Склеивая осколки

Размером со взрывопотама.

«Как она могла?» — позволить себя забрать.

Но Гарри не сомневался: Гермиона слишком хорошо его знала. И Рона тоже. Рон распял бы Долиша там, на месте, а Гарри — помог. Набросил бы на неё мантию — и ищи ветра в поле. И плевать на авроров, плевать на должность, плевать на газеты!

Не плевать на неё.

Он мысленно врезал и себе тоже — за возню с Аббот. И за то, что Гермиона до сих пор в камере. Врезал и сник, впадая в былое уныние.

Скрываться от правды? — после войны… В бегстве немного мужества. А Гермиона — боец. Не то, что Малфой!

«И что она в нём нашла?» — даже думать на этот счёт не хотелось. Она снова она, а значит, есть шанс, что кое-кто вспомнит про здравомыслие, вытащит их из беды, а себя — из ловушки со скользким именем.

Ведь Гарри чуточку паниковал, разрываясь между тем, что правильно, и тем, что должно. Он верил в лучшее и не верил, строил планы и отвергал их, сердился на Невилла и утешал его, по-прежнему пряча Ханну от лишних глаз. Он переживал за Гермиону, надеялся, злился и на всякий случай носил мантию при себе (если всё полетит в тартарары). Волшебная накидка — не очень честный вариант, но выиграть время важней Азкабана.

«М-да…» — в башке дом вверх дном. После Аббот эмоции трудно сдержать, и они, как малые дети, не слушаются и сумасбродят.

Гарри повернул ручку и вошёл.

Лишь однажды он гостил в кабинете мистера Уизли по поводу, о котором лучше не вспоминать. Без особой надобности, конечно. Прежняя каморка не стала больше, свободнее или уютнее, однако обзавелась волшебным окном. Не исключено, что таким образом Департамент магического хозяйства поздравил — выражаясь языком Скитер — «героического отца» с возвращением. Или же коллега Артура, мистер Перкинс, пригрозил голодовкой, если наивреднейшие маги Министерства проявят необоснованное упорство, пользуясь непритязательностью — ни много ни мало! — члена Ордена Феникса.

Гарри прекратил размышлять о причинах подобной щедрости, а протиснулся между столом и шкафом, повоевал с одним невоспитанно-толкающимся ящиком, наступил на карточку с колдографией неизвестного волшебника, мельком взглянул на новые плакаты, развешанные по стенам, и даже пожалел грустно икающий тостер мистера Уизли. Любимый трофей, пристроенный на полку у схемы Лондонского метро, путешествовал из кабинета в кабинет, в Нору и снова в кабинет не первый год, но так и не потерял своей нечеловеческо-человеческой особенности.

Рабочий угол мистера Перкинса отрадно пустовал, и в данных обстоятельствах отсутствие оного пришлось как нельзя кстати.

— Ну что? — выпалил Рон, вскакивая со стола отца. Для лишнего стула в этой комнатушке не хватило бы места. — Кингсли поможет?

— Не знаю, — рассеянно протянул Гарри, чуть не икнув вслед за тостером.

— Как это «не знаю»?! — открыто негодовал Рон. — Ты ему рассказал? — в целом, друзья понимали: правда — лучшее, что можно предложить министру в обмен на содействие. — Ну, про Аббот...

Гарри кивнул, подтверждая признание:

— Почти всё. И сразу.

Наверно, никогда министр не слышал столь длинную, запутанную, сумасшедшую историю от недавнего подростка, замешанную на недомолвках и откровениях. Аббот опасна? Да. Дементор ли она? Ну почти. Виновна ли? Да и нет. Гарри уверен в том, что несёт? Да. Он слышал Пророчество? Ну почти. Он притягивает проблемы? И да, и нет. Они напали на Азкабан? Да. Они играли в героев? Ну почти. Забыли, что есть закон? Да и нет. Гарри что-то скрывает? Да. Он в курсе суда? Ну почти. Он не верит во власть? Да и нет. Гарри пострадал? Да. Но жертвы в порядке? Почти. Он готов доказать? Да и нет...

В общем, череда вопросов с неприятными ответами, которых не изменить.

— Ты прости меня, Гарри, — мистер Уизли по-магловски подышал на стёкла очков* и стал протирать платком запотевшие линзы, — но такие... — он несколько секунд не мог подобрать нужные слова, — ...не самые простые вещи лучше сообщать в неофициальной обстановке. Кингсли — опытный волшебник. Бывший аврор. И надёжный друг. Только кабинет министра не располагает к нарушению правил.

— Я должен был увидеться с ним до суда! — протестовал Гарри, переминаясь с ноги на ногу. — То есть до того, как Долиш подсунет свою версию событий.

И он постарается!

Каким-то врождённым чутьём Гарри чувствовал подвох. Как минимум в том, что, пытаясь выслужиться, ревностный Долиш ляжет костьми. Он уже не шёл на контакт, отписывался «я занят», настаивал на слушании сразу по возвращении министра и затребовал Визенгамот в полном составе. Вцепился, как клещ.

— Ты всегда меня восхищал, Гарри, — Артур вернул очки на переносицу. — И я верю тебе как родному сыну. Только Кингсли — министр магии, а не Верховный судья. Да, он член Визенгамота, но, к счастью для всех и к сожалению для Гермионы, не может оспаривать его решений, — иначе это отдаёт диктатурой.

— И Бруствер не Макгонагалл, — прибавил Гарри.

Да и её пришлось долго убеждать. Она слушала, молчала и слушала, слушала и реагировала только глазами, верила и не верила, чуть улыбаясь краешком рта, пока её полуздоровое сознание пыталось отыскать истину. Макгонагалл колебалась, опираясь на собственный опыт, и, заметив проявившуюся из воздуха Аббот, потянулась за палочкой. Скорее, интуитивно, чем осмысленно, ведомая потребностью защищать. Притом что Ханна только извинилась, не в силах вытащить на свет Сколопендру — та намеренно делала из друзей дураков.

Память Рона — это, конечно, хорошо... Неплохое подспорье. Пусть рассказчик из Рона и слабоват. Но сцена в поезде вдруг стала смотреться банальной, холодные слёзы — заклятьем, причиненное зло — расправой, поцелуй — влечением. Типично-обычной историей, которой можно найти объяснение. Домыслы о дементорах прозвучали лишь домыслами, ведь убери их и...

Аббот — преступница.

Волшебница. Тронутая умом. Да и герои недалеко ушли... Напали. Спрятали. Втянули других.

Без хрупких воспоминаний, извлекать которые Рон не желал (а вернее, не рискнул), без паршивого дементора, Макгонагалл, возможно, выставила бы всех за дверь… Но в какой-то момент Аббот пошла на крайние меры: выхватила у Невилла палочку и резанула свою ладонь. Рассекла кисть профессора, вцепилась в неё всей пятернёй и показала то...

Что Гарри и не хотел знать.

Это касалось их одних.

От прикосновения Ханны Макгонагалл дрогнула, посерела и замерла. Она ужаснулась, видимо, провалившись во что-то тёмное, постарела на глазах ещё больше и вырвала руку, спасая сердце от мертвенного холода и жуткого видения.

Гарри не сомневался: ощущение — мрак.

Ведь далеко-далеко, нестерпимо горько, бесконечно долго, вместе с Роном и Гарри — на их глазах, умудрённая жизнью женщина встретила бесчестный конец…

…где Аббот обречена.

Минерва погладила её по щеке, прониклась воспоминаниями и обронила совершенно искренне:

— Прости, девочка моя, — что не была рядом, что не учила неведомому, что позволила злу напасть…

И убила в ней жизнь.

Вернув себе скорбь, Минерва заплакала вслед за Аббот и… запретила говорить о дементорах кому вздумается. Пока не решит, что с этим делать.

Но Гарри ощущал тот же грех. Вина — одна из подруг смерти. Как боль, зависть и месть. Он не боялся огласки, не привык к послушанию, но, согласившись, молчал. У взрослых свои законы. Кингсли, например, своим низким неторопливым голосом объявил, что ему нужно время.

Можно подумать, его с вагон!

Гарри почему-то не сомневался, что наплюй он на риск, на Невилла, на Долиша и потащи с собой Аббот, ответ министра не изменился бы. В такие моменты безоговорочная поддержка Артура являлась бесценной.

— Думаешь, Кингсли тебе не поверил? — спросил Рон. Это самое логичное объяснение бесполезному «не знаю» и беспокойному выражению лица друга тоже.

— А ты бы мне поверил? — ворчал Гарри, не находя выхода. — Вот так... без доказательств. Без Сколопендры. Без чёртовых дементоров! Без шара с Пророчеством. Без его автора, — (а вдруг это сам Мерлин?) — Когда одни догадки...

Кое-какие события он всё ж таки утаил, вроде Империо, укрытия Аббот и Летаргического зелья.

— Ты недооцениваешь силу своего имени, — оспорил Рон.

— Да пошло оно! — огрызнулся Гарри.

Имя не спасёт Гермиону.

— Думаю, Кингсли верит тебе, — успокаивал его Артур, — но он отвечает за судьбы многих волшебников. Что ни говори, Аббот пытала Малфоя, она опасна, а вы нарушили закон, вытащив её.

— Мы и так чуть не опоздали, — оправдывался перед отцом Рон. — Мы спасали себя, не только её! И уж прости, пап, но на убеждение Министерства и прочих писак не было времени!

— Видит Мерлин, я поступил бы так же! — всем сердцем поддержал Артур, ведь рассудок сына важнее правил. — С эмоциями и без — ты дорог мне любым, Рон. И ты, Гарри, тоже. Я очень хочу спасти Гермиону... — он перевёл дыхание. — Но вы слишком долго были не собой. И даже я не представляю, какими вы стали, — намёк на смятение министра очевиден.

— Ну уж точно не психи... Мы — это мы! — возмутился Рон.

Артур не отступал, проявляя отцовскую твёрдость:

— Полегче с эмоциями, мальчики, — заботливо предостерёг он, — особенно на суде, прошу вас. — Он подбирал аналогию подоходчивей: — Как там говорят маглы... Разбитую чашку можно склеить, только обращаться с ней приходится бережнее. Не помогайте кое-кому вредить вам, хорошо?

Гарри не очень улавливал подтекст, но согласился.

— Кингсли. Должен. Нам. Помочь, — Рон отстукивал каждое слово палочкой о стол, и шаткая мебель скрипела под всплесками магии.

— Только поставь себя на его место... — продолжил лекцию Артур.

— С радостью! — возбуждённо выдал Рон. — Тут же отстраню Долиша и отпущу Гермиону.

— Нет, — тихим голосом убеждал отец. — Долиш уже передал дело в Визенгамот, решение примет большинство. И никто не выше закона, сынок. Особенно — министр.

Он прижал рукой «нервную» палочку, потому что столешницу чуток перекосило.

— Не сломай, пожалуйста, — попросил Артур и огладил чуть сбитый угол. — Здесь, за ним, ты впервые приманил себе мою ложку, — упоминание вызвало улыбку на отчем лице. — А после и стол обтесал — за первую шишку. Премиленький сорванец!

Рон смутился, но не забыл о главном:

— Но Гермиону ж осудят! — он буравил взглядом лучшего друга в поисках решения. — Может, стоило сказать её роди...

— Мы этого не допустим! — резко перебил Гарри, даже не представляя как. Прекрасно зная, что Долиш рехнулся на вине Гермионы, запретив все свидания. — Не допустим — и точка. У нас в запасе ещё пару часов, что-нибудь придумаем.

— Что?! Сотрём память половине Министерства? — в принципе, тоже вариант, но: — Сдадим Аббот?

— Возможно, — Гарри пожал плечами. Да простит их Невилл.

— Устроим побег? — в очередной раз предложил Рон, и последствия совсем не пугали. (Тюрьма в футах под ним!) — Мантия-невидимка с собой?

Гарри в подтверждение вытащил из кармана лишь кончик накидки, и Артур закачал лысеющей головой:

— Вы не можете.

— Пап, это же Гермиона!

Но он не соглашался:

— Побег не прибавит словам убедительности. Кроме того, я хочу вам кое-что показать...

Мистер Уизли приоткрыл ящик письменного стола, вытащил скрученный кусок папиросной бумаги и протянул его сыну.