлев. Новый руководитель оперативной игры продолжил линию предшественника и направил в Харбин одного из своих лучших агентов, бывшего священника В. Т. Серебрякова. Его поездка прошла удачно и весьма продвинула комбинацию “Мечтатели” к выполнению одной из ее основных задач — заманиванию на советскую территорию Кобылкина-старшего. Предварительно руководитель дальневосточного отдела РОВС направил в СССР своего помощника Е. Л. Пере-ладова с целью организации диверсий, ведения разведки и проверки безопасности канала переброски. Эмиссару позволили оставаться на свободе до отправки в Харбин письма с условным сигналом безопасности, а затем немедленно арестовали. Позднее на советскую территорию прибыл и сам Кобылкин, которого постигла та же участь. Игра продолжалась до 28 мая 1935 года, когда в результате ошибки в ориентировании на местности двое шедших из Маньчжурии вслед за Олейниковым агентов, в том числе его брат, сбились с маршрута, ушли в сторону от “окна”, наткнулись на пограничный наряд и в перестрелке были убиты. “Темного” вскоре арестовали. Из-за опасения расшифровки оперативной игры ее пора было сворачивать. Литерное дело “Мечтатели” завершилось в Иркутске открытым судебным процессом над Кобылкиным-старшим, Переладовым и Олейниковым, в сентябре 1935 года приговоренными к смертной казни и расстрелянными. О том, как воспринял приговор Кобылкин-младший, и о его дальнейшей судьбе сведений не имеется.

Японская разведка не ограничивалась непосредственно проводившимися на территории СССР операциями, она активно работала также и по входившей в орбиту советского влияния Монгольской народной республике, против которой была направлена деятельность ее резидентур в Хайларе и Маньчжурии. Им вменялось в обязанность осуществление далеко идущего плана глобальной дестабилизации одновременно Северного Китая, МНР и советского Дальнего Востока. Независимое монгольское государство представляет собой так называемую Внешнюю Монголию, а расположенная к югу от нее Внутренняя Монголия входит в состав Китая. Обе эти области являются моноэтническими, причем после революции немало эмигрантов переселилось из Внешней Монголии во Внутреннюю. Однако в китайском государстве всегда было неуютно лицам не ханьской национальности, и это обстоятельство создало благодатные предпосылки для подъема национального движения монголов на севере Китая, объединения его с контрреволюционным движением в МНР и попытки создания из обеих Монголий единого марионеточного государства, аналога Маньчжоу-Го. В результате этого наносился мощный удар по Китаю, ликвидировался союзник СССР на Дальнем Востоке, создавалась напряженность на советско-монгольской границе и образовывался обширный и удобный плацдарм для возможного наступления на Советский Союз. Аналогичные планы японцы вынашивали и в отношении проживавших в Китае уйгуров. Британцы первыми разглядели эту опасность и также пожелали осуществить нечто подобное, естественно, в собственных интересах, однако их силы в этом районе Азии оказалось явно недостаточными для реализации столь масштабного проекта. Японцы же наметили и стали проводить операцию по сплочению монгольских эмигрантов в Китае вокруг подчиненного далай-ламе высокопоставленного буддистского священнослужителя панчен-богдо, что позволило им расширить вербовочный контингент за счет лам (монахов), а также использовать многие монастыри в качестве складов оружия и опорных баз разведки. Сформированные из эмигрантов отряды должны были осуществить вторжение в МНР, поддержать которое планировалось восстанием внутри страны. Сбросившая власть социалистов Монголия становилась катализатором присоединения к ней Внутренней Монголии, поддержанного вооруженной силой японской армии.

Столь широкомасштабные приготовления не остались незамеченными. Ответом на них стала активизация ОГПУ и создание в 1922 году по его инициативе при штабе Монгольской народно-революционной армии (МНРА) службы разведки и контрразведки под названием Государственной внутренней охраны (ГВО). Ее основной задачей являлась защита государственного суверенитета Монголии от внешних посягательств, под которыми понимались агрессивные устремления Японии, территориальные претензии к МНР со стороны Китая (Чжан Цзолинь и Ян Сишань, позднее также Чан Кайши) и набеги из Маньчжурии частей атамана Семенова. Первым руководителем ГВО стал Константин Баторун.

Главным инструктором Государственной внутренней охраны и одновременно руководителем советской внешней разведки в Тибете, Внутренней Монголии и Северном Китае был назначен Я. Г. Блюмкин, первый начальник контрразведывательного подразделения ВЧК, более известный по своему активному участию в покушении на германского посла Мирбаха и службе у Троцкого. Когда в конце 1926 года он прибыл на эту должность, ГВО не представляла серьезную силу, а ее работа осуществлялась в основном репрессивными методами. Ни разведки, ни контрразведки как таковых не существовало, процветали пьянство, некомпетентность сотрудников и напрочь отсутствовала дисциплина. Постепенно с помощью советников из СССР работа стала налаживаться, хотя часто ей мешал тяжелый и неуживчивый характер Блюмкина. Он восстановил против себя многих в советском полпредстве, в резидентуре и среди монголов, однако в самой ГВО авторитет главного инструктора был весьма высок, он фактически руководил этой секретной службой. Под руководством советников открылись резидентуры монгольской разведки в Кобдо и Самбе, а также в китайских городах Калган и Хайлар. Постепенно секретная служба стала приобретать источников и получать информацию о происходящем в стране и за ее пределами не только на допросах арестованных, но и оперативным путем. По инициативе Блюмкина разведка развернула оказавшуюся весьма перспективной работу по линии ламства. ГВО и ОГПУ смогли совместно внедрить агента в окружение далай-ламы и наладить получение информации об обстановке в окружении панчена-богдо, а это, в свою очередь, в конечном итоге позволило расколоть его организацию и ликвидировать широкомасштабный заговор японской разведки.

В январе 1927 года Блюмкин выезжал в Северный Китай для установления контактов с генералом Фэн Юйсяном и помог ему организовать собственную разведку и контрразведку, но в мае вновь вернулся в Улан-Батор, где создал в советской колонии вконец нетерпимую обстановку. Хотя советник ОГПУ оказался личностью очень сложной и неуживчивой, до некоторых пор все сходило ему с рук, он добился отзыва и отправки в СССР многих советских специалистов, вплоть до начальника штаба МНРА В. А. Канделари. Летом 1927 года в районе Самбейса вспыхнуло восстание. Блюмкин должен был участвовать в его подавлении и потребовал предоставить ему право расстрела любого контрреволюционера без суда, руководствуясь исключительно своим личным мнением. Монгольские власти отказались дать такое разрешение, и тогда главный инструктор устранился от ликвидации мятежа. Затем последовало еще много разного рода скандальных действий Блюмкина, в том числе его демонстративное заявление о выходе из ВКП(б), не получившее, однако, дальнейшего хода. Развязка наступила в октябре 1927 года. Без согласования с официальными инстанциями и без соответствующих полномочий главный инспектор ГВО арестовал и отправил в Советский Союз секретаря издательского отдела РВС МНР Нестерова и еще двух человек, о чем впоследствии писал не без гордости: “Я их рассматривал, главным образом Нестерова, как вредителя советской работы в Монголии… как белогвардейца, которого нужно, не задумываясь, уничтожить”[170]. Однако и в Улан-Баторе, и в Москве на этот счет имелось совершенно иное мнение. Арест стал причиной крупного дипломатического скандала, едва не послужившего причиной отхода МНР от СССР. Блюмкина сразу же отстранили от дел, а прибывшая на празднование десятилетней годовщины Октябрьской революции монгольская делегация привезла в Москву официальное требование о его отзыве. Больше в Монголии Блюмкин не появлялся, однако налаженная при его прямом участии оперативная работа продолжалась. ГВО внедрила свою агентуру в структуры китайской разведки и сумела взять под контроль некоторые ее каналы перемещения людей и грузов и связи с источниками. Советские специалисты в Монголии продолжили свою работу.