Исполнить обещанное

Рудольфус не знал, дорожит ли Темный Лорд Беллой, видит ли в ней что-то еще, кроме того, что она — полезный член организации и красивая женщина, с которой приятно провести ночь? Повелителя трудно было представить влюбленным, и Рудольфус был уверен, что наедине с его женой Темный Лорд держится почти так же холодно и отстраненно, как при всех. Даже то, что их связь продолжалась несколько лет, и Повелитель не давал повода связать его имя с какой-нибудь другой дамой, могло объясняться просто. Темному Лорду, как и всякому мужчине, нужна была женщина. Белла была удобна во всех отношениях, а тратить время и силы на поиск новой любовницы ему не хотелось.

Белла же любила его всей душой, его холодность ранила ее больнее Круциатуса — которым Темный Лорд в те времена отнюдь не злоупотреблял. Как-то, еще в самом начале их связи она, придя домой, закрылась в своей комнате, и Рудольфус услышал из-за двери приглушенные рыдания. Когда наступила тишина, он почему-то испугался. Сначала он стучался, просил открыть, но Белла не откликалась. Тогда он открыл дверь сам, взломав заклинанием замок. Белла лежала на диване, как-то неестественно изогнувшись — в лице ни кровинки, губы искусаны, руки вцепились в растрепанные волосы, глаза блестели каким-то странным, сухим и колючим блеском. Он подошел к жене, которая никак не отреагировала на его появление, и, взяв на руки, посадил к себе на колени, принялся гладить по голове, и поцеловал в лоб, как маленькую. Белла задрожала, а потом у нее полились слезы, он неумело вытирал их пальцами.

"Руди... Не надо..." — тихо прошептала она. "Я же ничего не делаю", — вздохнул он и не сдержал горькой усмешки. Она повернулась к нему и долго вглядывалась в его лицо пристальным, неподвижным взглядом, потом прижалась теснее и закрыла глаза. Он, все так же гладя ее по голове, думал о том, что Белле приходится нисколько не легче, чем ему. Ведь Белла на самом деле хрупкая, она — как хрустальный бокал, в котором плещется старое, густое и терпкое вино. Только в ее жилах течет не вино, а кровь Блэков — тоже старая, несущая в себе все благословения и все проклятия древнего колдовского рода. Как и все Блэки, Белла не делает ничего наполовину, она живет словно на пределе своих сил и возможностей, и любит, и ненавидит — всем сердцем и до конца. Кто-то называет это семейной склонностью к экзальтации, а кто-то и наследственным безумием, отравой, бродящей в блэковской крови — а Белла просто иначе не умеет, не может.

Белла пошевелилась и снова уставилась на него широко открытыми, немигающими глазами, и вдруг с каким-то отчаянием прижалась губами к его губам, ее руки начали расстегивать на нем мантию. Он хотел было отстраниться, но она упрямо покачала головой и притянула его к себе.

Потом он тихо спросил ее: "Хочешь — давай уедем куда-нибудь?" Белла, глядя в сторону, произнесла: "Поздно. Уже поздно...". Он понял, что она говорит не только о Метке — ведь от любви никуда не убежишь, и от себя — тоже.

Утром, глядя на спящую рядом жену, Рудольфус ждал, когда она проснется, и боялся этого. Ему казалось, что Белла теперь возненавидит его — за то, что он не только был свидетелем ее слабости, но и воспользовался ею. Но все было так, как всегда. Белла выпила зелье, а вечером, получив записку, прочитала ее, молниеносно собралась и аппарировала куда-то. И опять не ночевала дома.

После этой ночи, когда сумасшедшая радость обладания смешалась с выворачивающей душу болью, ревностью и тоской, Рудольфус, казалось, вообще утратил способность чувствовать боль. Он почти привык к боли, он с ней просыпался и засыпал с тех пор, как понял, что Белла ему неверна. А теперь он словно выпил настойки из мандрагоровых яблок, после которой, как известно еще с древних времен, человека можно резать по живому телу, а он ничего не ощутит, как будто тело — чужое (2). Так и Рудольфус — он больше не чувствовал, как рвется на куски его живое сердце. Он смирился. Только желание защищать Беллу осталось — и он, как прежде, был готов ее защищать от всех на свете. Кроме нее самой и того, от кого она сама защищаться не хотела и не могла. И никаких намеков на двусмысленное положение его жены при Повелителе он по-прежнему не терпел — да те, кто хорошо его знал, ничего подобного себе и не позволяли.

Его мать время от времени спрашивала невестку, когда же она наконец подарит супругу наследника, или, может быть, стоит обратиться к целителям? Белла отвечала, что хочет подождать с детьми, что сейчас все силы нужно отдавать борьбе за новый, лучший мир, а она, Белла — одна из самых искусных боевых магов в организации. Рудольфус, однако, приходил к выводу, что таково желание Темного Лорда, а не самой Беллы, что это он не хочет иметь детей — и думал, что, может быть, Белла когда-нибудь и вернется к нему, к своему законному мужу...

Мать на такие речи Беллы осуждающе качала головой, отец печально вздыхал. Да и слухи уже поползли — трудно скрыть такие вещи в обществе, где все состоят в родстве, и знают друг друга поколениями.

Рудольфус же раз и навсегда перестал винить Беллатрикс в чем-либо. И вовсе не потому, что Белла с детства как-то умела держаться так, будто она всегда права. Просто она изначально была предназначена не для Рудольфуса — он это смутно чувствовал и в юности, и даже когда Белла стала его невестой. Словно Белла была прирожденной принцессой, которую должен взять в жены только король, но никак не простой смертный.

И имя ей дали в честь звезды — Беллатрикс в созвездии Ориона. Звезда упала с неба в его руки, а он не смог ее удержать.

А теперь брат писал, что Повелитель, когда Белла забеременела, поселил ее на вилле в Греции, приставил к ней лучших целителей и часто навещал ее. И что, хотя существование ребенка пока держится в тайне, но похоже, он не собирается отказываться от своей дочери. Ну что ж... У Рудольфуса уже давно и в мыслях не было, что Темный Лорд расстанется с Беллой — если ни время, ни Азкабан, ни даже многолетнее пребывание Повелителя в виде духа где-то между мирами не смогли разрушить эту привязанность... А теперь еще и ребенок — ребенок, которого Белла никогда не хотела родить ему, Рудольфусу... Да, он ни о чем таком уже и не думал, и не мечтал, и не надеялся — но почему же ему сейчас так больно? "А ведь девочка пока что нашу фамилию носит. Дельфини Лестрейндж...".

Он шепотом произнес всплывшую в памяти фразу из любимого им Мольера:

То имя, что весь мир, робея, произносит,

Рассеет здесь и толки все и ложь:

С Юпитером дележ

Бесчестья не приносит.

Признав теперь, что твой соперник — царь богов,

Гордиться можешь ты и звать себя счастливым.

Здесь места нет для горьких слов.(3)

И печально усмехнулся: «К нам это не относится. Алкмена отвергла Юпитера, он смог добиться своего, лишь обернувшись ее супругом. Белла же никогда не любила меня.».

У Рабастана за это время тоже родился ребенок — с дочкой Темного Лорда у них всего два дня разницы. Этот мальчик — Лестрейндж по крови, тут не может быть никаких сомнений. Их отец когда-то решил сам найти Рабастану невесту — и его выбор оказался исключительно удачным, во всех отношениях. "Как жаль, что родители не дожили до этого..."

В таких размышлениях Рудольфус и провел ту ночь. А утром им овладело беспокойство, которое уже не покидало его, он считал дни до отъезда в Англию. И вот, наконец, этот день настал.

В гостиной собралась вся семья, кроме Гретхен, которая осталась на каникулы в школе. Рудольфус крепко пожал протянутую руку Сэма, неотрывно глядя на юношу, стараясь сохранить в памяти родные черты. Профессор, уже протягивая ему коробочку с летучим порохом, сказал на прощание: "Желаю вам удачи. Я искренне рад, что лечение вам помогло. В случае неожиданных осложнений вы всегда можете на меня рассчитывать. Мой дом всегда открыт для вас, как и для вашего уважаемого брата.". А Ирэн добавила: "Да, Руди, если что — ты теперь знаешь, как до нас добраться, адрес тебе известен. Отцу привет передай.". И вытерла навернувшиеся на глаза слезы.

* * *

Рудольфус не заметил, как задремал, убаюканный легкой качкой. А когда проснулся, увидел, что они приближаются к Дувру. Туман рассеялся, и уже было хорошо видно и прибрежный город, и порт, дымящие трубы, доки и маггловские корабли, стоящие на рейде. Волшебная пристань была чуть поодаль от маггловского порта.

Сойдя на берег, он дал себе немного времени, чтобы привыкнуть к твердой земле под ногами. Прошел таможенный контроль у чиновника Министерства магии — тот сразу узнал Лестрейнджа и почтительно поклонился ему — и направился в город. Там, выпив кофе в гостинице, которую держал волшебник и для волшебников, Рудольфус через камин переместился в "Дырявый котел", а оттуда аппарировал к Малфой-мэнору.

Ворота открылись, когда он поднял в приветствии левую руку с Темной Меткой. Его шаги были тверды и уверенны, а лицо, как он надеялся, спокойно, хотя внутри его сотрясала дрожь. В парке было тихо, мраморная дорожка чисто подметена, как и всегда, между деревьев важно прогуливались белые павлины. Поднявшись на крыльцо, он слегка помедлил перед дверями и вошел в дом.

Огромный холл был пуст — а прошлым летом здесь, да и в парке тоже, всегда толпились люди. "Ах да, конечно, если Белла с дочкой сейчас тут живут, всех остальных попросили отсюда убраться, — догадался он. — А собрания теперь где проводятся?"

Он остановился посреди холла, неуверенно оглядываясь. Следовало бы позвать какого-нибудь эльфа и приказать, чтобы о нем доложили хозяевам дома. Но тут сверху послышались легкие шаги и он увидел спускающуюся по лестнице Нарциссу.

— Руди! — она приблизилась к нему. — Ты вернулся! Ну как, ты здоров, все хорошо? Слава Мерлину...

За прошедшие несколько месяцев Нарцисса похудела и побледнела, она улыбалась, но улыбка выходила печальной, а глаза она старательно отводила, будто боясь встретиться с ним взглядом.

— Здравствуй, Цисси, — улыбнулся он, целуя ей руку. И помолчав, добавил: — Цисси, я все знаю. А брат где? И вообще... как вы тут? Как Люциус, Драко? И остальные?

Легкая тень пробежала по лицу миссис Малфой.

— Басти в Лестрейндж-холле теперь живет. Драко в школу уехал. А мы… Сейчас расскажу.

Она повторила ему то, что несколькими днями раньше рассказывала его брату. Рудольфус потрясенно слушал.

— Вот такие у нас новости. А теперь мы под арестом сидим, — заключила Нарцисса.

Они помолчали. Потом миссис Малфой предложила гостю чаю, но он отказался. И, набравшись решимости, заговорил о том, зачем, собственно, и пришел сюда:

— Цисси... Я могу увидеть Беллу?

Нарцисса пристально взглянула на него. И, слегка сжав его руку, кивнула:

— Да. Пойдем...

Миновав множество коридоров, они прошли в отдаленное крыло замка. Возле одной из дверей Нарцисса остановилась и тихо постучала. Потом отворила ее и вошла, жестом пригласив Рудольфуса следовать за ней.

В комнате было светло и чисто, и пахло уютным, ласковым теплом — как всегда пахнет там, где есть маленькие дети. Беллу Рудольфус увидел сразу — она стояла, наклонившись над колыбелью. Услышав, что дверь открылась, Белла выпрямилась и застыла.