Исполнить обещанное

Она вдруг зарыдала.

— Китти, милая! Прости меня, прости… — Изабелла обняла Кэтрин за плечи. — Прости, что я с тобой об этом говорю… Я понимаю, что не должна… Просто мне тяжело, я все время чего-то боюсь. И ни с кем не могу больше… Я даже с мамой боюсь этим поделиться. Только с тобой, да еще с Цисси — но к ней сейчас нельзя, там авроры днюют и ночуют, даже поговорить не дадут… Небось, еще и подслушивают. Прости, дорогая моя, славная моя. Ох, мне так жаль…

Изабелла и сама заплакала, чувствуя едва ли не стыд за то, что ее муж жив, а Китти осталась вдовой — такая молодая, такая милая и хорошая…

— Не бойся ничего, Изабел, — Кэтрин, немного успокоившись, тоже обняла ее. — Чему быть, того не миновать. Береги то, что у тебя есть.

— Мерлин, какая же я глупая, правда. Я не заслуживаю счастья, наверное… — тоскливо произнесла Изабелла.

— Не говори так. Ты просто устала от всех волнений, вот тебя сейчас и накрыло... Это пройдет.

— Китти… Я уеду — если все будет так, как мы рассчитывали, — а как же ты?

— А что — я? — с грустной улыбкой сказала Кэтрин. — Я останусь здесь. Ал и Лиза скоро в школу поедут, буду Лансика растить. А тебе в любом случае лучше уехать, потому что Лестрейнджи слишком известны. Тебе не простят брака с Рабастаном. Я вот и то не знаю, как детям в Хогвартсе придется. Хоть дома их учи. Правда, у миссис МакНейр двое младших тоже в школу пойдут вместе с моими, да у миссис Эйвери дочка… Наверное, будут держаться все вместе — если их будут задевать. Помнишь, как у тебя в школе было?

— Конечно, помню, — улыбнулась сквозь слезы Изабелла. — А помнишь, как Торфинн меня всегда защищал?

— Еще бы! Он же в тебя влюблен был, я это знала, а ты не замечала ничего, как принцесса в своей башне… Мне Торфинна иногда было так жалко…

И Кэтрин начала вспоминать историю своей свадьбы. Изабелла, хотя и знала ее во всех подробностях, не останавливала подругу, а только улыбалась и кивала, обняв Кэтрин и гладя ее по спине. Ей и самой было приятно снова уйти мыслями в то счастливое время, казавшееся сейчас таким невозможно далеким…

Они тогда только что сдали выпускные экзамены. Кэтрин осенью планировала пойти работать в Мунго — помощницей к своему дяде-целителю. А пока она наслаждалась свободой. Старший брат жил отдельно, отец уехал в командировку, а мать — к прихворнувшей тетушке, и Кэтрин осталась дома одна. Вместе со старой эльфийкой Мотти они варили вишневое варенье — развели костер прямо в саду, подвесив над огнем большой медный котел. Кэтрин, расстелив прямо на траве покрывало, читала любовный роман, время от времени вставая, чтобы помешать в котле деревянной ложкой и слизать пенки. Стояла жара, и на девушке не было ничего, кроме легкого тонкого халатика. Даже лифчик она сняла и бросила рядом на траву.

— Никогда не было столько вишен, как в тот год… Жара, на небе ни облачка, ни ветерка, и по всему саду сладко-сладко пахнет вишневым вареньем… А у меня еще не хватило сахара, мне лень было пойти и купить, и я положила меда. Представляешь, какой аромат был? Будто воздух вокруг тоже густой и сладкий, как мед. И осы жужжат… Я задремала, и снилось мне все, что я только что в книжке прочитала, только это будто бы со мной происходит, а не с героиней. Просыпаюсь — а Торфинн передо мной стоит, глаза вытаращил. Оказалось, Мотти его впустила и сказала, что я в саду. Он мне принес от тебя портрет, ты как раз тогда меня нарисовала на дереве, как дриаду… А мне же неудобно, что он меня видел такую — как я на траве лежу и сплю, халат выше колен задрался, да еще и лифчик рядом валяется — я встала и говорю: «Мистер Роули, я весьма благодарна, что потрудились доставить мне портрет. Не хотите ли чаю с вареньем?» Мы же в школе были на «ты», а тут не знаю, что на меня нашло… от растерянности, наверное. А он говорит: «Хочу». Я к котлу подошла — там опять пенка поднялась — ложку облизала и спрашиваю: «Будешь?» Он подошел и отвечает: «Буду», а у самого лицо такое, как будто он в первый раз меня видит.

Кэтрин засмеялась.

— Мы тогда так наелись этих пенок… Забыла, о чем говорили, только помню, что много смеялись. А кругом никого, и жара такая, что кажется, сейчас расплавишься… И вдруг он меня поцеловал, а я его… Мне кажется, мы от этой жары и от запаха варенья с медом как будто одурели… Потом лежим на этом покрывале, и так тихо-тихо вокруг, только осы жужжат… И мы опять целоваться начали, а губы у обоих липкие и сладкие… Он ночевать остался. Утром ушел, а к вечеру снова пришел… А потом еще… Я нашу Мотти просила не говорить отцу с матерью, да она все равно сказала, когда они приехали. Они так ругались… А я уже поняла, что беременна. И Торфинн снова пришел к нам — они его сначала выгнать хотели, а он им говорит: «Я прошу руки вашей дочери». Его родители недовольны были, они с Абраксасом Малфоем уже договорились, чтобы, когда его племянница в гости приедет, познакомить их с Торфинном. А наша семья небогатая, ничем не выдающаяся, да и родословная — ничего особенного… Но он заупрямился. И не принимали они меня, пока дети не родились — тогда только оттаяли, уж очень полюбили внуков... А помнишь, какая я была? Лицо опухло, глазки как щелочки, ноги как у слона… Ужас. Ты вот очень похорошела во время беременности, а я... С Лансиком, кстати, куда легче было, чем с двойняшками. Я думала, вдруг муж перестанет дома ночевать? Я бы даже его не осудила, честно. Мне и не до того было. Но нет, он все вокруг меня суетился, я иногда на него даже ворчала…

Лицо Кэтрин осветила задумчивая улыбка.

— А сейчас его родители мне говорят: «Ты нам как дочка, даже если замуж снова выйдешь…» Но я не собираюсь больше замуж. Знаешь, — она нахмурилась, — то, что их просто так взяли, свалили в кучу и сожгли — это нехорошо. Даже проститься не дали, а ведь у каждого родные есть. И я даже не знаю, как он погиб, от чего… Мне сказали только, что убит, и тело сожжено.

— Китти, мне Басти рассказал. Это на его глазах было. Торфинн погиб от стрелы кентавра, сзади в шею воткнулась…

— Ой…

— А Басти потом этому кентавру горло перерезал.

Глаза Кэтрин потемнели.

— Когда увидишь его, скажи, что я его благодарю… — она прерывисто не то вздохнула, не то всхлипнула.

Изабелла сжала руку Кэтрин.

— Мама! — раздался из-за двери голос Лизы. Кэтрин наложила заглушающие чары, но сама отлично слышала все, что происходит снаружи. Она открыла дверь.

— Что такое, милая?

— Мама, — в комнату вошла Лиза, а следом за ней Альберт с расцарапанным до крови лицом. — Там Рэдди и Блэкки подрались, Ал стал их разнимать, и его поцарапали…

— О, Мерлин! Ал, подойди сюда, намажу зельем. Да какие глубокие царапины-то… Запомни: нельзя лезть к котам, когда они дерутся, лучше водой на них полей…

Кэтрин засуетилась, открыла аптечный шкафчик, потом умыла Альберту лицо и намазала зельем с запахом трав.

— К вечеру и следов не останется. Изабел, ты будешь с нами обедать?

— Буду, — улыбнулась Изабелла.

— Тогда пойдем, Долли уже, наверное, накрывает на стол.

Кэтрин подошла к спящему Лансу, потом позвала эльфийку и приказала ей присмотреть за ребенком, и все направились в столовую, где другая эльфийка уже расставляла тарелки на большом столе. Вскоре там собрались и кошки: и Бэсси, и рыжий полосатый Рэдди, и черный лохматый Блэкки — два драчуна, и серо-бежевая, дымчатая, пушистая как песец Мисси, и красавец Микки — темно-серый, с гладкой, но очень густой шерстью и в белых носочках.

— А где же они все были? Обычно они возле людей крутятся, — заметила Изабелла.

— Да где-нибудь спали в тени, такая жара… — махнула рукой Кэтрин. — Ну все, садимся за стол. Ал, Лиза, мойте руки.