Склеивая осколки

Гермиона невольно коснулась груди, отыскивая несуществующий кулон. Кулон матери Хестер — Мелани Гамп, пропавшей столетья назад. Рука погладила кожу в том месте, где касался её холодный металл.

И вдруг...

Словно скорбная чернильная вуаль спала с картины. Перелистнулась страницей с угла на угол, и, промелькнув, растаяла в ближайшем закутке. Или это сбежало отражение тёмной Гермионы, или...

Она обернулась. Потянулась за палочкой, повторяя «Гоменум ревелио». Но не успела...

Перед глазами возник истинный свидетель: с графином в руке и нездоровым румянцем. Малфой впечатал стеклянный сосуд в полку за спиной Гермионы, задев рукавом её волосы.

Она поймала напряжённый, испепеляющий взгляд и...

…ничего.

Неведомая злость, пылающая в его глубине, осыпалась, прячась по неосвещённым углам мелкой россыпью.

Гермиона словно очнулась. Попятилась в сторону и к креслу, придерживая бокал за горлышко.

Она виновато вглядывалась в рубиновую поверхность, полную нездоровой одержимости в поисках ответов. И бесчестного, гадкого, бесцеремонного вторжения в сокровенные тайны. Может, стоит попробовать эту пилюлю самой? А что?..

«Чего, блин, бояться!» — ох, мы уже перенимаем сарказм у Малфоя.

А Драко хотелось пить. Жутко, до изнеможения хотелось пить.

А лучше — выпить.

Влить в себя целую пинту, лишь бы загнать старого демона поглубже: в самые скрытые закоулки. Ведь страх — он прилипчив, въедлив и скор на расправу. Может, это нормально — бояться, сомневаясь в собственных силах... Только дрожь вымораживала, горло саднило, а слизеринская решимость — ха! — иссякала с бешеной скоростью, усиливая его жажду до состояния зверя.

И этот зверь требовал выпить.

Всё тело просило обжигающей влаги — не запретного пойла. И глотка смелости: чистого, как чистая кровь.

Из рук Грейнджер — с триумфом! — месть подождёт.

Гермиону качнуло — это Драко вырвал бокал. И ударил сиплым, вдруг севшим голосом:

— Как вино? Попробуем... — твои мысли, твою правду. И тебя — на вкус.

Гермиона успела лишь вскинуть руки, ловя ускользающий образ. Как и когда Малфой оказался рядом так близко?

«Стой!» — резко, но мысленно.

Она опоздала: мир уже рушится...

— Стой... — слетело слабо и обречённо.

Ведь Малфой опрокинул бокал почти до дна, жадно глотая отравленное вино. Тоже попятился и, зацепив локтем второй фужер, разбил его вдребезги. Наступил ботинком, словно не замечая, не слыша стеклянного треска...

Гермиона зажмурилась. Сжалась в комочек вместе с расколотым сознанием, мечтая повернуть время вспять. Солгав, схитрив, украв... Но повернуть, чтобы не позволить этому случиться.

«Драко, нет!.. Господи, нет...» — теперь мольба — подлинное отчаяние, и от него даже трясёт. Всего пару секунд. Её руки, сжимая воздух, дрожат вслед за влюблённым сердцем. Гермиона через силу сдерживает его от замирания, себя — от падения.

Она убила его — убила их прошлое. Настоящее. Невозможное будущее. Себя и Малфоя — вместе. Поэтому Гермиона готова рискнуть всем — определённо, всем, — лишь бы крикнуть миллион мгновений назад:

«Остановись!»

Раздави бокал голыми руками. Разбей о стену. Брось сыворотку в огонь. Впейся в руку Малфоя зубами! Достань свою палочку — вспомни, что ты волшебница... Блин, напейся, на худой конец! Бутылка перед тобой. Влей в себя половину запасов Мэнора, лишь бы заглушить эту чудовищную потребность...

Знать.

Вариантов много, правда? — это издевалось сознание. Оно не шесть осколков, а совесть-совесть-совесть... Которая грызёт, силой воображения раскручивая хроноворот, и тыкает носом в очевидное: сделай хоть что-то... Но не позволь.

Выключи свой испорченный мозг, Гермиона Грейнджер!

Только ясно, что поздно.

— Малфой, я...

— Что?! — огрызнулся он, оборвав на полуслове. Нервно стянул пиджак, словно отдирая от кожи, и бросил его на подлокотник, как дешёвую тряпку, невольно заставив Гермиону осесть на мягкое сиденье.

Придерживая, подтаскивая ближе и ближе пропитанную любимым теплом одежду, она ругала себя и целый мир за несправедливость. Малфой опять ссутулился, повзрослел, спрятался в собственных мыслях и чувствах, пялясь на ночной пейзаж за окном. А его тёмно-красные — безбожно красные — губы беззвучно двигались, наказывая молчанием за все «почему» сразу.

Которые сейчас — ничто.

Полное ничто по сравнению с фактом:

«Я — дрянь!» — раскаявшаяся, но дрянь. Гермиона тоже готова сказать это вслух. Прокричать, срывая связки, если станет легче. Но, увы, этого не происходило. И не могло произойти. Мгновение за мгновением она проваливалась в ту же липкую грязь по самые уши.

Их надо заткнуть.

Гермиона потянулась за палочкой.

«Или Малфоя...»

Пока не закончится действие зелья.

— Не вздумай, — он словно уловил её желание. — Что б за гениальная идея ни пришла к тебе в голову умирать, не вздумай! Отвечать за свои поступки не пробовала?

— Ты о чём? — окончательно сбив дыхание, Гермиона сглотнула новое подозрение: он влез ей в голову?

«А ты... разве нет?» — её совесть сегодня в ударе.

— Ты мне что-то подлила! — констатация факта без подробностей, едва не срываясь на шипение.

Драко перестал изучать уже далеко не ангельский профиль в оконном стекле и повернулся к Грейнджер, стараясь отыскать хоть одну причину не выставить её за дверь.

Раньше времени.

Как только сыворотка столкнулась с антидотом, её безвкусное свойство превратилось в терпкую горечь, раздражая горло. И нервы. Доводя злость Малфоя до состояния сладкой мести, защищая способность лгать. Сплетая враньё с правдой, словно два толстых каната, и испытывая волю на прочность. Но держать язык за зубами было действительно непросто. Неимоверно непросто. Реддл не лгал, зелья превращали разум в поле боя двух вечных врагов. И Драко гордился уже тем, что не стал похож на дрессированный овощ.

Гермиона предпочла не юлить, а уточнить:

— Это вышло случайно!

Потому что нашло затмение. Потому что она передумала! Потому что всё пошло не так...

Малфой за считанные секунды очутился рядом и навис над ней хмурой тучей, вцепившись руками в спинку кресла:

— Так ты у нас, оказывается, мисс Случайность года?! — он приподнял лицо Грейнджер за подбородок. — То есть ты совершенно случайно нырнула в Чёрное озеро? Совершенно случа-айно сварила зелье, за которое по головке не погладят, — Драко был так близко, что ловил взмахи её ресниц кончиками своих волос. — И, конечно же, ты совершенно случайно притащила его с собой на бал! И что теперь — ждёшь награды?

— Ты язвишь? — удивилась Гермиона. Сыворотка действовала на Малфоя немного не так, как она себе представляла. Уж точно не по учебнику. — Зелье предназначалось не тебе!

Никчёмное объяснение.

Но не выдавать же, что ещё вчера второй вероятной целью стала Сколопендра: вряд ли она горит желанием вернуть украденное по собственной воле, угодив в ловушку.

— Ну надо же!.. И кому? Здесь даже домовика нет! И какого хрена ты, опять же случайно, отсылаешь меня подальше, — Драко скривил голос, — ради ма-аленькой подлости?

Он почти наслаждался:

— Что молчишь? Благие намерения?! Ну и кто ты после этого? Кто, Грейнджер?

В первый раз за последний час он обратился к ней хоть как-то...

Грейнджер. Не Гермиона.

И ей больно. Она словно стёрла своё имя из его сознания гадким поступком. Затоптала всё особенное, что случилось, наверное, не сегодня, не с ней:

Всё изменилось.

Это ещё один факт, спорить с которым бесполезно. Пара слов, где множество ответов: про него, про неё, про дьявольское зелье!

— Может, хватит врать?! Давай будем честны друг с другом, — Драко захлёбывался ехидством, расплываясь в такой же улыбке. — У тебя сыворотки, часом, не осталось? А то я с радостью... — он замолчал.

Его неласковая рука сжала её лицо, приоткрывая рот. Гермиона напряглась: так он всё понял... Как?!

И тут:

— Вылью её тебе за шиворот. Вотру в кожу, пока та не станет гореть. Что скажешь, правдолюбка? Может, тогда ты оставишь меня в покое! — Драко сорвался на хрип: — У тебя какая-то болезнь или что? Что, мать твою, с тобой не так?!

Ничего, любимый. Просто немножечко того...

— Мне уже ничего не нужно, — устало убеждала она. — Не так. Ты не должен был выпить. Не ты!

— Ну и почему же я тебе не верю? — Малфой развёл руками, заполняя комнату едким электричеством. Выжигая в ней кислород. — Ни на грёбаную долю не верю! Почему не ты поливаешь меня грёбаной правдой в своё удовольствие?! Почему это я стою перед тобой голым, — аллегория, но такая понятная, — пока грёбаная сыворотка насилует мой мозг?! — он рычал: — Ты, Грейнджер. Насилуешь. Мой. Мозг! Почему, я тебя спрашиваю?!

Череда взаимных вопросов с «почему» вбивала гвозди в рассыпающиеся отношения.

Малфой чуть склонил голову:

— В поисках пошлых секретиков?

— Нет! — Гермиона прижала тёплый пиджак к телу, прячась за ним от гнева: не об этом мечтала.

Она совершила ужасную ошибку! Поддалась человеческой слабости, как делала это не раз. И не два.

— Нет, не их... — слабо начала Гермиона. — Я просто...

Очень сложно подыскать нужные слова. Как и заставить Драко замолчать. Натворила бед — борись!

И потому:

— Прости.

Глупее ничего не придумаешь. Заколдованного Малфоя не остановить каким-то «прости».

— Грёбаное волшебное слово — и мне сразу полегчало! — от его сарказма покалывало губы. — С чего хочешь начать? Как я дошёл до жизни такой? — Малфой оглаживал спинку кресла вверх и вниз. Плавно, будто свою девушку. — Не считая счастливых уединений, первой я трахнул кузину Паркинсон.

Он словно смаковал момент:

— Точнее — её рот.

Гермиона вспыхнула и превратилась в крохотную фурию: зачем он?.. Оскорбляет её словом. Вырвала из белых волос застрявший осколок витража и, игнорируя внешнее возмущение, сжала его в кулаке, как частицу иного Малфоя. Того, кто сбегал вместе с ней, а не изводил скабрёзностями с явным удовольствием.

— А ещё точнее, она — меня, — Драко действительно кайфовал. И возбуждался.

Развратные воспоминания портило то, что в первую попытку он таки здорово облажался, кончив на стадии предварительных, полураздетых ласк. А эта безмозглая овца только посмеялась и пустила в ход самое верное средство против обиженных девственников — рот. Но просвещать Грейнджер...

— Тебе нравятся сальные подробности? — продолжал он, и её волнистые локоны взлетели, отрицая. — Не-ет?! А мне плевать! Может быть, мы трахались бы и по сей день, но я не потянул её садистские наклонности.

Драко внутренне выругался, ложь слишком мало разбавила правду. И именно теперь ясно проступила причина мелочных сплетен: девчонка, верно, боялась, что Драко начнёт болтать лишнее. Дура из дур!

Но откровения не стихали:

— Жаль, тогда мне не хватило мозгов понять, что эта маленькая дрянь прознала про сердечную слабость Панси и решила меня поиметь. Так... Ради забавы. Лишь бы подразнить нерасторопную сестрёнку.

— Замолчи! — Гермиона прикрыла уши, не разжимая рук.

Когда уже сыворотка иссякнет?! Слушать про его похождения некритично, но крайне мешает думать: «Может, зелье с изъяном?»