For the Potions Master's Amusement - Ради Удовольствия Господина Зельевара

Внимание ее профессора оставалось прикованным к ее лицу, как будто он поглощал ее слова. С трудом сглотнув, Гермиона продолжила свою речь.

— Северус Снейп, я прошу тебя позволить мне называть тебя своим Хозяином и разрешить мне передать свою волю тебе, пока мы оба этого хотим.

Они оставались неподвижными какое-то время, но Гермиона не чувствовала беспокойства. Тепло взгляда ее профессора, когда его глаза смотрели на нее, заставляло сердце трепетать в груди. Не было никакого дискомфорта, никакого беспокойства, что он мог бы уйти от нее или каким-то образом отклонить ее предложение. У нее было отчетливое впечатление о том, что у ее профессора попросту нет желания спешить в этот момент и он хочет насладиться им. Гермиона была полностью согласна насладиться вместе с ним.

Когда, наконец, он заговорил, шелковая интимность его тона пробудила боль в ее животе, распространяя тепло возбуждения по лону Гермионы.

— Я испытал твоё подчинение, — сказал он. — Ты демонстрируешь истинное желание обучаться, и, как я уже говорил, я никогда не видел женщины, более естественно подходящей для служения, чем ты. Ранее я согласился взять на себя твоё обучение, обеспечивая твоё благополучие, — он немного наклонился вперед, положив локти на колени. — Сейчас, Гермиона Грейнджер, я принимаю твоё предложение подчинения. Впредь я буду твоим Хозяином, дисциплинируя и контролируя каждый аспект твоей жизни, стремясь привести тебя к более глубокому сексуальному подчинению, пока мы оба хотим этого.

Гермиона почувствовала момент, когда слезы потекли по щекам. Сама атмосфера комнаты, казалось, изменилась, когда она вдохнула, потому что мир наконец пришел в полную гармонию. Северус Снейп объявил себя ее Хозяином.

Не отрывая от нее глаз, он достал полоску из мягкой черной кожи, которую накинул на ладонь, и протянул, чтобы она посмотрела. С одной стороны висел острый наконечник с небольшими отверстиями, равномерно распределенными на двухдюймовом расстоянии друг от друга; другой свисающий конец заканчивался простой серебряной пряжкой. Затем Снейп перевернул полоску кожи на ладони, и Гермиона увидела серебряный диск в середине, украшенный простой гравировкой — «SS».

— Наденешь ли ты мой ошейник? — спросил он, его голос был груб от того, что Гермиона легко распознала как эмоции.

— Ох! — она задохнулась от крошечного всхлипа. — О да, пожалуйста!

Он соскользнул с дивана и опустился на колени, лицом к её лицу, а затем был неловкий момент, когда он приложил ошейник к шее Гермионы и она подняла волосы, чтобы позволить ему застегнуть его. Когда застежка щёлкнула, он наклонил голову, чтобы прижать губы к коже, его дыхание защекотало шею, прежде чем он поднял глаза, чтобы посмотреть ей в лицо.

— Ты оказала мне большую честь, — сказал он. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы заслужить твоё доверие.

Пальцы Гермионы проследили край ошейника — ошейника её Хозяина — вокруг шеи, и она улыбнулась ему сквозь слёзы, вызванные избытком эмоций.

— Это ты оказал мне честь, Хозяин, — сказала она.

И когда Гермиона впервые заговорила о его титуле, в его глазах мелькнуло что-то властное и дикое. Снейп дернул ее на себя, его губы завладели ею, язык судорожно ласкал рот, а зубы впивались, словно он пожирал ее. Гермиона радостно откликнулась на эти действия, обхватив руками его шею. Крепко удерживая ее одной рукой, он поднял голову и достал палочку второй, затем мягко оттолкнул ее, и Гермиона оказалась лежащей на расстеленном красном бархатном плаще-накидке.

Он остался на коленях, уставившись на её обнаженное тело.

— Ты действительно принадлежишь мне сейчас, — сказал он ей с суровой ноткой в голосе. — Знаешь, что это значит?

Осознавая, что это был риторический вопрос, Гермиона покачала головой, ожидая услышать, что он скажет.

— Это означает, что ни один другой мужчина не коснется тебя, мой питомец, — никогда.

Он встал и начал раздеваться, все время наблюдая за ней. Гермиона едва могла сформировать последовательную мысль. С того момента, как он застегнул на её шее ошейник, она почувствовала, что находится в новом состоянии, полностью в его рабстве. Он отбросил джемпер в сторону и снял с себя ботинки, его худые спинные и плечевые мышцы с усилием перекатывались. Каждый новый оголенный участок его кожи усиливал возбуждение Гермионы; она ничего не хотела, кроме этого полностью голого мужчины глубоко внутри себя.

Он расстегнул ремень и принялся за ширинку.

— Сожми свои соски, — сказал он, и Гермиона подчинилась, словно во сне, полностью открываясь, но не теряя самосознания, чтобы не стонать. — Хорошая девочка, — хвалил он, беря в ладонь свой член и медленно лаская его, полностью выпрямившись. — Теперь подними колени и расставь бедра — покажи мне свою красивую обнаженную пизду.

Тело повиновалось почти без усилий с ее стороны. Она бесцеремонно расставила ноги.

— Предложи свою грудь, — приказал он ей, и Гермиона сжала сиськи и подняла их к нему, вырвав стон из его горла.

Бессловесно он отбросил последнюю оставшуюся часть одежды и опустился на нее, его член упругой твердостью упирался в живот, пока он сосал ее грудь. Она зарылась руками в его волосы, но он отпустил сосок и широко расставил руки, затем поднялся, глядя в ее лицо с почти диким желанием. Он схватил оба ее запястья одной рукой, а второй потянулся между их телами, чтобы расположить свой член у ее входа.

— Чей ошейник ты носишь?

Гермиона беспомощно покачала бедрами, желая его член внутри себя.

— Твой, — выдохнула она.

— И кто я? — спросил он, его черные глаза горели.

— Мой Хозяин! — закричала она, потираясь об него.

Он вошел в ее влагалище и ее ум одновременно, два чистых толчка проникли в нее, в тело и душу. Северус отпустил ее запястья, используя обе руки, чтобы держаться над ней, поддерживая зрительный контакт, пока двигал бедрами, трахая ее. Гермиона была в огне от его действий, пылая, похоже, каждой клеточкой своего естества. И он вздрогнул от белого пламени в ее разуме, обладая ею на каждом уровне, сжигая все, что было раньше.

Ты моя, — сказал он, его неумолимый голос звучал в ее голове, а губы обнажили зубы в потрясающей улыбке, пока он толкался, входя и выходя из нее.

И как она уже делала это однажды, Гермиона полностью подчинилась ему, отбросив свою волю, потянувшись к нему всем своим существом.

Твоя, как и ты мой, — согласилась она, и ее голос звучал в их умах. — Ах, Мерлин милостивый, — она была в нем, пока он был внутри нее, и они стали одним существом, мокрым, изящным и горячим, поглощающим друг друга в пожаре их единения.

Она почувствовала его удивление и мимолетное сопротивление. Понятно, что ему было неловко, когда она знала его полностью, как и он знал ее. Расслабившись, чтобы охватить их обоих, Гермиона просто спроектировала свою любовь на него, не называя её словами, но окутывая его ею. Она не подразумевала никаких проблем, не задавала никаких вопросов, не требовала никаких полномочий над ним, но она была полностью действующим партнером в магии, которую они создали вместе, и ему пришлось научиться принимать это. Она увидела, что его глаза расширились, мгновенно замедлив движение члена в ней, — и когда его сопротивление растворилось в принятии, ее кульминация охватила её, накрывая небывалым оргазмом. Гермиона схватилась за него руками, чувствуя взаимную связь, которая пронзила ее тело. Она почувствовала, что и он теряет связь с реальностью; его контроль разрушился, и вместе они провалились сквозь необъятность их слияния.

Спустя какое-то время Гермиона поняла, что не может дышать, и осторожно подтолкнула его в сторону. Ее профессор покатился на спину, увлекая ее за собой. Невербальным заклинанием он призвал изумрудный плед, чтобы укрыть их от холода. Гермиона счастливо прижалась к своему Хозяину, довольствуясь пониманием, поющим там, где раньше горела страсть.

Повернувшись лицом к ней, Северус Снейп спросил между прерывистыми вздохами:

— Боже мой, Гермиона… что, черт возьми, это было?