Исполнить обещанное

Глава 52

Солнечный зайчик, отразившийся от старинного зеркала в серебряной раме, плясал на потолке гостиной. В приоткрытое окно врывался теплый ветер, он заставлял ветку каштана с набухшими почками негромко стучать по стеклу и даже шевелил тяжелые бархатные портьеры. Стекла, недавно вымытые эльфами, и паркетные полы сияли чистотой, картины и мебель блестели свежим лаком, и в бронзовую люстру под потолком были вставлены новые свечи, взамен оплывших огарков, покрытых пылью и паутиной.

Рабастан окинул взглядом висящий на стене гобелен, изображающий рыцаря в битве с драконом и задержался возле портретов отца и матери. Ни Бодуэн Лестрейндж, ни Луиза не успели зачаровать свои изображения так, чтобы они могли мыслить и разговаривать. Луиза скончалась скоропостижно, а Бодуэн думал, что после его смерти это уже никому не будет нужно — он не знал, что сыновья выйдут из Азкабана на свободу. Но все равно казалось, что портреты тоже радуются происходящим в доме переменам. Лестрейндж с сожалением улыбнулся, вспомнив оживленные разговоры Люциуса с портретом старшего Малфоя, которым он несколько раз был свидетелем. Потом, миновав несколько комнат, в которых эльфы либо мыли окна, либо белили потолки, он спустился по широкой крутой лестнице к входной двери.

Последний раз в доме наводили порядок перед его свадьбой — но тогда до всех комнат просто руки не дошли, да в этом не было и необходимости. Они с Рудольфусом были скрывающимися преступниками, беглецами из Азкабана, у которых впереди два наиболее вероятных исхода — аврорская Авада или возвращение в камеру. О восстановлении прежней жизни тогда не могло быть и речи. Сейчас все иначе. Рабастан недавно перебрался из Малфой-мэнора домой — с тех пор, как из Греции приехала Беллатрикс с дочкой, рожденной ею от Повелителя. Изабелла пока оставалась в Лондоне, в родительском доме — она хотела повидаться с младшей сестрой, приехавшей из Хогвартса на каникулы — Мораг впервые увидела маленького племянника. Но скоро Рабастан привезет своих жену и сына сюда. А там и Рудольфус из Германии вернется — и они наконец-то будут жить все вместе у себя дома…

Невестку по ее возвращении Басти так пока и не видел, да и желания особого, по правде говоря, не испытывал. Когда Нарцисса сказала ему о беременности Беллы, он, понимая, что Руди это причинит боль, долго не мог решиться написать брату. Но вскоре стало известно, что невестка уже родила — и только тогда Рабастан осторожно уведомил Рудольфуса о, так сказать, прибавлении в его семействе.

В ответном письме Рудольфус этой темы не коснулся, просто сообщил, что его здоровье совсем поправилось, и вскоре он намерен вернуться в Англию — о том же он написал и Малфоям, так что Басти впервые услышал эту новость от Нарциссы.

Зато Руди в своих письмах много рассказывал о Сэме — он так и не открыл сыну тайну его рождения, но все же смог подружиться с мальчиком. К тому же Сэм, работая над диссертацией по римскому праву, как-то обратился к Рудольфусу за советом, и тот, к немалой своей радости, обнаружил, что может быть ему полезным — ведь и он когда-то изучал этот предмет.

Если бы не война и Азкабан, старший из братьев Лестрейнджей со временем унаследовал бы место отца в Визенгамоте. В юности Руди серьезно готовился к этому поприщу под руководством Бодуэна. Хотя с тех пор прошло много лет, те знания никуда не делись, даже заключение в тюрьме с дементорами не нанесло им ущерба. Наверное, потому, что, как говорил сам Рудольфус: «Юриспруденция — материя сухая, эмоциям в ней нет места». Он признавался, что, когда стражи Азкабана особенно донимали его, он заставлял себя вспоминать наизусть законодательные акты Магической Британии, судебные прецеденты и должностную инструкцию судьи Визенгамота.

Рабастан вышел во двор и направился к каретному сараю, где уже лет двести, наверное, стоял старинный позолоченный экипаж. Запряженный гиппогрифами, он мог подниматься в воздух и передвигаться быстрее, чем человек на метле. Но летающие кареты — даже под магглоотталкивающими чарами — запретили еще раньше, чем ковры-самолеты. Разве что над своим поместьем можно было летать, не рискуя нарушить закон. Впрочем, сейчас, хоть закон и не отменили, на такие нарушения Министерство смотрит сквозь пальцы. В конце концов, если Статут соблюден — кому какое дело? Поэтому Рабастан намеревался ехать в Лондон за женой и сыном в карете, для чего эльфам накануне были отданы распоряжения привести ее в порядок — почистить, починить, если что сломано, заменить обивку сидений, подтянуть рессоры…

К нему подбежал эльф Нокки, состоявший при конюшне, и, кланяясь с сокрушенным видом, дергая себя за длинное ухо, доложил, что Цезарь, один из двух недавно купленных серебристо-серых гиппогрифов, кажется, захромал на правую заднюю ногу. Басти, нахмурившись, последовал за эльфом в конюшню — гиппогриф стоял в стойле, поджав больную ногу, и на прикосновение к ней реагировал нервным клекотом. Ощупав и осмотрев ногу животного, Рабастан не нашел ни перелома, ни открытой раны, но тем не менее, гиппогриф действительно хромал. Он вернулся в дом и написал записку МакНейру — министерский палач хорошо разбирался в хворях волшебных существ и мог вылечить почти любой недуг.

Когда-то в их конюшне было около полусотни лошадей — чистейших арабских кровей, к тому же имевших в родословной среди дальних предков пегасов и гиппогрифов… Даже капля волшебной крови делала благородных животных необыкновенно быстрыми и неутомимыми. А еще были породистые собаки, которыми отец тоже весьма гордился… На охоту или конные прогулки в угодьях Лестрейнджей съезжались все сливки общества Магической Британии. Но все пошло прахом после того, как они с Рудольфусом оказались в тюрьме.

А вот гиппогрифов их семья перестала держать еще до войны с Гриндевальдом — во времена детства Бодуэна — потому что с запретом полетов на волшебных животных над маггловской территорией это почти утратило смысл. К тому же Министерство магии, хотя и не запретило частным лицам владеть гиппогрифами, пегасами, фестралами, однако постоянно повышало налоги на них. А уж штрафы за нарушение Статута — если, не дай Мерлин, маггл каким-то образом увидит волшебного коня — стали вовсе запредельными. Вот так большинство старинных семейств постепенно и отказалось от содержания волшебных существ (1). Почти всех животных скупило Министерство и распределило по заповедникам. Однако недавно Пий Тикнесс в интервью «Ежедневному пророку» твердо пообещал, к всеобщей радости, что прежние налоги и штрафы скоро будут пересмотрены, и, возможно, запрет на кареты и ковры-самолеты тоже снимут.

Прибывший ближе к вечеру МакНейр определил, что у гиппогрифа, похоже, просто растяжение связок. Уолден долго колдовал над поврежденной конечностью, потом смазал ее каким-то зельем и наказал на два-три дня оставить животное в полном покое. Затем, выпив с хозяином дома виски и поужинав, откланялся.

Укладываясь спать, Рабастан думал: «Завтра и послезавтра, а лучше еще один день — Цезаря не трогать. А потом поеду за Изабел и Рэйни…». Он улыбнулся — скоро ему больше не придется спать одному, перестанут сниться мрачные стены Азкабана и черные саваны дементоров.

Изабелла недавно сказала, что, пока Рэйни совсем маленький, ей с сыном лучше спать в отдельной комнате, потому что мальчик просыпается ночью и плачет. Но Басти не согласился — он так устал от одиночества, бесприютности, от чужих домов… Устал просыпаться от страшных снов, от накатывающего волной пронизывающего холода и ужаса. Нет, пусть под боком будет жена, которую всегда можно приласкать, обнять, прижать к себе теплое податливое тело... А рядом с их кроватью пусть будет колыбель Рэйни, и пусть даже малыш временами мешает родителям спать. Все лучше, чем мертвая тишина, таящая в себе невнятные шорохи и голоса, грозящие безумием, если в них вслушаться...

Утром его разбудила сова, влетевшая в приоткрытое окно. Невыспавшийся Рабастан протер глаза и потянулся, потом отвязал свиток пергамента, привязанный к лапке птицы, и прочел письмо. Писала Нарцисса — она просила Рабастана прибыть в Малфой-мэнор для какого-то деликатного разговора, который не хотела доверять пергаменту.

Басти положил письмо на тумбочку, снова потянулся и лениво подумал: «Цисси ведь не пишет, что дело срочное, ничего не случится, если еще пару часов поспать... Сейчас, — он посмотрел на часы, — восемь...». Повернувшись на другой бок, он уже почти задремал, и тут его словно кто-то толкнул. «Деликатное дело... Что это может значить? А может, Руди вернулся?» Он открыл глаза. «Но даже если вернулся — Руди не станет затевать скандала, не поставит никого в неловкое положение, уж не говоря о чем-то худшем...». Проворочавшись без сна еще минут двадцать, он решил: «А, к дракклам, все равно не сплю... Прямо сейчас и пойду. Что у них там стряслось?»

Он позвонил в колокольчик и велел вошедшей эльфийке Тильди — Бонни и ее дочь Энни он отправил к теще, у которой с появлением Рэйни заметно прибавилось хлопот по дому — подать ему завтрак. Уже одетый, сидя в малой столовой и запивая омлет и сэндвичи с копченым лососем крепким кофе, Басти просматривал утреннюю газету — ни о каких чрезвычайных происшествиях не упоминалось. Да в последнее время и сопротивление пошло на убыль, кажется, уже целую неделю не было новых стычек. Те, кто не желал смириться с властью Темного Лорда, были частично перебиты, а частично, видимо, вынуждены отказаться от дальнейшей борьбы, сложить оружие и скрыться. «Или же они затаились и чего-то ждут», — подумал он, но, скорее, просто следуя давней привычке готовиться к худшему.

Позавтракав и выйдя на крыльцо, Рабастан аппарировал к воротам Малфой-мэнора. Идя по мощенной дорожке к замку, он с легким удивлением оглядывался по сторонам — было как-то слишком тихо и безлюдно, даже белые павлины куда-то попрятались.

Только два черных лебедя задумчиво плыли по зеркальной глади пруда. Лебеди жили в Малфой-мэноре еще при предках нынешнего хозяина, а вот белых павлинов завел уже Люциус. Злые языки говорили, что птицы поразительно похожи на своего владельца. Рабастан усмехнулся — завистники ошибались, ничего общего с глупой красивой птицей у Малфоя не было. Лис — вот он кто, хитрый, изворотливый и везучий...

Он вошел в замок, где его встретила заплаканная Нарцисса.

— Басти! Как хорошо, что ты так скоро пришел... Мы ведь не можем никуда выходить из поместья.

— Цисси, что случилось? — его благодушное настроение мгновенно пропало.

— Позавчера здесь был Поттер... И он снова ускользнул. А Белла успела вызвать Повелителя... Он... — Нарцисса разрыдалась.

— А где Люциус? — спросил Рабастан, ощущая, как тоскливое беспокойство, смутное предчувствие катастрофы снова овладевает им.

— Люциус у себя в кабинете... У него глаз не открывается, — Нарцисса вынула белый носовой платок и вытерла мокрое от слез лицо.

— Расскажи подробно, что у вас произошло, — попросил Рабастан.

Нарцисса позвала эльфийку и велела подать им чаю, после чего, немного успокоившись, принялась рассказывать.