Следующая цель

Глава 18

Миссис Бирстейн удивила нас абсолютным отсутствием страха и гостеприимством. Мы возникли у неё в саду, играючи преодолев довольно серьёзную защиту, но, вместо криков и обморока, старуха улыбнулась и указала на скамью:

— Ну, наконец-то! Много же вам понадобилось времени, чтобы понять, что моя помощь полезна. Посидим на свежем воздухе или, может, чаю?

От свежего воздуха мы оказались — пусть согревающие чары и отлично работали, но январь не располагал к посиделкам на террасе, а вот чаем нас всё-таки напоили. Миссис Бирстейн («ах, зовите меня Берта»), оказалась очень умной женщиной, которую не меньше нашего волновала судьба магического мира.

— Я Альбуса знаю лет семьдесят, — прихлёбывая ароматный чай, делилась воспоминаниями миссис Бирстейн. — Одно время мы даже дружили, но он и тогда был одержим магглами. Вы читали книгу мисс Скитер? Так это всё правда. По крайней мере в том, что известно мне, автор не погрешила против истины. Дамблдор кинулся из одной крайности в другую: сначала хотел подчинить магглов, а когда не вышло, видимо, перепугался и принялся их защищать. Боюсь, он так и не оставил своих идей. Его ручной министр один за другим пропихивает глупые законы, ущемляющие права волшебников. Света без Тьмы быть не должно. Десятилетия я наблюдала за тем, как авторитет Альбуса подавляет здравый смысл у членов Визенгамота. Но сколько ж можно терпеть молча? Мы — нейтралы — следили, чтобы наш мир сохранял равновесие, и у нас это неплохо получалось. По крайней мере, долгие годы всё было спокойно, и даже Тот-Кого-Нельзя-Называть не мог поколебать застой магического мира, — миссис Бирстейн сделала паузу, внимательно смотря, какое впечатление произвели её слова, и, явно удовлетворившись увиденным, со вздохом продолжила: — Я помню Тома Риддла в молодости, потенциал у него был отличный. Он ведь приходил к нам. Не ко мне, конечно, я тогда старалась не лезть в мужские дела, но с моим покойным мужем разговаривал. И политику обсуждал, и планами делился, и поддержки искал. Да, ничего общего с тем, что недавно рвалось к власти, заливая страну кровью. Но я вам так скажу: что бы там ни писали о нём, каким монстром ни выставляли, мальчика таким сделал не кто иной, как Дамблдор. Директор Хогвартса невзлюбил его сразу — это было понятно, ведь он очернил юношу, лишив его возможности сделать блестящую карьеру, вот тот и пошёл по единственному оставленному ему пути — пути насилия. Но сейчас всё изменилось. У Альбуса больше нет противовеса, а без достойного соперника, антагониста, его геноцид чистокровных… — миссис Бирстейн вздохнула и замолчала. Окинув нас с Реем пристальным взглядом, она кивнула каким-то своим мыслям и прямо спросила: — Итак, что вы собираетесь делать?

Странно было слышать такие слова из уст пожилой леди. Эдриан подготовил нас к встрече, дал прочесть старые выпуски «Ежедневного пророка», интервью миссис Бирстейн, где она в довольно резкой манере высказывалась о политических планах как консерваторов, так и либералов, но я оказался не готов к тому, что она прямо скажет, что не Лорд, а Дамблдор был виноват в несчастьях Великобритании.

Взяв с Берты обет, мы рассказали о наших планах и том, чего уже успел достичь Нотт. Смиренно выслушав критику, мы получили несколько дельных советов и обещание содействия. Благодаря влиянию миссис Бирстейн, ко дню слушания мы обладали уже не семью, а двенадцатью голосами (мумиеподобные подружки прислушались к советам Берты и проголосовали именно так, как нам и было нужно), что и позволило отклонить законопроект.

Вообще недовольство чистокровных ни для кого не было секретом. Люди боялись открыто выступать против Дамблдора и героев войны, видя, как пропадают их оппоненты, но и молча сносить притеснения не могли.

Пропажа двух чистокровных слизеринцев прямо из Хогвартса наделала много шуму. На их поиски бросили половину личного состава Аврората, но ни Шарлотты, ни Стивена не обнаружили. О похищении почему-то никто сразу не подумал, детей искали в замке, потом в Хогсмиде, организовали поиск в Запретном лесу, но, разумеется, никаких следов не обнаружили. Факультет потрясли, не без того, но обвинениями не бросались: понимали, что своим первокурсникам слизеринцы вредить бы не стали. Допросили, осмотрели подземелья, но на этом и утёрлись. На невесту Флинта никому и в голову не пришло подумать — она была равенкловкой.

Пока пресса не слишком активно обвиняла Дамблдора, однако моя импульсивность благотворно сказалась на выгодном нам общественном мнении — недавние происшествия с его людьми направили ропот в нужное русло. Во многие головы одновременно пришли мысли, что «самое безопасное место в Великобритании» не так уж безопасно, а учитывая, что абсолютное большинство детей училось в Хогвартсе, даже сторонники самого директора забеспокоились.

Прямо обвинить Альбуса в халатности никто не осмелился, но Брустверу, уступая давлению общественности, пришлось направить в Хогвартс инспекцию, что само по себе не лучшим образом сказалось на репутации директора.

В ожидании результатов я решил навестить Стивена и Шарлотту, да и с Кристиной стоило поговорить более предметно, раз уж мы исполнили её просьбу. Кристина мне, кажется, даже обрадовалась, по крайней мере, тут же пригласила за стол и напоила чаем. Я понятия не имел, как вести себя теперь с ней, потому что она рвалась отплатить, предлагала и деньги, и артефакты, и даже себя; пришлось пообещать, что я обязательно приму её овеществлённую благодарность, когда придумаю, чем она может быть мне полезна. Пока же мы сошлись на том, что Миллер моя должница… Мы немного поболтали ни о чём, она рассказала, как непросто было добиться доверия Стивена, сколько времени и средств ушло на то, чтобы залечить все повреждения, что дети заработали за один семестр в «самом безопасном месте Британии», и как непросто вывести из детских организмов подавляющие магию зелья, и снова принялась благодарить за спасение сестры. Но в данный момент меня интересовало, что происходило за закрытыми дверями школы, так что разговор удалось повернуть в менее неловкую плоскость. Кристина позвала детей, потребовала от них максимальной честности, и я приступил к расспросам. Само собой, первокурсники мало что понимали, но видели они предостаточно, поэтому я и решил воспользоваться омутом памяти — информация лишней не бывает.

В отличие от друзей, которых интересовало поведение преподавательского состава и самого Дамблдора, а также гипотетическая возможность увидеть тех, кто является в школу без официального повода (вроде членов Ордена), мне хотелось узнать общее настроение учеников. Безнаказанность ещё никогда не выявляла лучшие стороны характера, так что хотелось понять, насколько студенты стали… хуже, что ли, за последний год.

Аппарировав домой, я попросил Кричера принести омут и заперся в своей комнате, рассчитывая в тишине и спокойствии ознакомиться с детскими впечатлениями. То, что я узнал, надолго испортило настроение. Оскорбления, заклинания в спину, издевательства, не говоря уже о такой мелочи, как постоянное снятие баллов со слизеринцев без всякого повода. Особенно усердствовали старосты.

А хуже всего дело обстояло на моём собственном факультете. Гриффиндорцы, даже младшекурсники, по непонятным причинам считали себя элитой школы, героями-победителями. Те дети, что со слезами и криками рвались к каминам, спеша эвакуироваться из осаждённого замка, без зазрения совести рассказывали о собственных подвигах — обезвреживании Пожирателей смерти. Мне было настолько противно, что пришлось то и дело устраивать перерывы в просмотре воспоминаний Стивена и Шарлотты — тошнота подкатывала к горлу, а желание отшлёпать этих псевдогероев просто зашкаливало.

И ради счастливой безопасной жизни этих моральных уродов я рисковал собой? Наверное, впервые я совершенно искренне пожалел, что Волдеморт проиграл: эти животные заслужили профилактические Круциатусы, как никто другой.

Но в просмотре была и положительная сторона: дети не обратили внимания на неформальное общение между профессором Вудом, которого терпеть не могли, и одной из гриффиндорских старшекурсниц, а вот я случайно узнал, что у Джинни роман с Олливером.

В голове тотчас же стал складываться план, однако моё вмешательство на сей раз не потребовалось — пока я прикидывал, что можно сделать с полученной информацией, события развивались.

Присутствие посторонних на территории, которую Альбус привык считать своей вотчиной, его явно не радовало, но и опасаться ему, казалось, было нечего — почти все инспектора входили в число его сторонников, а то и вовсе, как Энтони Голдстейн, были членами Ордена Феникса. А остальные либо благоговели перед громким именем, либо просто опасались выступать против. Вот только среди «посторонних» легко мог спрятаться злоумышленник.

Читая «Ежедневный пророк», я проклинал свою недогадливость: ну что мне стоило, будучи в школе, поставить пару «камер»? Ведь было же время! Но мне это и в голову не пришло, а теперь приходилось довольствоваться сухими строчками газеты.

«Третьего марта было совершенно нападение на одну из учениц Хогвартса. Директор отказался назвать имя пострадавшей, заверив, что её жизни уже ничто не угрожает, однако на вопрос о виновном профессор Дамблдор ответить не смог.

Так ли безопасен Хогвартс, как нам внушают?»

Мне, естественно, хотелось узнать подробности, но я не осмелился даже заикнуться о повторном визите в школу: прошлого раза вполне хватило, чтобы понять, что риск — удел гриффиндорцев, а не беглых узников Азкабана. Впрочем, на следующий день Рита порадовала читателей шокирующими новостями.

Воспользовавшись тем, что не все инспектора были знакомы между собой, злоумышленник пробрался в школу и напал на Джинни Уизли. Альбус не соврал, когда сказал, что её жизни ничего не угрожает, вот только забыл упомянуть, что девушка стала сквибом. Информации о применённом проклятии у Риты не было, о чём она прямо и написала, довольно искренне посочувствовав Джинни, но от шпильки в адрес Дамблдора не удержалась:

«Школа магии и волшебства, в которой дети рискуют лишиться и магии, и жизни — то ли это, о чём вы мечтаете для своих детей?»

В моём списке целей Джинни стояла отдельной строкой. На площади Гриммо она ни разу не появлялась (кажется, её до сих пор считали ребёнком), и потому я о ней забыл. Мы не виделись со второго мая, орденцы почти не упоминали её, так что я не знал, предавала ли она меня, и если да, то насколько её вина серьёзна. Всё, что я мог вменить ей в укор — роман с Оливером, но это было глупо и мелочно, ведь я сам поставил наши отношения на паузу, когда отправился искать крестражи… Поймав себя на этой мысли, я горько усмехнулся. Пора бы привыкнуть, что Уизли мне не друзья. Однако лично Джинни, насколько мне было известно, ничего плохого мне не делала, так что с приговором я не торопился. Но в любом случае наказание, на мой взгляд, было слишком жестоким.

Отбросив несвоевременную жалость, я вернулся к чтению.

«Нападение на мисс Уизли было затеяно с одной целью — выманить её семью.