Склеивая осколки

Взгляд Драко намеренно становится мягким и холодным одновременно.

Малфоев учат этому с рождения?

«Смотри... Смотри. Чёрт, ну почему вот так? Почему сегодня?»

Злость-злость-злость. Пульсирует в висках. И в паху.

«Смотри, сука... Можешь мысленно меня трахнуть. И даже отсосать. Вот идиот, это я зря! — потому что откровенно-развратная сцена увеличивает приток крови к члену. — О, Мерлин, просто смотри, Грейнджер...»

...Теперь в серых глазах вместе с отстранённостью ещё и борьба с собой.

«Отвернись», — молит рассудок Гермионы.

«Я-не-могу-и-не-хочу», — одними губами в ответ. И она смотрит, не двигаясь с места. Не говоря ни слова.

Молчит Малфой — молчит она. Таков мысленный договор.

И игра.

Кто первым нарушит эти правила — вот вопрос?

И что-то подсказывает Гермионе, что не Малфой. Потому что он смотрит в глаза, забыв про свои странно-непонятные табу. Пальцами убирает со лба влажные волосы. Точно выверенными, плавными, неспешными движениями стирает капли воды с тела:

С плеч.

(Гермиона с трудом сглатывает, на миг ощущая, как закладывает уши. Так хочется прикоснуться самой...)

С рук.

(Сжать бы их пальцами. Ровно настолько, чтоб ощутить силу. И движение мышц под светящейся от лунного света кожей.)

С груди.

(Медленно пройтись по ней горячими губами и почувствовать незнакомый вкус на языке. Утолить жажду холодными каплями.)

С бёдер.

(Прижаться своими. Так сильно... Мысленно пустить прямо в себя. Позволить целовать, согревая собственным теплом.)

Сердце Гермионы колотится. Трепещет. Между ног тянет и сжимается — но будь Малфой проклят! — если не виноват, в том, что с ней происходит. И так хочется ощутить наглые прикосновения...

...везде.

Губами. Руками. Языком.

Раствориться в ласкающем шёпоте. Он может быть таким — она помнит.

Только Малфой не двигается с места, тянется за одеждой, открывая жадным глазам напряжённую спину и ягодицы. Выпрямляется. Смотрит в заворожённое лицо и заводит этим так, что все остальные чувства блекнут. Одним затяжным движением, чуть обхватив, стирает влагу с полувозбуждённого члена и заставляет Гермиону краснеть. Однако даже ночные огни Хогвартса не открывают это пронизывающему взгляду.

«О, боже, Малфой...»

Он не ошибся. Когда-то нахально брошенные слова обретают ясные очертания. И они — что за помешательство? — нравятся.

Дурацкое слово! Такое слабое... Не способное передать смятение и непреодолимую тягу повторить это движение самой.

«Но зачем?..»

Зачем Малфой протискивает ноги в брюки? Застёгивает молнию, пряча от говорящих о многом глаз признаки эрекции. Накидывает на плечи рубашку? Потом — пиджак. И спрашивать: «А как же трусы?» — ну глупо до невозможности! Малфой просто убирает их в карман. Тянется к пуговицам на рубашке.

И Гермиона не выдерживает — делает шаг навстречу. Между ними так мало воздуха или только кажется? Потому что дыхание слишком обрывочное.

Вместе с тягой к неприступному с губ срывается тихое:

— Малфой, — и рука застывает в воздухе с надеждой прикоснуться к холодной коже, к груди. Почувствовать удары сердца. Губы на губах.

«Но не более», — обманывая саму себя.

...И Драко тоже это понимает. Читает на истосковавшемся-сомневающемся лице без всякой легилименции. Потому что чувствует: Грейнджер — его отражение.

Но, Мерлин всемогущий, не сейчас!

Когда готов трахнуть и придушить одновременно. Когда важнее скрыть всё опасное от посторонних глаз, и так открыл для них слишком много. Для грязнокровки — непозволительно много.

И, наверное, правильно...

Потому что нет никакой боли, раздирающей Драко ночами. Ни грамма. Она потерялась за злостью где-то по пути к нервам. Но дать себе прикоснуться к полуоткрытым губам сейчас — значит сорваться. А как же правила? Плюнуть на них?

Нет. Пусть это станет ответным грёбаным «нет»!

«Обидно, правда? Злит. Охренеть как злит!»

...«Нет?» — Гермиона уловила отстранённый взгляд. Взмах ресниц. И губы, несмотря ни на что, плотно сжаты.

— Ты... — начала тем же тихим голосом и замолчала, потому что поняла…

...она проиграла.

Пальцы Драко коснулись её чудовищно-нежных — «Ох, как же я их ненавижу!» — невозможно-нежных губ.

Едва провели по ним — сверху-вниз.

И он, взмахом палочки подхватив с земли свой секрет, обошёл Грейнджер, не говоря ни слова. Только глаза кричали, словно внутри что-то рвалось...

Нерв.

Гермиона будто падала. Не хотелось верить, что это «нет». Ноги слабели. Ведь Малфой исчезал из виду, оставив её наедине с собой...

...и желанием.

Таким сильным, что ненависть кажется всего лишь каплей — одной из многих на обнажённом теле. Но отпустить Малфоя сейчас — данность.

И спасение.

[image_904|center]

________________________

* Когда душа ослаблена сомнением, её спешит разрушить искушение. Е. Резникова