Без вины виноватая

— Отпустил ее!

Дезориентированная Гермиона обернулась на голос. Драко пытался вырвать то ее плечо, то палочку из сведенных пальцев лежащего навзничь Пайка, действие усложнялось тем, что одна из его рук оказалась под ней. Пайк скалился, отплевывался кровью, но продолжал цепко держаться за Гермиону и оружие. Вторая палочка лежала чуть в стороне, безнадежно переломанная пополам. Не успела Грейнджер присоединиться к возне, как ее вздернули на колени и снова прижали к стене, сухожилие на руке прострелило болью, пальцы Драко выскользнули, но он ухватился за ее платье, второй рывок свидетельствовал, что и Пайк не желает выпускать добычу из рук. Гермиону ощутимо приложили о стену, поврежденный затылок запульсировал, дыхание перехватило. Дыхание перехватило, потому что Теодор Нотт вцепился в ее шею двумя руками и сосредоточенно стал душить. Над ней зависло его искаженное лицо. Если Пайк выглядел человеком, готовым на все, то Теодор сейчас был человеком, которому нечего терять. Теперь на его лице не отражалась надежда, он олицетворял отчаяние.

— Нотт, не дури!

Драко метался между Теодором и Пайком.

— Нотт, если ты убьешь ее, никто тебя не спасет.

В ушах начало звенеть, перед глазами заплясали разноцветные точки.

— Нотт, я сейчас прикончу Пайка, если ты...

— Валяй, нам обоим все равно не выжить. Пайк давно смирился, — Теодор резко обернулся на Малфоя, чуть расслабив хватку на ее горле, Гермиона медленно втянула воздух носом.

Безумный взгляд безумного Нотта вернулся к ней. Гермиона с ужасом осознала, что это лицо будет последним, что она увидит. Зачем он?..

— Нотт, Лорд заключил вассальный договор с вашей семьей, убьешь Гермиону, умрешь сам.

— Если она не станет моей невестой, я все равно умру. Станешь, грязнокровка?

Она хотела сказать, что он не дает ей возможности ответить, что она не может и не хочет.

— Авада Кедавра, Авада Кедавра! — закричал Драко (неужели он смог добыть палочку?). Нотт продолжал душить ее.

— Блядь! Черт! Черт! — голос Драко становился тише и тише.

Это ее уносило куда-то или его? Может, он разжал руку? Гермионе было сложно осмыслить, хорошо это или плохо. Он не увидит ее смерти — это хорошо, но за стеной его дядя и Долохов, а это плохо.

«Империо!» — прозвучало откуда-то издалека.

«Выйдешь?» — прошипели где-то рядом.

Ее голову снова приложили о стену, мир стал зеленым, и Гермиона полетела куда-то в пустоту под знакомое «Умнитссса, девочка, ты нашла способ!».