Негласные войны. История специальных служб 1919–1945. Книга первая. Условный мир

— Секция общих вопросов (политика, кадры, дисциплина, учет);

— Секция службы (снабжение, организация и подготовка; безопасность; контрразведка).

Кемпейтай первую очередь была призвана повышать боеготовность армии и укреплять ее дисциплину. Аппарат жандармерии в начале 1930-х годов насчитывал 315 офицеров и около 6000 унтер-офицеров, рядовых и гражданских служащих, распределенных по центральному аппарату и войскам. Флот имел собственную жандармерию Токейтай, которая, однако, далеко не достигла такого влияния, как ее армейский аналог.

Гражданскую контрразведку осуществляла сформированная министерством юстиции политическая Особая высшая полиция (Токубецу кото кэйсацу, или Токко) с зарубежными отделениями в Шанхае, Лондоне и Берлине. Ее центральный аппарат в 1932 году состоял из шести отделов:

— 1-й отдел (надзор за крайне левыми и крайне правыми партиями и организациями);

— 2-й отдел (надзор за иностранцами и иностранным влиянием на территории страны);

— 3-й отдел (экономика и трудовые отношения);

— 4-й отдел (надзор за корейской диаспорой);

— 5-й отдел (цензурный);

— 6-й отдел (юридический).

Полицейский контроль пронизывал японское общество насквозь. Полиция имела значительно более широкие права, чем это принято на Западе, и регулировала даже такие сферы, как здравоохранение, образование и строительство, а также выдавала предпринимателям разрешения на любые виды деятельности. Тотальность контроля обеспечивала традиционная для Японии система взаимного контроля и надзора “Тонари гуми”, при которой граждане организовывались по домам, кварталам и улицам. Руководители таких ячеек отчитывались перед территориальными органами Токко, а в окрестностях военных объектов — перед соответствующими структурами Кемпейтай. Все домашние слуги в обязательном порядке предоставляли в полицию отчеты о своих хозяевах, и если в отношении японцев это правило не всегда строго соблюдалось, то обслуживавший иностранцев персонал находился под неусыпным надзором. Зафиксирован случай, когда слуга просил хозяина-англичанина дать ему любой клочок бумаги с рукописным текстом, вне зависимости от содержания, чтобы ему было что предъявить своему руководителю.

Не меньшее внимание японцы уделяли и внешней разведке, разделявшейся на гражданскую и военную. Дипломатической разведкой ведало Исследовательское бюро министерства иностранных дел (Чоса киоку), состоявшее из трех основных подразделений:

— I секция — сбор информации, в основном, из открытых источников, ее организация, исследование областей, за исключением отнесенных к компетенции секции II, а также изучение дипломатической истории;

— II секция — исследование СССР и стран Западной Азии;

— III секция — непосредственный сбор разведывательных данных.

Некоторые другие подразделения МИД также ведали отдельными направлениями оперативной работы, в особенности Бюро зарубежных представительств. Оно руководило посольствами, миссиями и консульствами, большинство из которых одновременно являлись и резидентурами дипломатической (политической) разведки.

Военная разведка разделялась на морскую и сухопутную (армейскую). Первая из них была представлена двумя структурными подразделениями генерального штаба флота. 3-й (разведывательный) отдел прославился еще в японо-китайской войне 1894 года, а затем прекрасно показал себя в русско-японской войне 1904–1905 годов и заслуженно считался гордостью военно-морских сил. Радиоразведка, включавшая перехват сообщений, криптоанализ и анализ перехвата, относилась к компетенции Секции специальной службы (Токуму хан). В военно-морских базах располагались ее периферийные отделы (Токуму бу), а также так называемые Бюро офицера-резидента (Зайдзин букан фу). Специальная разведка осуществлялась в тесном контакте с 4-м отделом, отвечавшим за связь на флоте. Агентурную работу существенно дополняла зарубежная сеть военно-морских атташе, подчинявшаяся особому подразделению штаба.

Военная разведка относилась к компетенции 2-го отдела генштаба сухопутных войск (Дай ни бу), состоявшего в рассматриваемый период из Западного и Китайского подотделов. Как и на флоте, радиоразведку вело отдельное подразделение штаба — Управление специальной службы (Токуму кикан). Кроме того, некоторые разведывательные функции выполняли Отдел войск (Рикугун бу) и Отдел внешних сношений (Рендаку бу), руководивший сетью военных атташе. Следует отметить, что в вопросах организации агентурных сетей атташе оказались едва ли не главным элементом японского разведывательного сообщества, поскольку были прекрасно подготовлены к выполнению своих задач и имели собственный штат сотрудников, в том числе и гражданских лиц. Дипломатические представительства, военные командования и военные миссии Японии за рубежом составляли основу ее единой разведывательной системы, в которой каждый посол и армейский или флотский начальник от уровня командующего армией или военно-морской базой и выше через подчиненные ему подразделения руководил оперативной работой в своей зоне ответственности. Собственную разведку в виде Японской военной миссии (ЯВМ) в Харбине имела Квантунская армия, а ее безопасность обеспечивала в основном Кемпейтай.

Все это не уберегло страну от ударов вражеских разведок, которые, однако, в основном наносились не с территории метрополии, а с периферии. Тем не менее, непосредственная работа на Японских островах также осуществлялась по мере возможности. Первым групповодом Разведупра в Японии, судя по всему, стал В. С. Ощепков. Этот человек с весьма неординарной биографией родился в 1892 году на Сахалине у матери-каторжанки и после ее смерти в четырнадцатилетием возрасте в числе двенадцати подростков был направлен в Токийскую мужскую гимназию для изучения японского языка. Это являлось частью плана российских военных властей по подготовке переводчиков для дальнейшей службы на Дальнем Востоке. В 1914 году Ощепкова зачислили в штат разведотдела штаба Приамурского военного округа. Советская власть тоже не оставила без внимания столь ценного специалиста, и в 1923 году его привлекли к работе на Разведупр. С 1924 по 1926 год в невероятно сложных условиях и без какой-либо поддержки Центра Ощепков сумел создать небольшую группу источников, но был отозван и обвинен в неэффективности работы. Позднее первый групповод служил переводчиком в разведотделе штаба Сибирского военного округа, а в 1937 году был арестован и расстрелян за шпионаж в пользу Японии.

К 1927 году токийское правительство еще не могло действовать, отбросив всякие внешние приличия, поскольку страна была ослаблена экономическим кризисом и страшным землетрясением 1923 года. Однако Япония уже взяла курс на наращивание военной мощи, хотя пока было неясно, направится ли агрессия на материк, то есть в Китай и СССР, или обратится на Тихий океан, где неизбежным было столкновение с Соединенными Штатами, Великобританией и Голландией. В любом из этих вариантов экономике требовались сырьевые ресурсы, ибо без них островная страна, лишенная полезных ископаемых и значительных посевных площадей, превращалась в ничто. В СССР эта опасность ощущалась весьма остро, и на первой линии противодействия возможной агрессии встали спецслужбы. По традиционной схеме организации загранточек, Разведупр открыл в Токио первую “легальную” резидентуру сразу же после установления дипломатических отношений и открытия полпредства. Не отставал от него и ИНО, в 1928 году организовавший в Токио первую “легальную” резидентуру на территории Японии. Ее возглавлял В. П. Алексеев, под фамилией Железняков занимавший должность по прикрытию 2-го секретаря посольства. Несколько позже в порту Хакодате на северном острове Хоккайдо открылась возглавлявшаяся работавшим в консульстве СССР Пичугиным (“Аркадий”) резидентура полпредства ОГПУ по Дальневосточному краю (ДВК). Несмотря на значительные трудности и совершенно определенное нежелание японцев работать на иностранцев, в начале 1930-х годов точка сумела приобрести источника в 3-м отделении Кемпейтай (“Кротов”), освещавшего все контрразведывательные операции жандармерии. Он был завербован на материальной основе и особую ценность приобрел после перевода в Токио, когда получил доступ к материалам генерального штаба. Такой неожиданный всплеск в уровне получаемой от агента информации насторожил центральный аппарат разведки, обоснованно заподозривший в этом возможную контригру японцев. Сомнения усугублялись способом предоставления материалов: “Кротов” приносил на встречи оригиналы документов, которые за ночь переснимали и утром возвращали ему. Начиная с осени 1937 года он продал резидентуре, в частности, мобилизационные планы японской армии за 1937, 1938 и 1939 годы (без крайне важных таблиц-приложений), схемы организации армии мирного и военного времени, план противовоздушной обороны Токио, план пограничной охраны Маньчжурии и два кода. В последующем при “чистке” ИНО следователи обвиняли работников японского направления в том, что они сознательно подставили НКВД агента контрразведки, однако экспертиза так и не смогла дать однозначного ответа относительно подлинности документов “Кротова”. Этому помешало отсутствие таблиц, являвшихся главной составной частью мобилизационных планов. В последнее время исследователи все более склоняются к тому, что материалы источника были подлинными.

Резидентуру ПП ОГПУ по ДВК в Хакодате довольно быстро переподчинили токийской точке ИНО, которую после перехода Алексеева в штат Наркоминдела в 1932 году возглавил И. И. Шебеко. Его должность по прикрытию оставалась той же — 2-й секретарь посольства. Низкий уровень работы нового резидента вскоре стал хорошо заметен в Центре, и уже в 1933 году Шебеко заменил Б. И. Гудзь (Гинце). Новый руководитель токийской точки традиционно сохранил “крышу” 2-го секретаря и проработал в Токио до 1936 года, после чего сдал дела вернувшемуся в Токио Шебеко.

Контрразведывательная направленность токийской и других резидентур ИНО была крайне важна, поскольку позволяла эффективно обеспечивать безопасность как разведывательных операций, так и государства в целом. Японцы, не особо скрываясь, наращивали экспансию непосредственно у границ с СССР. Они поистине наводнили Маньчжурию, куда прибыли с островов уже более миллиона человек, наращивала мощь Квантунская армия. В 1931 году под предлогом протеста против поставок советского оружия Китаю и нахождения там военных советников ее части перерезали КВЖД и прекратили железнодорожное и телеграфное сообщение по дороге. После обмена нотами Токио все же не решился на вооруженный конфликт и отозвал войска, зато военная разведка активизировала операции по заброске агентуры на территорию СССР. Для этого в Харбине и Цицикаре под прикрытием курсов шоферов, механиков и других рабочих профессий были открыты разведывательные школы, в которых обучались главным образом эмигранты, ушедшие в Маньчжурию с войсками Семенова. Выпускники этих курсов, как по команде, подавали заявления в консульство СССР с просьбой о возвращении на родину, и для предупреждения массовой инфильтрации японской агентуры харбинская резидентура ИНО была вынуждена резко усилить свое контрразведывательное подразделение. В 1924 году точку в Харбине возглавил Ф. Я. Карин, его заместителем стал В. И. Пудин (Шилов), сумевший в короткий срок организовать добывание документов и переписки генерального консульства Японии, в том числе 20 шифров. Большим успехом явилось получение текста “меморандума Танаки” одновременно харбинской и сеульской резидентурой, которую с 1927 года возглавлял известный разведчик И. А. Чичаев. Этот датированный 25 июля 1927 года документ в 1929 году появился в га-зете “Чайна критик”[168] и произвел оглушающее впечатление. Японская сторона немедленно объявила его фальшивкой, но эксперты всего мира в основном признали подлинность меморандума. В нем премьер-министр и министр иностранных дел Танака докладывал новому императору Хирохито свои соображения и взгляды касательно планов внешней экспансии страны: “Для того, чтобы завоевать подлинные права в Маньчжурии и Монголии, мы должны использовать эту область как базу и проникнуть в Китай под предлогом развития нашей торговли. Вооруженные обеспеченными уже правами, мы захватим в свои руки ресурсы всей страны. Имея в своих руках все ресурсы Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, Архипелага, Малой Азии, Центральной Азии и даже Европы… В программу нашего национального роста входит необходимость вновь скрестить мечи с Россией на полях Маньчжурии… Мы будем всемерно наводнять Северную Маньчжурию нашими силами. Советская Россия должна будет вмешаться, и это будет для нас предлогом для открытого конфликта”[169]. История показала, что, с небольшими коррективами, Япония старалась придерживаться приведенной доктрины, и этот факт явился лучшим подтверждением подлинности опубликованного меморандума.