Без вины виноватая

Глава 44 Экскурс в прошлое

Время в отрезанном от цивилизации домике тянулось резиной. Каждый день Гермионы был насквозь пронизан тревожным ожиданием: ожиданием вестей из внешнего мира, ожиданием возвращения магических способностей, ожиданием, когда Драко… простит ее? Разложит пережитое в голове? Будет готов поговорить снова?

Как же быстро все изменилось! Еще недавно она воспринимала Малфоя как не очень раздражающее «знакомое зло», затем как нечто само собой разумеющееся, а теперь Гермиона сама жаждала внимания с его стороны. И не получала. Она чувствовала себя жалкой, желая поддержки от того, кто старается во что бы то ни стало сохранить дистанцию. Нет, они даже спали в одной спальне, хоть и на разных сторонах кровати (Драко держал слово и не убегал), и общались — отстраненно и по делу: он регулярно обращался к ней как к эксперту в премудростях магловского быта, в основном по вопросам, связанным с приготовлением пищи.

Совершенно внезапное увлечение Малфоя кулинарией стало одним из странных обстоятельств их существования, вот только осталось ли в их жизни что-то нормальное? Впервые обнаружив его с томом о вкусной и здоровой пище в руках, Грейнджер едва удержалась от комментария, но здраво рассудила, что не стоит удивляться желанию человека, отведавшего ее «шедевров», взять собственное питание на себя. Заинтересованное выражение лица у просматривающего одну за другой поваренные книги и рецепты в журналах сменялось недоуменным (словно Драко не мог взять в толк, с чего вдруг зачитывается способами обработки и совмещения продуктов), а потом снова делалось сосредоточенным.

Началось все с чая. После разговора с главным аврором через Сквозное зеркало они, просидев некоторое время в ступоре, вспомнили о визите Голдштейна и обратили внимание на оставленные им сумки. Гермиона заглянула внутрь и опешила, снеди хватило бы на прокорм целой компании: несколько сортов хлеба, молоко, масло, сыр, мясо, шампиньоны, яйца, яблоки, бананы, апельсины, лук, картофель и даже тыква. Она не стала геройствовать и попросила Малфоя помочь донести тяжести до кухни, на ходу объясняя ему — брюзжащему, что их только двое и все это сгниет без стазиса, — что такое холодильник, и заодно рассказывая, как пользоваться другими электроприборами. Из описанного ею разнообразия чайник показался чистокровному волшебнику самым безобидным, и он резонно поинтересовался, пьют ли маглы чай. Тут ей определенно было что ответить. Во время прошлой ревизии Гермиона нашла солидный запас разных сортов чая, поэтому жестом фокусника открыла нужную дверцу шкафчика, указала на коробки и описала механизм запаривания чайных пакетиков. Опасения, что избалованный богатый мальчик отнесется к этому методу заваривания с презрением, не подтвердились. Драко взялся перепробовать все вкусы, а Гермиона радовалась его искреннему интересу — первому после… ну… после всего. Малфой всякий раз предлагал присоединиться к чаепитию и ей, но она преимущественно отказывалась. Несмотря на приглашение, он оставался замкнутым и холодным, что неожиданно глубоко ранило.

После электрочайника настал черед тостера. Освоив приготовление тостов разной степени прожарки, Драко приступил к более серьезным кулинарным экспериментам. На четвертый день их вынужденного затворничества он подошел с просьбой показать, как включаются плита и духовка. Гермиона объяснила основные моменты работы с горелками и духовым шкафом, а затем — какая утварь для чего предназначена (особый интерес почему-то вызвала скалка), а следующим утром ее разбудил запах выпечки. Кое-кто самонадеянный решил не размениваться по мелочам: первым приготовленным Малфоем блюдом стали круассаны. Гермионе было предложено угоститься, и отказаться она не посмела. Получилось неплохо. По крайней мере верхний пропекшийся слой был хорош. Драко удивленно смотрел на тесто, оставшееся внутри сырым, и сверял рецепт с результатом. Оттачиванию мастерства он посвятил целый день (пока не закончились сливочное масло и мука). Последняя партия выпечки получилась идеальной. Наверное. Гермиона оценила ее внешний вид. От мысли проглотить еще что-нибудь подкатывала тошнота. За этот день Гермиона съела больше, чем за предыдущую неделю, включая то время, когда они еще были в Хогвартсе.

Все четыре партии круассанов она разложила по пакетам, объяснив Драко, что их можно будет потом разогреть в микроволновке и даже не очень… качественные разогрев превратит в съедобные.

После возни с тестом повар-любитель приступил к экспериментам с крем-супами. Он на диво быстро освоил блендер, совсем не испугавшись жужжащего прибора, а вот Гермиону его маниакальное пристрастие к готовке начало пугать. Очень не хватало кого-то… вроде Северуса, с кем можно было обсудить, нормально ли это. Но уже следующим утром, когда на кухне ее встретили четыре вида яичницы, она заставила себя унять тревогу и признать за Малфоем право справляться как хочется. Если готовка стала для него отвлечением от всего того, о чем тяжело думать, — пусть.

Сама же Гермиона спасалась от сплина просмотром бессмысленных телешоу, которые, подражая родителям, раньше презирала. Оказалось, что пялиться в экран — отличный способ не думать. Когда она включала телевизор, Драко (если находился в гостиной, а не в кухне) собирал стопку книг и журналов и уходил в спальню. Телевизор его пугал, и увещевания, что в нем нет ничего страшного, не помогали.

Грейнджер понимала, что и ей следует заняться другими делами, изучить «награбленное» в логове Волдеморта, поискать ответ на вопрос или хотя бы намек на то, что же она такое, ознакомиться с материалами о чарах памяти, но... нет. Достаточно было покоситься в сторону кучи книг и свитков за креслом, чтобы мысленно вернуться в пережитый кошмар.

Это совсем не походило на Гермиону Грейнджер, но читать не тянуло вообще, даже книжный стеллаж удостоился лишь одного ее взгляда. Беглый осмотр дал представление о коллекции. Она показалась… формальной: немного мировой и немного американской классики, несколько книг по истории и искусству, несколько атласов, небольшие подборки бульварных романов, женских и научно-популярных журналов, поваренных книг и медицинских справочников.

Общение с Драко оставалось натянутым. Грейнджер наблюдала за ним исподтишка и замечала встречные нечитаемые взгляды, но, ловя друг друга на подсматривании, они всегда синхронно отворачивались. А затем она снова смотрела. У нее просто не получалось не разглядывать его острые черты, легчайшую щетину, появившуюся только на четвертый день их пребывания в домике, длинную шею с заметным кадыком, по-девичьи тонкие ключицы и длинное худое тело. Насколько же сложно оказалось просто смотреть и не трогать! Гермиона была честна с собой, ей хотелось теплых объятий, хотелось снова почувствовать его запах не только от подушки и одеяла, которые она прижимала к себе, когда Малфоя не было в спальне, ощутить его теплую кожу под подушечками пальцев или под губами, но речи об этом даже не шло. Он не шарахался, но четко обозначил личные границы. Грейнджер запрещала себе думать о том, что влюбилась, как какая-то глупая девица, именно тогда, когда юноша стал недоступен, запрещала себе анализировать то, как изменилось ее восприятие его самого. Нет, однозначно нет! Просто у нее период, когда, фигурально выражаясь, хочется на ручки, а залезть не к кому.

В стопке книг, которые Драко забирал в спальню, она несколько раз замечала женские журналы, но от фырканья удерживалась, не в тех они были сейчас отношениях, чтобы позволить себе спросить, изучает он страничку моды или выбирает средства по уходу за волосами. Но в один прекрасный момент Гермионе довелось узнать, какие разделы попали в сферу его интересов. Малфой влетел в гостиную, воззрился на нее с ужасом в глазах и заикающейся скороговоркой выпалил:

— Грейнджер, скажи мне, что этого не случилось! Я тут прочитал… Не спрашивай где! В общем, того, ну... что я не кончил внутрь тебя, может быть недостаточно. Ты же не беременна? Я же не сделал этого с тобой?

Было унизительно обсуждать такое с парнем.

Было унизительно обсуждать такое с парнем, дико испугавшимся, что мог случайно стать отцом ее ребенка.

Было унизительно обсуждать такое с парнем, дико испугавшимся, что мог случайно стать отцом ее ребенка, номинально являясь ее женихом.

Нет, она и сама еще очень долго не планировала становиться матерью, но реакция Драко покоробила. Гермиона действительно оценила его предусмотрительность, когда сама она даже не думала о предохранении, да и вообще мало о чем думала, но они больше не говорили о случившемся, следовательно, не обсуждали контрацепцию. Нужно ли поблагодарить его сейчас, спустя столько времени? За такое благодарят? Она тупо глядела на Драко, пытаясь убедить себя, что обсуждать интимные вопросы с половым партнером — нормальная практика, пока до нее не дошло, как может быть расценено ее молчание.

— Нет-нет, все в порядке, — запинаясь так же, как он, замямлила Гермиона. — Спасибо, что ты озаботился. В процессе. Хотя по циклу… ну... последствий и не должно было быть. Я… у меня только что прошли месячные. После того. Вот сейчас…

От дальнейших унижений ее избавил звук аппарации. Магия все еще не подчинялась никому из них, но опасений, как при ночном визите, не возникло — вибрации умиротворения разлились в воздухе раньше, чем открылась дверь и визитер вытер ноги о коврик. Сложно было понять, вовремя он или нет, очевидно было одно — Драко выбил ее из колеи, и воссоздать всю структуру запланированного разговора с Голдштейном не получится, ведь метнуться в спальню за списком вопросов и заметками будет невежливо.

— Здравствуйте, молодые люди, — поздоровался гость, показываясь в проеме двери, и они оба вытянулись, как примерные ученики при появлении учителя, но Малфой тут же сбился с этого паттерна поведения.

— Вы!.. — выплюнул он, указывая на Голдштейна пальцем. — Вы легилимент!

Гермиона и забыла, что не поделилась с ним информацией о Морисе, просто к слову не пришлось. Она потратила секунду, чтобы понять, каким образом Драко определил специализацию гостя: соотнесла странное ощущение сдавленности в висках и укола в темечко со сделанным им выводом.

— Ты знала?

— Северус говорил, — отпираться было глупо, да и незачем.

— Точно, в прошлый визит он упоминал твою маму, можно было раньше догадаться, — разом успокоившись и не напирая с новыми обвинениями, пробормотал Драко, словно Голдштейна тут и нет, а затем обратился именно к нему: — Вы копались в наших воспоминаниях.

Он не спрашивал, констатировал факт.

— Можно и так выразиться. В свое оправдание скажу, что, когда вошел сюда в прошлый раз, буквально захлебнулся вашим общим отчаянием, а затем увидел девушку со следами удушения на шее.

— Будто вам нужны оправдания, — фыркнул Малфой.

Гермионе очень не понравилась смена эмоций на его лице: обреченность и смирение, страх, а затем холодная решимость.

— Нет, — согласился Голдштейн, усаживаясь на стул у двери, — но я не смогу поделиться увиденным ни с кем без вашего разрешения, уж коль вас это волнует настолько, что вы планируете избавить меня либо от подсмотренных воспоминаний, либо от жизни. Один… волшебник очень много лет назад наложил на меня ограничения. Я лишен возможности передавать третьим лицам подслушанные мысли или подсмотренные воспоминания без одобрения владельца, клянусь магией, — подтверждая правдивость своих слов, Морис взмахнул рукой: — Акцио блокнот.