For the Potions Master's Amusement - Ради Удовольствия Господина Зельевара

— Ты течёшь для меня, когда я облизываю твои ноги, — сказал он, разводя гладкие голени в стороны и прижимая руки к бёдрам. — Я чувствую запах твоей маленьконй дырочки. Я только начал тебя радовать, а ты уже хочешь кончить.

Гермиона застонала в кляп, подняла колени и широко развела бёдра для него. Извиваясь и судорожно желая того внимания, что он хотел оказать.

Ей было неважно, что он собирается делать с ней: лизать, мастурбировать пальцами или трахать. У неё не было никаких предпочтений, лишь бы он применил свои неподражаемые навыки к её ноющему клитору.

— Божественно, — прорычал он, голые плечи профессора прижались к её бёдрам, когда он лизнул край её щели, слегка порхая над плотью, уже молившей о непосредственном внимании.

Он раздвинул её половые губы длинными пальцами и коснулся языком. Пробуя её смазку, кончик его языка лениво дразнил нижнюю часть клитора. Гермиона толкнулась бёдрами в его губы, побуждая полностью сосредоточить внимание на клиторе, но он лишь усмехнулся, преднамеренно избегая полноценного давления, о котором она так мечтала.

Снейп повернул лицо в сторону. Губы сомкнулись на мягкой коже внутренней стороны бедра, и он всосал нежную кожу, прихватив её между неровными зубами. Легко прикусив, он усилил давление, и Гермиона поняла, что её внутренняя сторона бедра будет хранить красоту его засоса всю последующую неделю. Настраивая себя на терпение, она находилась под его ласками, позволяя ощущениям омывать чувства, дрейфуя в знакомое и уютное подпространство.

— Ты принадлежишь мне, питомец, — сказал Хозяин, его крючковатый нос поглаживал складку, где бедро переходило в лобок. — Что важнее, ты хочешь принадлежать мне, верно? Расскажи мне.

Гермиона не могла сопротивляться приказам, отдаваемым этим бархатным тоном, несмотря на шариковый кляп, ей удалось создать звук, выражающий мечтательное согласие.

Она почувствовала, как его зубы слегка прижимаются к животу чуть ниже пупка, и была рада его перемещению, ведь вместе с этим ощутила, что его тяжёлый упругий член прижался к ноге, двигаясь выше. А значит, в конце концов, член окажется у входа в её дырочку и проникнет внутрь тела, доводя до блаженства, венчая объединение их тел, умов и душ.

Хозяин сделал паузу, чтоб задержаться у груди Гермионы, и она обвила ногами его туловище, скользя бёдрами по его обнажённому животу, наслаждаясь контактом своей кожи с его.

— Твой свечной воск отломился, — сказал Хозяин, слегка стряхивая обломки на простыни. — Но он был прекрасным дополнением к твоему корсету, — он накрыл ладонями обе её груди, ритмично сжимая. — Ты идеально вела себя, пока я покрывал тебя воском, питомец, — я был очень доволен.

Гермиона замурлыкала от его рук и этих слов, гордясь тем, что порадовала его своим поведением. Затем к её радости примешалось волнующее беспокойство. А что потом, когда она не подчинилась его прямому приказу? Она отвлекла его своей любовью, но позволит ли он остаться безнаказанной? Очевидно, нынешнее его поведение было скорее вознаграждением, чем наказанием.

Он скользнул вверх по её телу, а затем пробормотал на ухо:

— Я обещал трахать тебя, пока ты не сможешь ходить, помнишь?

Кивок согласия превратился в стон, когда он вошёл в её тело. Темп был медленным, почти неторопливым, и казалось, что его руки и губы повсюду. Он поцеловал Гермиону в подмышку, вырывая из неё короткий вскрик, а затем повторил свои действия с другой стороны, вторгаясь в самое восприимчивое к щекотке место, полностью уязвимое и открытое для него в такой позе и с завязанными вверху руками. Его низкий смешок был одновременно игривым и дьявольским. Образ Рейфа всплыл в голове — её Хозяин и его лучший друг были похожи больше, чем она осознавала раньше. Снейпа было гораздо больше, чтобы знать и любить; она лишь начала открывать глубину и бесконечное разнообразие мужчины, чей ошейник носила.

Гермиона подалась к нему бёдрами, почувствовав приятное давление его веса, и мысленно потянулась к нему, раздумывая, сможет ли присоединиться к его разуму и душе без помощи Легилименции. С завязанными глазами и кляпом её мир сжался до звуков и ощущений. Звуки были безошибочными ударами плоти о плоть, невнятными вздохами и стонами секса; ощущения были божественными, поднимающими её на высоты субпространства. Поиск Гермионой сознания Хозяина был упражнением на то, чтобы открыть себя ещё более полно, ощутить, что каждая фибра её естества сейчас существовала лишь для него и ради его безошибочного присутствия.

Первая попытка мысленно потянуться к нему перенесла её на новую ступень возбуждения. Его неустанные движения в и из её тела увеличивали степень желания. Каждое нервное окончание тянулось к нему, ожидая ответа. Она сосредоточилась на симфонии, которую он создавал в ней, и попыталась сблизиться с его внутренней композицией.

С этой ментальной картинкой она ощутила их связь, словно два пузырька, плавающих в контакте, каждый из которых был сам по себе. Но затем они соединялись, всё ещё оставаясь отдельными сущностями, но с частью общей энергии в том месте, где были едины.

И она оказалась в его разуме, любя и принимая его. Северус замер. Их тела были связаны, его эрекция пульсировала в тёплой тесноте её лона, но в своих мыслях он был совершенно ошеломлен и растерян.

Как… — спросил он, слишком смущенный, чтобы закончить свою мысль.

Я открылась тебе, — объяснила она, лаская его душу.

Но я не открывал себя! — запротестовал он, его эмоции казались смесью тревоги и желания.

Ты сделал это, — заверила его Гермиона, мягко подмахивая бёдрами и сжимая влагалищные мышцы. — Делаешь сейчас.

Между ними прошёл импульс магии, и она поняла, что он невербально смахнул повязку с её лица за мгновение до того, как свет свечей заполнил пространство между ними, оставляя его наполовину в тени.

Взгляд профессора был свирепым, но Гермиона ощутила миг дикой радости, когда его бёдра дернулись навстречу, толкая её на край оргазма.

— Ты моя, — сказал он грубым от напряжения голосом. — Я не понимаю, как ты это делаешь, — добавил он в её голове.

Только твоя, — согласилась Гермиона, глядя ему в глаза. — Я этого не понимаю, но знаю, что это священно.

Нет! — возразил Хозяин, но, несмотря на это, кульминация настигла его, и Гермиона услышала в своей голове литания в такт его толчков в своём теле: — Гермиона, Гермиона, Гермиона!..

И звучание собственного имени, произнесённого его голосом в её разуме с таким ошеломляющим почтением, вызвало оргазм, заставляющий позвоночник изгибаться, а конечности дрожать в кульминации.

Северус!

Снейп не упал рядом с ней в изнеможении, как бывало обычно. Вместо этого он снял кляп и отложил его в сторону. Переместившись, чтобы сесть у изголовья, он произнёс заклинание, высвобождающее её запястья. Гермиона перекатилась к нему и, прижавшись щекой к слегка потной груди, начала одной рукой поглаживать его торс. Когда он заговорил, голос казался далеким и отрешённым:

— Как ты это делаешь?

Гермиона села и повернулась к нему лицом, пытаясь придумать, как это объяснить.

— Я тянусь к тебе разумом и чувствами, — сказала она.

Его подбородок дернулся, словно он что-то стряхивал.

— Мне жаль, что я не могу объяснить это технически, — сказала она, прикоснувшись к его руке, — но это чувство больше и всеобъятней всего остального.

Он встал.

— Завтра ты будешь наказана за свое непослушание, — сообщил он.

Сглотнув, Гермиона скрестила руки на своей нагой груди, неосознанно поднимая колени, словно сворачиваясь в клубок. Она не ответила.

— Поскольку твое нарушение было публичным, наказание тоже будет публичным.

Теперь её рот открылся, и она набрала воздуха в лёгкие, чтобы выразить протест, но его следующие слова заставили её замолчать:

— Не подчинившись мне на людях, ты проявила неуважение, а также непослушание, — неумолимо продолжал он. — Завтра после ужина в Подземельях будут проходить демонстрации. Одной из них будет мое наказание тебя.

Гермиона была совершенно сбита с толку. Они перешли от его неудовольствия к почтению, а затем от его поклонения её телу к его мысленному замешательству. И вот теперь — к этому наказанию, которое, если честно, Гермиона думала, что предотвратила своим признанием в любви.

Публично? Слова, что он только что произнёс, наконец, дошли до неё. Мерлин, что он собирается делать?

На глазах выступили слезы, и она сердито смахнула их, всё ещё достаточно связанная с ним эмоционально, чтобы почувствовать диссонанс его эмоций и действий.

— Что ты будешь делать? — спросила она, напрягая голос.

— Выпорю тебя полоской кожи, — сказал он, доставая последнюю из гардероба и кладя на кровать, где Гермиона могла бы увидеть.

Гермиона на автомате потянулась к девайсу и подняла его, отметив, что толщина и вес вдвое превосходят кожаный ремень. Полоска была по крайней мере вдвое шире его ремня и предполагала гораздо больше ущерба.

— Не стану скрывать, что будет больнее, чем ремнём, — сказал он серьезно.

Гермиона отодвинула от себя полоску, и он вернул кожу в шкаф.

— Ты будешь обнажена, за исключением ошейника, — продолжил он, его тон был ровным и беспощадным. — Ты можешь надеть мантию, халат или накидку перемещаясь по дому, но когда я буду пороть тебя, ты будешь голой.

Гермиона отвернулась от него, слишком расстроенная, чтобы говорить. Как он мог называть её нежными словами и делать столь интимные вещи с её телом, а затем отталкивать, рассказывая, как будет выставлять её напоказ и унижать в комнате, полной незнакомцев?

— Постарайся поспать, — посоветовал он, натягивая брюки. — Мне следует кое-что обсудить с Рейфом и Адрианом, — он застегнул рубашку и закатал рукава. — Когда я вернусь, я хочу снова тебя трахнуть, — он наклонился, чтоб обуться. — Я уеду завтра или через день и хочу взять тебя столько раз, сколько смогу, перед отъездом.

Не говоря больше ни слова, он вышел из комнаты, и Гермиона обняла подушку, прижавшись к ней обнажённой грудью. Отголоски недавнего, умопомрачительного оргазма всё ещё эхом отражались нервной системой в полнейшем несогласии с подавляющим её страданием.