Склеивая осколки

— Он сам так сказал? — опасливо уточнила Джинни. — Не смотри так, я просто хочу знать правду! Пусть это в высшей степени глупо!.. От меня у Гарри не должно быть секретов.

— Опять за своё? — Гермиона укоризненно покачала головой. Когда просыпается слепая ревность, рассудок умолкает. Всё-таки кровь не вода, и с Роном не так уж и мало общего. — Нет, Гарри не говорил, но...

— Без «но»! Ты прекрасно знаешь, что магия так долго сохраняет цветы лишь благодаря чувствам дарителя. А кто способен на такую любовь? Кто?!

На пару секунд повисла тишина, которую разрушил голос Рона, неожиданно появившегося на лестнице:

— Даже обидно слышать такое... Я-я, — тягуче выдал он, медленно спускаясь по ступенькам. — Это был я, Джинни, — и поспешил сменить тему: — Куда вы все разбежались? И где, чёрт возьми, Гарри?! Без карты искать — сущее наказание. И незачем так пялиться! — промолчать Рон не смог, особенно когда родная сестра с приоткрытым ртом буравит глазами, словно он воскрес.

А Гермиона смотрела на Рона со смесью осуждения и благодарности. Это ложь во спасение? Вряд ли... Сердце подсказывало, что нет. Романтический жест со стороны своего бывшего, но жестоко обидевшего парня удивлял и оставлял в замешательстве.

Как и слова Сандры о нём.

Только новые вопросы сейчас совсем ни к чему, хоть и стало совестно, что до сих пор не выполнила обещание, данное в лазарете.

— Ничего плохого я не сделал, — заявил Рон. — Это всего лишь цветы для именинницы, а не кольцо ко дню помолвки.

Гермиону укололи эти слова. Прежние упрёки бередили старые раны, не затянувшиеся у обоих. И сколько понадобится времени, чтобы залечить их, — неизвестно. Тем более когда кажется, что Рон заколдован и своими поступками всё усложняет. Только что это за магия? Тёмная? Неизвестность изводила.

— Спасибо, — с опозданием поблагодарила Гермиона за подарок и улыбнулась другу.

Демоны Джинни явно замолкали:

— Измучила я тебя и Гарри своей ревностью. Пойду поговорю с ним, — произнесла она. — Одна, — уточнила специально для брата.

— Погоди, — остановил её Рон. — Пусть Гермиона сначала объяснит, почему зовёт Гарри во сне?

— Я?.. Когда?.. — Гермиона растерялась. Вопрос застал её врасплох. Очень неприятное чувство. Мерзкое. — Не важно!..

«Рон злится. Но не лжёт», — абсолютно никаких сомнений.

Даже этому новому Рону нет смысла сначала спасать, а потом бессовестным враньём усугублять ситуацию. А ведь именно это он только что проделал.

Гермиона возненавидела его. Снова. Потому что Джинни обиженно, с нездоровым блеском в глазах отчеканила:

— Парвати тоже это слышала. Значит, ты ничего к Гарри не чувствуешь? Ему я верю. Тебе — нет, — и направилась к раздевалке Пуффендуя.

— Ты — идиот?! — закричала Гермиона, не заботясь о том, чтоб подбирать слова. — Зачем ты рассказал Джинни?

Рон только качал головой. И с уверенным в собственной правоте лицом заявил:

— Она — моя семья. И не стоит ей лгать. Даже тебе, Гермиона. Мы, Уизли, этого не любим.

Она металась от лестницы к другу, словно никак не могла решить, уйти гордо или остаться и высказать всё, что накопилось. Второе желание почти победило:

— Я не могу тебе пока ответить, почему ты слышал то, что слышал... — рука ткнула Рона в грудь. — Но одно я знаю точно. Мы расстались не из-за Гарри! И мне жаль, если ты считаешь иначе.

Резкий разворот — и Гермиона, измученная вопросами без ответа, скрылась за дверью и заплакала от навалившегося чувства одиночества. Крепкая дружба трещала по швам, причиняя боль, которая с открытым удовольствием уступала место ненависти.

* * *

Джинни, прислонившись виском к деревянному косяку, стояла в дверях и смотрела на Гарри, не представляя, с чего начать, хотя по дороге сюда десятки слов так и рвались наружу с каждым вдохом. Но теперь они вылетели из головы всё разом, оставив после себя лишь болезненную пустоту. И заполнить её так же необходимо, как дышать. Но воздух кажется слишком разреженным, потому что в нём повисла тишина.

Ссориться оказалось проще, чем мириться. Вроде это и не особо сложно, только глядя на сидящего на скамье Гарри, облокотившегося о колени и задумчиво сжимающего древко метлы, разумные объяснения случившемуся тоже почему-то испарились.

Он поднял глаза, но даже не тронулся с места.

Просто смотрел.

Просто ждал.

А точнее, сам не знал, что сказать. Я виноват? Я уже не злюсь? Он не ожидал, что Джинни снова вернётся. И тем более — что будет смотреть так, словно ничего не произошло!

Сделав несколько шагов вперёд, она встала напротив Гарри и, наконец, смогла прошептать:

— Прости... — самое правильное в такой ситуации слово.

Другие — фальшивые — блуждают неизвестно где. Но и это одно таит в себе очень многое, особенно если произносишь его искренне.

— Это ты меня прости, — будто выйдя из оцепенения, начал Гарри и, отставив метлу, взял Джинни за руку. — Я не...

Язык прилип к нёбу. Не целовал Гермиону? В принципе — нет! Или всё-таки да? Полуправда-полуложь не могла пробиться сквозь чувство вины за собственную ошибку. Вместо того, чтобы говорить, Гарри поднёс тонкие пальцы к губам и поцеловал. Один раз. Второй. Третий...

Вот теперь всё так, как и должно быть!

Никаких иллюзий.

Недоразумений.

Всё чётко и ясно.

Джинни присела на корточки и погладила Гарри по щеке:

— Что произошло? — ласковый взгляд скользнул по немного измученному лицу. Пальцы зарылись в непослушные волосы, погладили по затылку, спустились к шее и притянули голову к себе.

Гарри приобнял Джинни и уткнулся носом в россыпь рыжих волос, с наслаждением вдыхая любимый аромат. Знакомый до каждой ноты.

— Ничего, — лучше и не скажешь. И не столь важно, что конкретно имелось в виду: ссора, так и не случившийся поцелуй или необъяснимый провал в памяти. Сейчас не до поисков виноватых. — Глупенькая моя...

Джинни снова растеряла все слова будто маленькая девочка, поэтому просто поцеловала Гарри. Прямо в ставшие давно родными губы. И то, как жадно он отвечал, забыв про обиду, толкало на очередную глупость. А ведь хотела только поговорить...

Но после ссоры и откровений Гермионы вместе с остатками ревности поднялось знакомое чувство возбуждения. Что-то внутри требовало подтверждения, что Гарри только её! Не вчера, не завтра, а сейчас. Неразумное желание, но такое человеческое... Обычная потребность в близости по велению сердца, которое отбивает свои требования неслышно, но так ясно, что понимаешь без слов.

Джинни разорвала поцелуй и играючи схватила Гарри за шею:

— Услышу ещё что-то похожее — придушу, — нет, он понимал, что это всего лишь шутка. Немного нервная. Извиняющаяся. И уже приоткрыл рот, чтобы всё объяснить, как прозвучало: — Потом...

Губы вернулись к губам. Прохладные подушечки пальцев заскользили по шее Гарри, пока Джинни прижималась всё плотнее и плотнее, настойчиво намекая на продолжение.

Тот прекрасно понимал, к чему она клонит, но сжал её ладони, пытаясь отогнать странное ощущение. Словно видел это во сне. Что-то отдалённо похожее:

— Джин... — попытался произнести Гарри, вороша нечёткие образы.

А она посмотрела с непониманием:

— Что, глупенький?.. — девичьи губы коснулись шеи, а рука уверенным движением скользнула Гарри между ног. Куда уж яснее!

Он, словно в тумане, потянул Джинни на себя, устраиваясь прямо на полу. Не догадываясь, что подталкивает её совсем не в том направлении. Ведь речь идёт не о сексе, а о смутной тени на задворках подсознания, словно сотканной из могильного мрака.

Вдруг изменивший своим принципам Гарри, не пытающийся по привычке протестовать из нежелания быть застуканным за подобным занятием, только ещё больше подстегнул Джинни к тому, чтобы она опустилась сверху, вызывая в теле приятную тяжесть.

Ненадолго...

На несколько едва уловимых мгновений показалось, что весит Джинни, наверное, добрую сотню фунтов. Придавливает к полу, словно бетонной плитой. Но необъяснимое чувство исчезло так же быстро, как и настигло.

Реальность закружила с удивительной скоростью: шорох одежды… руки… губы…

Короткий, как миг, приступ удушья.

Остановить Джинни?

Не-е-т. Не настолько сошёл с ума! Она уже запечатывает дверь. Стягивает очки. Откладывает их в сторону. Снова склоняется к губам...

И от этого — новая вспышка в голове, заставляющая задержать дыхание.

Едва различимый голос у уха...

«Че-ей?! — вопит сознание, заглушая незнакомый шёпот. — Бли-и-ин…»

Гарри стонет. Не столько от удовольствия, сколько от отчаяния. Невозможно удержать ускользающее наваждение, когда Джинни так целует. Дёргает молнию на брюках. С горящими полупьяными глазами сама направляет возбуждённый член прямо внутрь…

— О, чёрт! — сорвалось с его губ. Так горячо, что промолчать не в силах. — Господи…

— Да… — на выдохе. В ответ.

Его сумасшедшая Джинни...

Гарри на секунду стиснул челюсти, будто их свело. Словно колючие ледяные иглы пронзили всё тело, и мозг заволокло густым непроглядным туманом. Не прорваться. Не рассеять. Можно лишь отодрать вместе с черепной коробкой.

— Что? — с волнением спросила Джинни и остановилась. — Тебе плохо? — рука погладила по щеке.

— Не-ет, — с нескрываемым облегчением. Острая боль отступила. — Нет, глупая… — маленькая ложь, но такая правильная.

А потом всё стало неважно. Только размеренные движения девичьих бёдер. Только губы на губах и тихие, сдавленные стоны.

Ощущение времени пропало вместе с остатками видений.

Гарри толком и не понял, почему не смог сдержаться, он кончил за пару минут. И испытал дикую неловкость. Потому что Джинни смотрела на него не то чтобы с осуждением... С подозрением? Нет, с беспокойством.

— Ты не?.. — начал Гарри и замолчал, потому что сам прекрасно знал ответ. — Прости...

— Не извиняйся. Это не важно, — отмахнулась Джинни и поднялась, поправляя сбившуюся одежду. — На самом деле это не так важно.

— Но я могу... — Гарри привстал на руках.

— Не надо, — остановила Джинни. Она поискала очки глазами, протянула их Гарри. — Мне почему-то не по себе. С тобой точно всё в порядке? Гермиона мне сказала... — и тут же: — Тебе бы к мадам Помфри. Не качай головой, — она поспешила уточнить, как будто могли понять неверно: — Просто... ты как будто другой, что ли.

— Я всё тот же, уверяю тебя, — Гарри чмокнул Джинни в губы.

— Я верю, — протянула она, но прозвучало не слишком искренне. — Тебе было... — безумная версия: — ...больно?

— Я не знаю, — выдохнул Гарри.

Брови Джинни удивлённо взметнулись вверх: не знаю?

— Забудь, — Гарри поднялся следом и принялся застёгивать брюки. — Просто какой-то дурацкий сон всплыл. Кошмар. Ничего предосудительного, но мы должны поговорить с Гермионой. А к мадам Помфри я не пойду, нет. И не уговаривай!

— Завтра, хорошо? Когда ты мне всё расскажешь. Тебе надо отдохнуть. И поесть. А Гермиона подождёт.

— Что же она тебе такое сказала, что ты вернулась? — задумчиво поинтересовался Поттер.

— Ничего особенного. И ей придётся самой разбираться со своими чувствами, потому что, Гарри, кажется, я была права...

Он замер, перестав тереть линзы очков.