Следующая цель

Глава 2

— Да что же это такое?! Поттер, ты какого хрена не ешь?

Я почти радовался возвращению охранника, по крайней мере, он прервал поток болезненных воспоминаний.

— Вот ублюдок! Ну, ничего, скоро ты перестанешь кочевряжиться…

Что-то со смачным шлепком упало на пол. Шаркающие шаги стали удаляться и вскоре затихли где-то вдали.

Услышав о еде, мой организм недвусмысленно намекнул, что совсем не прочь подкрепиться, вот только руки-ноги по-прежнему не двигались. Тяжко вздохнув, на что поломанные рёбра отозвались вспышкой боли, я принялся убеждать себя, что вовсе и не голоден.

— Эй, Поттер, ты там вообще жив хоть? — подал голос Малфой, когда охранник покинул наш этаж. Не дождавшись ответа, он обиженно вздохнул. — Если ты со мной говорить не хочешь, я пойму, но ты вообще не издал ни звука с самого момента появления, — он сделал паузу, очевидно, давая мне возможность вставить реплику, но, в конце концов, снова ничего не дождавшись, решил больше не тратить на меня время и разочарованно закончил: — Ладно, может, передумаешь…

Малфой бы очень удивился, узнай он, как мне хотелось с ним поговорить. Вот только горло отказывалось пропускать хоть какие-то звуки, как ни старался я выдавить из себя слова.

Открыв глаза, я понял, что близится вечер: в камере стало заметно темнее. А ещё похолодало. Додумать мысль мне помешал иррациональный страх, казалось, заполнивший всё моё существо. Дементоры. Только я мог забыть, что Азкабан охраняют эти существа.

Приближение азкабановской стражи почувствовал не только я: откуда-то издалека зазвучали стоны; чуть ближе кто-то зашевелился многоногим чудовищем, словно несколько человек одновременно решили изменить своё положение; возгласы раздавались всё ближе, пока в конце коридора не зазвучали приглушённые ругательства, так же сменившиеся стонами.

Самое ужасное, что мне нечего было противопоставить давящему присутствию дементоров. Очевидно, я пострадал сильнее и не отделался поломанной ногой да рёбрами, иначе объяснить проблемы с головой я не мог — травма явно была серьёзной. Ну как можно было не подумать о дементорах? И это мне-то, теряющему сознание от их присутствия. Вспомни я вовремя, чьё соседство ждёт меня ночью, не стал бы заниматься анимагией днём, а теперь поздно сожалеть. Два урока подряд — это даже не самоубийство или мазохизм, а откровенный идиотизм. В любимой книге постоянно напоминали об этом, вот только я так и не понял, почему медитация дважды в день опасна для жизни, здоровья и психики. Запомнить и принять смог, а понять — нет.

Что ж, ничего не поделать, сегодня ночью меня ожидают ужасные картины прошлого, от этого никуда не деться. Вот только отчаиваться я не собираюсь. Раз дементоры не дадут забыть худшие моменты жизни, буду помнить, кто знает, может, когда-нибудь мне доведётся отомстить.

* * *

К концу недели я впервые смог сесть. Несмотря на слабость и боль, первым делом я ползком добрался до крана: уж слишком отвратительно было лежать в собственных экскрементах. Колдовать без палочки я, конечно, не мог, но магия и так помогла мне выжить, ускорив регенерацию: сломанная нога хоть и продолжала болеть, но если не напрягать и не пытаться сгибать её, не доставляла таких мук, как в начале заключения, да и дышать я стал нормально, а значит, рёбра тоже срослись.

Ледяная вода меня взбодрила. Дрожащие от слабости руки едва двигались, но я не отступал, стараясь смыть с себя грязь.

Услышав шум воды, Малфой вновь возобновил попытки разговорить меня, прекращённые на второй день, но тут я не мог ему помочь — голос так и не вернулся.

Более или менее отмывшись, я обессиленно сидел прямо в луже, ожидая, пока боль утихнет, и совершенно не чувствовал холода. Даже такое незначительное движение утомило меня. На глаза попалась газета, брошенная охранником в первый день моего заключения. Всю первую полосу занимал групповой снимок. В центре композиции стоял загадочно улыбающийся Дамблдор в окружении моих бывших друзей по ОД и других защитников замка, машущих колдокамере, а слева жались пленённые Пожиратели смерти.

У меня вырвался беззвучный смешок. Умеет старик появиться вовремя. Поднеся газету к самому лицу, я прочитал статью дважды, но и после этого не мог поверить в то, что написал «Ежедневный пророк». По их версии, я сбежал, чтобы избежать наказания за убийство Тома Марволо Риддла, в народе именуемого Тот-Кого-Нельзя-Называть. В пору было рассмеяться, настолько это было абсурдно. Однако я не успел как-то отреагировать на статью, взгляд упал на другой заголовок. Интервью, взятое у Гермионы. Эта грязнокровная тварь посмела осудить меня! А я ещё сомневался, предала ли она меня!

Я был в ярости. Кончики пальцев закололо, как всегда бывало, когда я утрачивал спокойствие, и магия стремилась выйти из-под контроля. Только стихийного выброса мне сейчас не хватает! Сделав несколько глубоких вздохов, я немного успокоился и отложил газету в сторону: вряд ли меня будут снабжать свежей прессой, поэтому, чтобы не сойти с ума, нужно оставить себе хоть что-то от того мира — как напоминание.

Вспышка магии неожиданно улучшила моё самочувствие, и я подполз к подносу, так и стоящему перед дверью. Похлёбка протухла, хотя что-то подсказывало мне, что и в свежем состоянии она была несъедобна, а вот хлеб превратился в сухари, но не заплесневел. За неделю кусков скопилось много. Оставив себе два, остальные я аккуратно сложил горкой и переместил в изголовье лежака, где в стене было выдолблено углубление. В последние годы мне не приходилось голодать, но детские воспоминания о чулане никуда не делись, я слишком хорошо знал, что будет, если наброситься на еду.

Устроившись на койке и вяло грызя сухарь, я размышлял о странном поведении дементоров, которые за целую неделю не удосужились «познакомиться» с новым постояльцем. Так как я пролежал пластом всё это время, наверное, в виде компенсации, мои органы чувств обострились: я слышал всё, что происходило вокруг. Не только крики заключённых по вечерам, стоны ночью и скулёж утром, но и разговоры, шёпот, даже дыхание Малфоя! И из всей этой какофонии я смог чётко понять одну очень важную вещь: дементоры посещали камеры каждый вечер.

Так почему же меня игнорируют? Нет, я ни в коем случае не возражаю, просто хочу понять… Чёрт, как же не хватает возможности поговорить с товарищами по несчастью!

О своей участи я старался не думать. Да, меня предали самые дорогие и близкие люди, да, меня обвинили в абсурдном преступлении, и да, Азкабан ужасен, но какой смысл в сотый раз пытаться понять, почему со мной так поступили? Всё равно без свежей информации, которой у меня неоткуда взяться, я не могу сделать правильные выводы. Здесь и так невесело, так зачем портить себе настроение неприятными воспоминаниями, в тысячный раз анализируя прошлое? Повреждения постепенно зажили, и передвижения уже не причиняли такой боли; конечно, хотелось на всё плюнуть и упиваться жалостью к себе, свернувшись калачиком и глотая слёзы — так было проще всего, но эту слабость я преодолел, буквально заставив себя встать в первый раз, а дальше было проще. Утром и днём я мерил камеру шагами, приседал, разрабатывая ногу, учился отжиматься, а после вечернего обхода занимался анимагией — медитировал. Может, поэтому дементоры не трогали меня? Или просто у меня не осталось счастливых воспоминаний?.. Забавно было бы испытывать благодарность к предавшим меня родителям и друзьям за то, что дементорам нечего из меня вытягивать.

* * *

Прошёл ровно месяц с тех пор, как я попал в Азкабан. За это время я успел не только привыкнуть к появлению личной жилплощади, но и «подружиться» с соседями. Под соседями я подразумеваю Малфоя и дементоров. Его камера располагалась через стенку, и я слышал всё, что там происходило. Он не прекращал попыток поговорить со мной, а в остальное время играл в слова с каким-то Реем. Почему-то больше ни с кем эти двое не общались, хотя я отчётливо слышал ещё нескольких заключённых поблизости.

Стражи не мешали мне совершенно. День на десятый в моей камере появилось закутанное в балахон существо, посмотрело на меня пару минут и ушло. Я был в шоке. С тех пор это уже стало традицией: каждый вечер ко мне на минутку заглядывал дементор, после чего отправлялся к другим заключённым.

Первым делом, как смог нормально двигаться, я тщательно обследовал камеру. Находок оказалось немного, но каждая на вес золота. Женская шпилька, обгрызенное перо и заржавевший перочинный нож с обломанным лезвием. Умом я понимал, что за мной никто не следит, однако инстинкт сработал быстрее: в мгновение ока я спрятал всё найденное в обнаруженный ранее тайник за кроватью.

Шум крови набатом отдавался в ушах, адреналин зашкаливал… Прислушавшись и не обнаружив поблизости никого, кроме соседей, я отдышался и приступил к детальному изучению находок. Нож вполне можно было заточить о каменные стены, пером — писать, а шпилькой… Вскочив на ноги, я бросился к двери. Так и есть, вокруг замка многочисленные царапины: этой шпилькой пытались вскрыть замок.

Кажется, у меня только что появилась надежда?

Услышав мои метания по камере, Малфой заинтересовался:

— Что ты там носишься, Поттер?

Голос ко мне так и не вернулся, поэтому, как Драко ни пытался завести диалог, я не отвечал. Однако теперь я мог написать ему! «Ежедневный пророк» был прочитан вдоль и поперёк, я точно знал, что на последних страницах нет ничего интересного, только глупые давно утратившие актуальность объявления, поэтому решил ими пожертвовать. Вопрос упирался в чернила. В памяти услужливо вспыли приключенческие романы и письма, написанные кровью. Что ж, у меня тоже приключение намечается — переписка с давним врагом.

Заточить нож оказалось делом непростым. Пока я уловил, под каким углом его нужно держать, с меня сошло семь потов, зато потом всё, что было нужно, это удерживать его в правильном положении. Следующим на очереди было перо — тут проблем не возникло, в Хогвартсе я всегда очинял перья без магии.

И вот настал момент истины. Полоснув по пальцу, я беззвучно взвыл, но стоило показаться крови, тут же подставил перо.

«У меня пропал голос. Слышу, ответить не могу».

Чтобы написать одну строчку, я потратил почти час. О судьбе пальца вообще молчу. Но дело было сделано, теперь нужно было решить, как передать записку.

Впервые с появления в Азкабане я подошёл к двери.

— Драко, смотри-ка, твой друг объявился! — воскликнул абсолютно незнакомый бородатый мужик из камеры напротив. — Ну здравствуй, Поттер.

Я кривовато улыбнулся и помахал рукой, после чего попытался на пальцах объяснить, что хочу передать Малфою записку.

— Хм, Драко, он тебе бумажку протягивает, — озвучил мою пантомиму незнакомец.

— Да? Ну, руководи, Реймонд, ты его, по крайней мере, видишь.

То, что происходило дальше, можно описать одним ёмким словом — цирк. Реймонд указывал нам, куда и насколько поднять или опустить руку, благо, что двери наших камер были рядом, но всё равно, когда записка, наконец, попала к Малфою, мы оба взмокли от напряжения.

— Так вот в чём дело! — через секунду воскликнул Малфой, прочитав послание. — А я понять не могу, какого драккла ты молчишь!