Без вины виноватая

Глава 30 Звезды под куполом

Гермиону резко выбросило из сна. Рядом кто-то сопел. Пахло безопасностью. На несколько блаженных секунд поверилось, что весь вчерашний день ей приснился, что не было Панси и Обливиэйта, не было Рона и… всего остального, но окружающая обстановка не позволила самообманываться. Широкая кровать с тонкими простынями разительно отличалась от ее кровати в беседке. Память услужливо подсказала, что она уснула в палатке Драко. Владелец апартаментов безмятежно раскинулся рядом, Гермиона очень старалась не смотреть в его сторону.

Сейчас она стеснялась своего порыва. Гермиона ни за что не осмелилась бы напрашиваться в гости (в постель, если уж быть до конца честной), но предложение приходить, если захочется общества (то есть станет невмоготу одной), исходило от Малфоя. Ему нельзя было ночевать вне своей палатки, «неблагонадежных» предупредили, что к ним в любой момент может нагрянуть аврор и провести перекличку. Скорее всего, он мог нагрянуть и к тем (тому) из «неблагонадежных», кому выбили лучшие условия. А вот ей путь к Драко заказан не был — не станет же аврор обыскивать помещение.

Вернувшись из Лондона, Гермиона попросила Снейпа показать ей палатку и сразу же удалилась к себе. Хмурый и молчаливый Малфой вошел через четверть часа с тарелкой еды. Она помотала головой, но Драко был непреклонен, и пришлось что-то съесть. Хоть ни один из них не упоминал Снейпа, оба знали, что тот спустит с крестника шкуру, если Гермиона нарушит распорядок или не примет зелье.

С тех пор как в ответ на обвинение Северус бросил сухое и лаконичное «Не говори здесь», Малфой полностью игнорировал его. Гермиона обманула бы себя, если бы не признала, что, как и Драко, ждала другого окончания фразы, что-то вроде «Не говори глупостей» или вообще привычное «Не драматизируй». Но профессор дал понять, что тема не обсуждается, а показав, где находятся ее и малфоевская палатки, просто исчез.

Сил на сочувствие не оставалось, они с Драко тупо молчали весь вечер. Молчание не было уютным, оно было никаким. Оба находились в оцепенении. А затем Малфой ушел, а Гермиона скрылась в душе, где простояла четверть часа. Вышла и поняла, что все еще чувствует себя грязной. После четвертой попытки отмыться она, наскоро высушившись, вышмыгнула из палатки и поскреблась в соседнюю. Драко посторонился, пропуская ее, и молча ушел вглубь, показывая дорогу. В любой другой ситуации она не позволила бы себе прилечь на чужую кровать, но Малфой с размаха бросился на матрас и похлопал по месту рядом. Так они и лежали, глядя в потолок, имитирующий звездное небо, пока сон не сморил. Теперь на потолке сияло всего две звезды, видимо, волшебство, приводящее иллюзию в действие, нужно было поддерживать.

Стоило воспроизвести последовательность недавних событий, как снова захотелось помыться. Едва ощутимое желание в считаные секунды превратилось в необходимость, кожа горела без влаги, казалось, на ней сквозь поры проступила новая грязь. Начало трясти. Ванная нашлась слева от спальни, Гермиона, не пытаясь разобраться в чудесах волшебной палаточной сантехники экстра-класса, наполнила ванну несколькими мощными Агуаменти, нагрела воду и, сорвав с себя широкую футболку и шорты, погрузилась по подбородок. Было горячо, однако тремор не проходил и расслабиться не получилось — она дважды подогрела воду, прежде чем сдаться.

Гермиона собиралась попробовать снова заснуть, может, даже придвинуться к Драко ближе, но ее планам не суждено было сбыться. Малфой не спал. Он сидел на середине постели по-турецки, зажимая руками большую подушку, а над ним опять вовсю сверкали искусственные созвездия.

— Я думал, ты утонула там, — хрипло со сна произнес он.

Гермиона не знала, что ответить, поэтому просто пожала плечами. Драко предпринял еще одну попытку социального взаимодействия:

— Как ты?

Как она? Гермиона не знала ответа. Каково постоянно ощущать на себе грязь, хоть не была такой чистой, наверное, никогда в жизни? Каково после того, как рассыпались остатки твоего привычного мира? Каково, когда сотни бережно хранимых воспоминаний перечеркнуты одним мерзким? Пусть не все они были радостными, но ведь были, а теперь… Как теперь?

— Знаешь, мы ведь всегда ссорились. Это... Ну, такими мы были. С Роном, — сочла нужным уточнить она. — Его упрямство. Мое упрямство. Но он все равно был очень солнечным, очень… хорошим. Очень хорошим другом. Прикрывал меня во время битвы, не думал о себе, все время следил, чтобы именно я не попала под заклинание. Он… они с близнецами умели меня рассмешить какой-то чепухой, над которой глупо смеяться. Меня это раздражало, но это было так… И больше так никто не умел!

— Он живой, не говори так, словно он…

— Пытаюсь воскресить хотя бы одно хорошее воспоминание целиком и не могу. Не могу! Пытаюсь представить его улыбку, а вижу оскал. Пытаюсь почувствовать тепло, а чувствую омерзение, чувствую, что не могу шевелиться…

— Шшш, не нужно вспоминать, — прошептал Малфой и поменял позу — выпрямил ноги и откинулся на локоть, второй рукой маня Гермиону к себе и указывая на лежащую у него на груди и животе подушку. Она не стала вести долгие внутренние монологи, взвешивая за и против, пошла на поводу у примитивного желания опереться. Но руку, опустившуюся ей на бедра, скинула. Тепло живого человека рядом успокаивало, а прикосновение чужих рук вызывало дрожь.

— Думаешь, шансов нет? — завел он разговор о своем. Гермиона сразу поняла, о чем речь, несмотря на неопределенную формулировку.

— Я же не знаю, что случилось, — ответила она, поднимая глаза.

— С него сняли все кольца и амулеты, даже обручальный браслет, — Малфой встряхнул рукой. — Меня попросили подтвердить, что имущество наше и подписать бумагу. Я спросил, почему волшебника лишили всей защиты, авроры ведь тоже понимают, что это не просто побрякушки. Уотсон и сказал, что они ему уже не понадобятся, что Северус посовещался с мамой и они решили…

Гермиона, не глядя, нащупала его плечо и сжала.

— Дать ему умереть?

Драко резко кивнул, отчего дернулось все его тело.

— Просто как Дагаз!руна старшего футарка, значение — день, изображение — ᛞ Маме нужен правильный мотив, чтобы присоединиться к Упивающимся. К тем, кто остался. Месть за мужа. Отлично же придумали! — Малфой горько усмехнулся и сглотнул. Гермиона проследила за движением его кадыка.

Было глупо убеждать, что все не так, как кажется, если даже Снейп предпочел промолчать. Высказывать сочувствие — лицемерно, не потому, что в ней нет эмпатии, просто сама она не испытывает то, что испытывает Драко сейчас, ровно так же, как и он не может ощутить всю силу ее ужаса и горя. Гермиона молча развернулась лицом к Малфою, перекинув ногу через его бедра, и обняла за шею. Подушка, зажатая между ними, придавала смелости. Он инстинктивно положил руки ей на талию, но, почувствовав ее напряжение, тут же убрал.

Гермиона не позволяла себе задумываться, что практически лежит на парне, постаралась сконцентрироваться на ощущениях, на теплой коже под ладонями, на бьющейся жилке там, куда она уперлась лбом. От Малфоя пахло им самим, этот запах за последний месяц стал ассоциироваться с утешением. Гермиона подняла голову, прислонившись к жилке носом, и втянула воздух, стараясь сделать это незаметно. С незаметностью не сложилось, Драко дернулся и издал странный рычащий звук, отчего его горло завибрировало. Что будет, если прижаться к этой вибрации ртом? Часть Гермионы паниковала и умирала от стыда и страха, но другая часть настойчиво уговаривала пойти на поводу у сиюминутного желания, у любопытства, заесть горькую таблетку, воспользоваться возможностью, когда в ночном дурмане или из-за снейповских зелий всё нипочем. Она поерзала, усаживаясь поудобнее, и выдавила из Драко еще один задушенный всхлип, а затем робко прикоснулась к кадыку кончиком языка. Гермиона повела языком вверх, а потом вниз и втянула кожу в рот, слегка посасывая, кожа оказалась нежной, слегка солоноватой. Окутывающий ее запах изменился, в него вплелись новые нотки, которые почему-то будоражили. Яремная впадинка будто бы нашептывала: «Положи сюда палец», Гермиона вняла этому шепоту, завороженно наблюдая за своей рукой. Рука нырнула ниже, до пуговицы пижамной куртки, и пуговица как по волшебству выпрыгнула из петли, а за ней следующая и та, что была скрыта подушкой. Драко, рыча, сгреб Грейнджер в охапку. Поймав момент зарождения паники, Гермиона отшатнулась и сбросила его руки. Подушка, больше не удерживаемая ими, плюхнулась на кровать.

— Ты пытаешься отомс… Забудь. Делай со мной что хочешь, — прохрипел Малфой.

Тяжело дышащий и прожигающий ее потемневшими глазами, он лежал перед ней в распахнутой, сдернутой с одного худого плеча пижаме. Теперь, без подушки между ними, она низом живота ощущала, как на него действует. Это придавало смелости. Глас разума вопил, что она торопится, что пожалеет, что причины неправильные, но Гермиона решительно отмахнулась от него. Любопытство и желание переломить страх, починить себя, вернуться к позавчерашнему самоощущению были такими сильными, что все остальное казалось незначительным. Она чувствовала, что сейчас может.

Гермиона медленно провела рукой по бледной безволосой груди, по шее, качнувшись выше. Малфой застонал, когда она лобком задела его напряженный член, кураж заставил повторить движение еще раз, а потом еще. Трение отозвалось теплом и приятным покалыванием.

— Убить меня хочешь? — простонал Драко и толкнулся навстречу, почти задыхаясь. Мускусный запах, который вплелся в его привычный, усилился.

Она стала тереться, увеличивая темп. Ощущения были потрясающими — власть и свобода. В какой-то момент руки Малфоя снова оказались на ней, направляя или отстраняя, но Гермиону это не отпугнуло, она растворилась в процессе, стремясь к чему-то неясному. Покалывание распространилось по всему телу, между ногами растекся жар, обещающий… что-то, Малфой просил то ли прекратить, то ли продолжать, сквозь гул в ушах было плохо слышно. А потом он содрогнулся, исторгая из глотки что-то среднее между хрипом и хныканьем. Гермиона резко остановилась, мгновенно осознав, куда они зашли. Стало настолько стыдно, что захотелось немедленно исчезнуть с этой планеты.

— Ты же не… тебе тоже надо… — залепетал Малфой.

Краем глаза она заметила влажное пятно на его штанах и смутилась еще сильнее. Он проследил за ее взглядом, схватил подушку, будто намеревался прикрыться ею, но передумал и потянулся за палочкой. Красные щеки выдавали его смятение. Или они были красными не от этого? Растерянность Малфоя немного примирила Гермиону со случившимся.

Неуклюже соскользнув с его бедер, она метнулась к краю кровати, но была поймана за лодыжку и замерла в неудобной позе.

— Черт, только не убегай! Не надо, пожалуйста!

Стало интересно, многим ли людям доводилось слышать в малфоевском голосе умоляющие нотки.

— Ты хочешь, чтоб я сделал вид, что ничего не было? — снова нарушил тишину он, когда Грейнджер не ответила.

Малфой переполз поближе к ней. Ее ногу он отпустил только после того, как нащупал кисть руки, в которую вцепился как клещ.