Следующая цель

Глава 1

Проснулся я от душераздирающего вопля. Не помню, что мне снилось, очевидно, что-то хорошее, потому как контраст показался разительным. Я резко сел…

Вернее, попытался. В глазах потемнело, тело пронзила жуткая боль, но я не сдвинулся ни на дюйм. В первый момент, спросонья, это напугало — неужели меня парализовало?! Вторая попытка принять вертикальное положение также не увенчалась успехом. Зато стало ясно, что всё не настолько ужасно, как я вообразил: пальцы рук двигались свободно, хотя максимум, что я мог, это приподнять кисти, на большее сил не хватило. А вот с ногами дело обстояло хуже: правая ещё шевелилась, хоть и с трудом, а вот левая… Мне показалось, что я лишь подумал о движении, а боль вспыхнула вулканическим огнём, в одно мгновение выбив из меня дух.

Переждав новую волну боли, пронзившую всё тело, я утешил себя тем, что хотя бы не стал прикованным к постели инвалидом, и наконец-то оторвал голову от того, на чём она лежала, и что ни при каких обстоятельствах нельзя было назвать подушкой. Перед глазами поплыло, шею прострелило, но нужно было рассмотреть повреждения, однако всё, что я увидел — грязные, местами порванные штанины и носки изношенных кроссовок. И каменную стену.

К боли от травм прибавились неприятные ощущения от затёкших от долгой неподвижности мышц, так что пришлось опустить голову обратно на плоский блинчик, заменяющий подушку, и прикрыть глаза, пережидая. Зато стало очевидно, что пока я пребывал в блаженном бессознательном состоянии, меня успели переместить в другое место. Что ж, и в этом можно отыскать положительную сторону — допросы остались позади.

Следующая попытка встать тоже с треском провалилась… М-да, судя по ощущениям, целых костей во мне не осталось. Голова немилосердно кружилась от малейшей попытки её повернуть, тело ныло, настойчиво намекая, что не потерпит никаких излишеств вроде движений, так что я вновь закрыл глаза и постарался расслабиться. Что ж, ничего не поделаешь, придётся прислушаться к желаниям организма.

Просто так лежать было скучно. Учитывая физическое состояние, мысли — всё, что у меня оставалось, и не думать я просто не мог. Я, конечно, понимал, что скука — это лучшее, что ждёт меня в ближайшие годы, но смириться с этим было непросто. В голову лезли воспоминания о последних днях с друзьями, о неактуальных ныне планах на будущее, о том, что сейчас происходит в школе… Вот только я знал, что с ума сойду, если снова начну искать ложь в словах Волдеморта или оправдания для друзей. Нужно было придумать способ отвлечься от действительности, мне подошло бы что угодно, любой предмет размышлений! За прошедшие годы я в совершенстве овладел таким нужным навыком, как способность отрешаться от реальности. Помогли мне в этом, как ни странно, самые ненавистные люди: Дурсли и Снейп. Что родственники, что учитель постоянно меня оскорбляли, и если бы я выслушивал их внимательно, принимая всё близко к сердцу, вряд ли удержался от применения пыточных проклятий. А так как большую часть обидных слов я пропускал мимо ушей, умудрялся сдерживаться. Сейчас это было очень кстати: мне и так было чертовски плохо, мои перспективы могли бы убить на корню любую степень оптимизма, и в лишних поводах для депрессии я не нуждался.

В моём новом месте жительства взгляду задержаться было абсолютно не на чем: голые серые стены, окошко микроскопических размеров, служащее скорее вентиляцией, чем связью с миром, и закрытая дверь — это всё, что удалось рассмотреть из моего положения. Но меня это не остановило: нет настоящего предмета, на который можно направить внимание, значит, я создам вымышленный. Сосредоточившись, я стал вспоминать строки из любимой книги «Запретная анимагия», которую за тот год, что мы бегали по лесам, практически выучил наизусть, хотя так и не удосужился этой областью заняться, и вскоре погрузился в транс.

— Эй, Поттер, ты так и не пожрал?

Резкий голос вырвал меня из подобия сна. Мужчина не входил в мою камеру, так что рассмотреть его не было возможности, но, судя по тембру, он не был молод.

— Что, думаешь, если будешь воротить носом, я тебе фуагру притащу? Вот, полюбуйся, что о тебе пишут. И сожри, наконец, это.

Загрохотал засов, заскрипела дверь, зазвенел металлический поднос, снова дверь и засов, и удаляющиеся шаги. Открыв глаза, я скосил их на пол, силясь рассмотреть, куда он бросил газету, но близорукость не позволила. Ну и ладно, у меня есть более серьёзные проблемы, нежели информационный голод.

— Поттер, да мы соседи? — нарушил установившуюся тишину знакомый голос. — Вот уж не предполагал, что и тут придётся «наслаждаться» твоим обществом.

О, Малфой! Уж его голос я не спутаю ни с каким другим. Я уже открыл рот, собираясь ехидно ответить, когда понял, что из горла не просачивается ни звука. Да что же это такое?! Мало того, что меня без суда и следствия засунули в Азкабан, обвинив во всех грехах, избили, переломав чуть ли не все кости, так ещё и голоса лишили?!

Боже, как же я ненавижу их! Всех! Начиная со старого козла и заканчивая проклятой грязнокровкой и предателем крови! Ещё на прошлой неделе я без раздумий кинулся бы в драку, посмей кто-нибудь так назвать моих друзей, а теперь я сам не могу для них найти цензурных слов. Друзья! Ха! Да скорее Малфоя можно так назвать — он, по крайней мере, никогда не лгал, глядя мне в глаза. А эти не просто лгали, они годами притворялись, играли роли… Для меня Гермиона и семья Уизли давно стали родными, да я жизнь готов был за них отдать, и отдал! А они… Чёртовы лицемеры! Вот не хотел вспоминать, а мысли сами всё время возвращаются к событиям второго мая. Кто бы мог подумать, что для меня всё закончится так?

Хотелось рассмеяться. Не потому, что в этой ситуации было что-то весёлое, скорее злобно похихикать над собой. Каким же наивным и доверчивым я был! Дамблдор вёл меня к убийству Тома Риддла семь лет, подстраивал различные «проверки», из которых я чудом выбирался живым, окружал своими людьми, лгал на каждом шагу, а я и не замечал, что ничем не отличаюсь от жертвенного барана. Я так радовался, что могу быть полезным, спасти людей… Смешно. Как будто ничего толком не знающий подросток реально мог повлиять на события, как будто от меня что-то зависело. Хотя, судя по суете вокруг пророчества, всё-таки мог. Вот только не знал я ни тогда, ни сейчас, как это сделать.

В тот день, второго мая, всё пошло наперекосяк с самого начала, ещё с Выручай-комнаты. Я хотел незаметно пробраться внутрь Хогвартса и найти крестраж, но Гермиона убедила нас с Роном, что сначала мы должны успокоить друзей. Спрашивается, зачем? О крестражах мы всё равно сказать не могли — Дамблдор запретил распространяться об этом, и мы честно выполняли наказ, а достоверно солгать, что всё будет хорошо — кто бы нам поверил? Мы, конечно, соскучились по однокурсникам и хотели знать, как дела в школе, но рисковать всей миссией из-за нерационального желания поздороваться?.. Нужно было сразу же выставить всех из Выручай-комнаты и войти снова, чётко представляя диадему. Но ни Рон, ни Гермиона не верили, что крестраж может быть спрятан в месте менее жутком, чем Тайная комната. А время шло. Почему я не поступил по-своему? Почему не настоял? Почему я всегда уступал друзьям? Теперь поздно кусать локти. Момент был упущен: пока я бегал за Серой Дамой, подтверждая мою версию, Пожиратели смерти узнали, что я в замке, и в Выручай-комнате мы столкнулись с слизеринцами.

Сейчас-то я понимаю, что в тот день очень многие вели себя странно — странно даже с учётом всех обстоятельств, — а тогда все нестыковки проходили мимо моего внимания, и я мог думать только о крестражах. Столкновение с Малфоем, мгновенно принявшегося отвлекать внимание Рона и Гермионы оскорблениями, интересовало меня больше попыток Крэбба что-то рассказать. Интересно, прислушайся я к его словам, это что-нибудь изменило бы? Может, спасло чью-то жизнь или хотя бы уменьшило повреждения, нанесённые Хогвартсу? Кому вообще пришло в голову назначить Крэбба переговорщиком?! Хотя разница на самом деле небольшая: что Крэбб с Гойлом, что Малфой — в первой половине дня я ещё был «настоящим гриффиндорцем», а для нас не существует полутонов — только чёрное и белое, только враги и друзья. Иными словами, я ничего не заметил.

А вот потом, когда мы с Томом встретились лицом к лицу… После пожара в Выручай-комнате, сражения, беготни по всему замку, смерти Фреда и обрушившейся на меня каменной стены, разрушенной Бомбардой, скажу откровенно, соображал я не очень хорошо. Конечно, я понимал, что должен любыми путями выполнить распоряжение профессора Дамблдора и уничтожить крестражи, но не обращать внимания на бедственное положение союзников, ранения однокурсников, проходить мимо нуждающихся в помощи друзей — это было неимоверно сложно, даже с учётом того, что я знал, что так нужно. А уж воспоминания Снейпа и вовсе предопределили каждый мой следующий шаг. Я шёл на смерть с открытыми глазами. Что такое моя жизнь по сравнению с жизнями Гермионы, Рона и всех остальных Уизли, сокурсников и учителей, и даже незнакомых мне волшебников?..

Вот только встретили меня совсем не так, как я ожидал. Во-первых, Волдеморт был один, во-вторых, вместо Авады в лоб, я получил приглашение «присесть и послушать», в-третьих, Тёмный Лорд был настроен доброжелательно, если это слово вообще к нему можно применить. Палочки я лишился ещё на подходе к поляне, на которой расположился Риддл, так что возразить мне было нечего… Но слушать его лживые речи я всё равно не собирался, о чём и заявил в довольно резкой форме. Он хмыкнул и вместо того, чтобы бессмысленно тратить нервы и время на уговоры, просто обездвижил меня и ткнул головой в Омут памяти. Гениальный ход на самом деле. Даже странно, что ему раньше не пришло в голову поступить столь разумно, вместо привычно-бессмысленных пафосных речей.

С первых же мгновений мне стало дурно. Как же я заблуждался! Вовсе не Риддл обманывал меня, скорее уж лгали нам обоим, вдумчиво стравливали, с любопытством учёных наблюдая за нашими трепыханиями.

Вся моя жизнь была сплошным обманом. Ложью было всё: от любящих Джеймса и Лили Поттер до необходимости умирать, чтобы уничтожить находящийся во мне крестраж. От ненавидящего меня Снейпа до верных друзей… Правдой было лишь пророчество, вернее, факт наличия пророчества, потому что само оно звучало не так, как мне сказали.

Первым воспоминанием в Омуте стала мольба непривычно молодого Снейпа. Увидеть униженного профессора, на коленях просящего сохранить жизнь моей матери, не было потрясением — я уже знал эту часть истории от первоисточника. Но вот ответ Тёмного Лорда меня поразил:

— Конечно, Северус, я знаю, что ты её любишь. Мне это непонятно, но… Убеди Поттеров оставить ребёнка с няней. Прежде чем что-то решать, я должен проверить, действительно ли Гарри Поттер тот самый герой пророчества.

У меня мгновенно возникло множество вопросов, но задать их я не смог — следующая картина поразила меня в самое сердце. Это было воспоминание о подслушанном Снейпом разговоре моих родителей, который состоялся в Больничном крыле Хогвартса первого ноября. Около кровати с ребёнком, в котором я без колебаний опознал самого себя по зигзагообразной глубокой ссадине на лбу, стояли Джеймс, Лили и Альбус Дамблдор и обсуждали они, ни много ни мало, моё переселение к Дурслям.