Склеивая осколки

— Это тебя и спасло.

В какой-то степени. Сложить два плюс два и под сывороткой не составило труда.

Драко стоял напротив Гермионы, но, избегая её взгляда, всматривался в языки пламени, стараясь сжечь в огне обиду. Когда-то похожим ритуалом он уничтожил зачатки привязанности к Сандре.

— И тебе повезло, — сказал Драко, — что я был готов выгнать тебя, а не прибить!

— Врёшь, — улыбнувшись лишь уголком губ, заявила Гермиона.

Либо сыворотка не действует, либо это говорит антидот. Откуда он его вообще взял? Разве такой существует? Очевидно, что да.

Гермиона решилась:

— Зелье я припасла для Сколопендры, — пришло время отплатить откровенностью. Защитить Малфоя иначе не выйдет.

Единственно верное решение.

«А лучшая студентка Хогвартса — идиотка!» — хоть пиши себе на лбу наглядным упрёком.

— Для многоножки? — недоумевал Драко. Он даже повернулся в её сторону: — Хреновое оправдание, тебе не кажется?

— Это мы её так зовём, — Гермиона повела плечами и осторожно прибавила: — С Гарри.

Рон незаметно перестал быть частью «мы», когда Малфой рядом. И так же незаметно разговор стал немного похож на разговор, а не на поле боя.

— А-а-а... — глумясь, протянул Драко.

«Без "мы" никак?» — ревность по-прежнему тыкала своими иголками, следуя по пятам.

— Это прозвище, — уточнила Гермиона, пресекая разного сорта замечания.

Заёрзала на кресле, словно оно покрылось гравием, и, зацепив пиджак, сбросила тот на пол. Тёмной фигурой он отметил место их преступления. Как же всё это переплелось именно здесь, в Мэноре: вчерашние пытки Беллатрис и жестокие ласки Малфоя.

— И кто это на самом деле? — Драко вздёрнул брови. Странные игры. И странные отмазки для Грейнджер.

— Я не знаю, — Гермиона перестала разглядывать ставший постелью пол. — Но ей нужен ты...

В комнате повисла тишина.

— Я?! — с явным неверием.

Драко старался не замечать, как красива Грейнджер, когда молчит. С этой своей примятой лохматостью и почти нетронутыми губами. Когда только дышит, воздушным движением приподнимая лиф платья.

— И с какой стати? — Драко стёр крупицы нежности, инеем застывшие на его губах.

— Я не знаю. Но она охотится за тобой. Фанатично, — Гермиона выдала правду обрывками, подчиняясь повисшему напряжению, но не заметила страха в серых глазах. Ни на йоту. Кажется, кто-то не воспринимал предупреждение всерьёз. — И это не преподаватель! — чтобы не тратить время на обсуждения.

Драко складывал неказистые признания, как Грейнджер — свои книжки, в шаткие башенки: «Это студентка?»

— Что значит «охотится»? — сдержать смешок не удалось. — С каких пор я часть программы в Чудовищной книге о чудовищах? Да и что она может мне сделать? — Малфой усмехнулся снова. — Защекотать до смерти?

Где-нибудь есть кнопка, чтобы выключить Малфоя и включить здравомыслие?

— Я точно не знаю... — прозвучит пафосно, но суть не изменит: — Думаю, чтоб сломать тебе жизнь.

Драко внутренне не удержался: «Как будто это уже не так!»

— А можно без трагического антуража, Грейнджер? Выражайся яснее. Я же тебе не Уизел! И в состоянии сам сделать выводы.

Она выпрямилась. Отмеряла шаг за шагом, к Малфою, в надежде, что он позволит донести, как ей не хочется видеть его иным. Лишённым и частицы себя. Одно дело — прятаться от чувств, другое — быть изувеченным чужой волей.

Как Гермиона.

Ведь она — калека. Влюблённая невозлюбленная — уродливое сочетание понятий. И все эти укусы, страсть и минутное единение предназначались новой Гермионе — не той, что, скорее всего, побоялась бы стать частью Малфоя.

— Сколопендра питается человеческими эмоциями, — она прибегла к маленькой лжи ради спасения.

И хитрости, чтоб до него, наконец, дошло...

Отрывисто и вкрадчиво Гермиона подстёгивала его воображение:

— И она заберёт твою. Без спроса. Не оставив... ни капли. Даже воспоминаний. — Драко отступал от огня. Отступал рассеянно, кругами, сбегая от опасной картинки, которую рисовала Гермиона: — Печаль, гнев, радость — решай сам, что ей по вкусу. Она расколет твоё сознание, — её рука взлетела вверх, и раздался щелчок пальцами: — Запросто!

Драко упёрся поясницей в кресло: «Форменный спектакль!» Грейнджер пытается его напугать? Что за чушь она несёт?

— Как-то не припомню, чтобы нам преподавали сколопендр! Или кого там? — он отмахнулся: — Неважно!.. Все эти твои «охи и ахи» смахивают на типичную геройскую фантазию. Ты себя слышишь вообще? Красть эмоции — не зелье сварить. Это магия иного уровня. Что, у нас завёлся очередной Тёмный Лорд?!

Драко похолодел: сыворотка не испарилась? Иначе какого дракла он несёт про Волдеморта?!

Грейнджер заразна.

Вредна и противопоказана.

— Сколопендра уже напала на Гарри, — Гермиона говорила спокойно и ровно. Так убедительнее. — На Рона...

Она повернулась к окну: хотелось надеяться, в сторону Хогвартса. Как там друзья выпутываются за драку — отдельная тема и вопрос доверия. Опыт подсказывал, что они справятся. Как и Гермиона. Но озвучивать весь список нельзя — только не себя! Малфою не стоит знать, в кого она превращается, и потому:

— На Макгонагалл...

«Куда ж без рыжего упыря!» — первая мысль Драко, а потом:

— На кого?! О Мерлин, Грейнджер, с чего ты взяла? — смешок походил на фырчание. — Может, дружки твои и психи... Хотя мне это и с первого курса понятно. Но уж кто-кто, а Макгонагалл более чем нормальная!

Блажен, кто верует...

Но всё-таки потрясающее ощущение — говорить с тем, кто улавливает суть проблемы. Не тратить сил, объясняя про шар и прочие аналогии. Поэтому Гермиона бросила то, что Малфой точно услышит:

— На Панси.

Но он словно оглох. Наплевав на приличия, Драко небрежно рухнул на сиденье и, поглаживая подлокотник, поинтересовался с явным пренебрежением:

— На Панси? И когда?

Может, поведение Паркинсон иногда и лишено слизеринской безупречности... И она сама — не образец логики... Но Панси — девушка, эмоции — её всё.

— Я не знаю! — повышая тон от раздражения, Гермиона скрестила руки, кутаясь в собственные объятия.

— Твоими «не знаю» можно наслаждаться вечно, — расслабленно откинувшись на спинку, заявил Драко. Хотя теперь бессвязная болтовня Уизела не казалась полной ахинеей. — Заваливаешь меня кучей информации и ждёшь, что я поверю тебе на слово?!

Если бы это было так!.. Гермиона припасла способ понадёжней:

— Я могу доказать это. Даже лучше — ты сам можешь это доказать, — некрасиво и неправильно подставлять ни в чём не повинных жертв, но ведь Рон тоже не был чужим, а спасение важнее: — И Панси.

— Мне её допросить? — Драко не смог удержаться от больной темы.

— Нет, — Гермиона шла напролом, игнорируя неприятные намёки. — Зачем же такие сложности? — немного колкости в её голосе ему не повредит. И серьёзности: — Просто сними Обливиэйт. И если ей будет больно, то я права.

Предупредить Малфоя о последствиях честнее.

Драко наклонился вперёд, крепко сжав ручки кресла:

— Если ты права.

Важное замечание с точки зрения Малфоя.

— Неужели ты считаешь, — не умолкал он, — что я всё брошу и побегу мучить Панси, проверяя твою сверхбольную теорию?!

За кого Грейнджер его принимает? Захотелось как минимум шлёпнуть её по лбу, а как максимум встряхнуть. Чтобы глупость посыпалась! Если бы не одно но: она верила в то, что говорила, — и легилименция не нужна.

Драко рассуждал почти здраво:

— Забудем о твоих дружках, о Макгонагалл, о Панси и вернёмся к основной теме: на что я сдался Сколопендре со своими эмоциями? С чего вдруг она считает меня десертом? — под этим углом надуманная проблема рушилась. — Назови хоть одну причину! — потому что она должна быть.

Любая одержимость имеет корни.

— Может, ответишь теперь на мои «почему»? — спрашиваешь и сама не веришь, что сработает.

Драко качал головой, продолжая поддерживать грейнджеровскую теорию:

— Ну, допустим, так и есть... Сколопендра существует. И бла-бла-бла. Допустим, она охотится за мной. И допустим, зелье предназначалось для неё, а ты вся в своих «не знаю», как... Подожди, — Драко вдруг осенило: — Так ты использовала меня... как приманку?!

Гермиона виновато зажмурилась: Малфой опять напрягся. Откровения завели на новое минное поле.

— У нас не было выбора! — выпалила она.

Ещё одно никчёмное объяснение.

— Как же иначе! — яд злословия снова отравлял воздух. За какое-то мгновение разговор опять превратился в яростное столкновение: — А тот вариант, что я сам прекрасно могу о себе позаботиться, не посещал тебя между заговорами и игрой в героев? Об этом ты не подумала?

Нет. И добавить нечего.

— Хоть раз... — полурычал Драко. — Хоть один раз ты попробовала вспомнить о своей препротивнейшей честности? Так, для разнообразия... Например, по причине «у нас с ним секс»?

— Прости, — громко и слабо.

И на языке уже вяжет от извинений. Может, хватит?! Совесть ожила?

— Заткнись, — огрызнулся Драко.

И какого дьявола Грейнджер сделала из него бесплатный сыр в мышеловке?!

Он издевательски повысил голос:

— Не надоела собственная самоуверенность? Тоже — для разнообразия!..

— Я хотела защитить Гарри, Рона... Чёрт, и тебя тоже!!! Тебя тоже, Малфой!

А в голосе: услышь. Пойми. Впусти меня.

Гермиона устала ждать...

— Поттера? — бесконечная миссия. И ехидная улыбка, похожая на оскал. Малфой перешёл на полухрип: — И получилось? А тогда, лёжа на этом полу беспомощной, получилось?! Не-ет, ты только кричала и кричала! Кричала и кричала... — тихо, с перекошенным лицом, с искажёнными губами.

«Ты помнишь?» — Гермиона снова почувствовала тонкую нить между ними. Почувствовала и пропиталась необъяснимой болью и нежностью.

Прежняя, пугливая, Гермиона всё ещё здесь — в замке. Смотрит вместе с ней на Малфоя и тянется к нему. Вслепую, на ощупь, настырно. Шаг за шагом. Молча. По сути не боясь и — о, господи... — боясь потерять ощущение близости.

— Что это за болезнь такая — спасать всех? Даже тех, кто не просит! Я никогда не просил тебя лезть в мою жизнь, Грейнджер. Никогда! Ни во сне, ни наяву, ни пьяным, ни трезвым, — и громче, чем прежде: — ни заключённым!

Драко пропихнул подальше виденье из металлических прутьев. Но дементор смазанной тенью уже скользнул в сознание, замораживая контроль над происходящим. Безобразные пальцы погладили по голове, внушая:

«Никуда от меня не денешься, щенок...» — надменным голосом Тёмного Лорда.

Не Тома Реддла — Волдеморта.

Под чёрным балахоном блеснули красные глаза и злорадное: «Добро пожаловать вслед за мамочкой».

Вот тогда с губ Драко сорвалось страшное и скомканное:

— Ты не должна была этого делать!.. Неужели до тебя, дуры, это так и не дошло?! Ты не спасаешь — ты преследуешь людей! До Авады...

Драко с трудом держался. Срывался и давился правдой. Реддл был прав. О Мерлин, как же он был прав... Воли в нём — книзл наплакал. Только бесконечная злость. И жалость к самому себе:

— Ты превращаешь их в трусов, — он стискивал брючину бескостными пальцами. — Но не Малфоя. Тут ты ошиблась!.. Ошиблась... Спасать надо не такой ценой, Грейнджер! Не ценой кошмаров. Не долбаного надзора! Засунуть своё Я-знаю-лучше-всех-и-я-лучше-всех подальше!.. И никакого самопожертвования, — он обронил выстраданное, любящее, светлое: — Только не Она...