Орден Скорпионов

Осет

Я просыпаюсь, чувствую, что задыхаюсь, и резко сажусь. Сразу же я оглядываюсь в поисках угрозы, о которой предупреждает меня мое подсознание. Адреналин прогоняет сонливость прочь, но все, что я вижу, – это затянутые пеленой ночи стены и мебель в тени.

Я ищу, где притаилось то тревожное нечто, но ничего нет. В ушах гулко стучит пульс, а разум медленно гонит смятение прочь. Я пытаюсь отстраниться от шума в ушах и сориентироваться.

Я вновь оглядываюсь, ожидая увидеть потные тела, лежащие повсюду – кто-то отдыхает, кто-то – нет, но рядом нет никого. Обычно ночной воздух наполняют тихий храп и чье-то бормотание во сне – я засыпала под эту музыку с тех пор, как себя помню, но я больше не в Приюте. Здесь нет рабов. Никто не ворочается во сне в попытках поудобнее устроиться на каменном полу. Никто не хмурится от кошмара, не слышно осторожных шагов, когда кто-то пробирается в туалет, чтобы облегчиться или тайно с кем-то встретиться.

Я одна.

Я так долго об этом мечтала, но теперь, когда моя мечта наконец исполнилась, в груди поселилось неприятное чувство тревоги. Стоит мне оглянуться, я натыкаюсь взглядом на неясные очертания мебели кругом. Из окна слева в комнату проникают тихий звук волн, бьющихся о берег, и полоски лунного света.

Я лежу на полу, а луна, висящая высоко в небе, купает меня в своих лучах, исцеляя. Вокруг – гнездо из мягких полотенец, а простыня лежит комком где-то у лодыжек, как будто я сама, разгневавшись, запихнула ее туда ночью. Пульс потихоньку успокаивается – я довольно скоро прихожу к выводу, что в комнате нет ничего, что представляло бы какую-либо угрозу.

Здесь только я.

Я и пустая кровать, слишком мягкая, чтобы на ней спать; высокий шкаф, заваленный аккуратными, сложенными стопками одинаковых верхних и нижних вещей, и темная, пустая купальня.

Я глубоко вздыхаю, закидываю руку за голову и вновь укладываюсь на пол из темного дерева, рассматривая серебряный свет, проникающий сквозь чистые высокие окна. И я чувствую умиротворение. Не знаю, что меня разбудило, но я в безопасности и, судя по ощущениям, уже залечила раны и травмы после сегодняшней тренировки.

Я собираюсь улечься спать, рассматриваю каменный потолок, но ни с того ни с сего мой желудок издает глубокий, возмущенный рык.

Я тут же сажусь и смотрю вниз на свой живот – его тон мне совсем не нравится.

– Солнце уступило место на небосклоне луне всего пару часов назад, а ты уже требуешь еды? – Желудок вновь булькает что-то требовательное и нетерпеливое, и я прижимаю к нему руку.

Я качаю головой с усмешкой, но все же, словно выполняя приказ желудка, поднимаюсь на ноги и на цыпочках направляюсь к двери. Медленно, осторожно толкаю толстую деревянную преграду и выглядываю в темный коридор.

«Скорпионы» дали понять, что я – не их пленница и вольна приходить и уходить, когда захочу, но я все равно пробираюсь к лестнице, беспрестанно оглядываясь по сторонам, словно один из них выпрыгнет на меня в любую секунду.

Но никто не выпрыгивает.

Когда я шла здесь этим утром, то думала, что рабы дома, должно быть, еще спят или, может, им приказали не высовываться или держаться от меня подальше. Но оказалось, что у «скорпионов» попросту нет рабов дома.

По словам Тарека, где-то в замке живет семейство бесят, и их магия как-то с ним связана. Так что поддержание дома в хорошем состоянии им выгодно – как и «скорпионам». Однако, Тарек также заметил, что никто никогда не видел бесят за работой – и он не думает, что мне когда-нибудь доведется. И даже если доведется, я вряд ли смогу сказать, что они работают.

Единственный бес, которого я знала – это Фигг, и она – явно не лучший представитель своего рода. Мне трудно представить себе несколько тучных и ворчливых Фигг, занимающихся чем-то столь трудным, как уборка целого замка. Да она едва справлялась с сортировкой нашей одежды в Приюте.

Когда я рассказала об этом Курио, он поведал, что на самом деле существует огромное множество различных бесов, и каждый клан черпает силу из того, что их окружает.

Я понятия не имею, каким именно бесом была Фигг, но я полагаю, что она черпала энергию из постоянного нытья и препираний с другими без всякой необходимости.

По пути к кухне не случилось никаких происшествий, но вокруг была лишь странная, предвещающая что-то нехорошее тишина, в груди все сжималось от тревоги.

Я много думала о том, что же я почувствую, как только окажусь подальше от Приюта, но одиночество в список этих ощущений не входило. Мне-то казалось, что после всех этих лет, проведенных в слишком тесной спальне, купальне, столовой и в тренировочной бок о бок с толпой фейри, я буду наслаждаться тишиной дома «скорпионов» – но ничего успокаивающего в этой тишине не было. Я думала, что тут же успокоюсь, стоит мне окунуться в эту тишину, но все, что я чувствую в ней, – это угроза.

Похоже, я не создана для спокойной жизни, как я надеялась.

Меня встречает большой, тихий холл, ведущий на кухню, и я стараюсь вызвать в воображении образ какой-нибудь заброшенной хижины в далеких землях. Там, на крыльце, сидя в большом кресле, я безмятежно наблюдаю за проходящими неделями.

В этом видении – моя идеальная жизнь, когда я наконец обрету свободу и найду свой путь в этом мире. Больше никакой смерти. Не будет больше насилия. Никакого бесконечного шума или повседневности, настолько переполненной проблемами, что в ней почти не осталось места для меня.

Я бы прожила остаток своих лет в покое, я бы просто расслабилась, как и полагается. Однако по мере того, как безмятежная, но гнетущая тишина сгущается вокруг, мне кажется, будто все давно продуманные мною планы сгорают в реальности, и языки этого пламени хохочут над всеми моими наивными фантазиями о том, что я когда-нибудь смогу позволить себе нормальную, спокойную жизнь.

Мне неприятно это признавать, но, пробираясь по темному, тихому замку, я чувствую, что мне хочется шума, хаоса, чего-то опасного, потому что это мне кажется знакомым и правильным.

Я вхожу в кухню, изо всех сил стараясь отбросить эти полуночные беспокойства. Возможно, я просто устала. Я здесь всего день, а этого чудовищно мало для того, чтобы привыкнуть к многочисленным различиям между этим местом и всем, что я когда-либо знала. Но я все же не могу не задуматься: мне нравится вкус разрушения, потому что меня пичкали им слишком долго, или оно мне действительно необходимо? Возможно, еще не время пытаться ответить на этот вопрос, но подумать определенно стоит.

Я очень стараюсь не вспоминать свои первые месяцы в Приюте, но ничего не могу с собой поделать. Вспоминаю, как я относилась к тренировкам, как влилась в ту повседневную жизнь, как ручей в реку.

Я всегда считала, что выживала в Приюте, но что, если это было не совсем так? Что, если я была создана для смерти и просто не смогла увидеть этого за цепями, плетьми и жестокостью учителей?

От этой мысли я отмахиваюсь. Может быть, дело в том, что я наконец-то оказалась вдали от Тиллео и Приюта, и мне кажется, что я должна ответить на все вопросы прямо сейчас, хотя это и не так?

Впервые я оказалась вдали от хаоса – и к этому нужно привыкнуть. Мне нужно быть к себе терпимее – это я точно, на хрен, заслужила.

Отбросив наконец беспокойство и нерешительность, я открываю холодильник – он замаскирован под обычный шкаф. Холодный воздух целует мое покрасневшее от волнения лицо, я заглядываю внутрь и оглядываю содержимое.

Глядя на полки, заставленные едой, я вынуждена сдержаться, чтобы не издать победный клич. Но я молчу и быстро хватаю тарелку, на которой лежат красноватые полоски, похоже, сушеного мяса. Желудок одобрительно урчит, а я хватаю все новые тарелки и горшки с едой: мой полуночный пир складывается вполне удачно.

Дверцы холодильника захлопываются, и я перевожу взгляд на одну из духовок. Мне опять приходится сдержать восторженный визг, что вот-вот сорвется с моих губ: на решетке в духовке лежат несколько буханок хлеба. Я быстро вынимаю одну и иду к ящику, из которого, как я видела, Риалл доставал ножи.

Выбираю длинное, тонкое, острое лезвие. Сердце при виде него замирает от волнения так же, как и при виде еды, но я стараюсь не заострять на этом внимание.

Я не осуждаю себя – уверена, многие фейри ценят искусно выполненное оружие, хоть на кухне, хоть где. Это не какой-нибудь знак судьбы. Это естественно.

Я закрываю ящик и с нетерпением возвращаюсь к своему занятию, но вдруг чувствую, что воздух позади меня неуловимо изменился. Это, вероятно, ничего не значит для обычного фейри. Легкий ветерок, который можно проигнорировать, но я рабыня клинка, и волосы у меня на шее встают дыбом от тревоги.

Не раздумывая, я поворачиваюсь, чтобы встретить угрозу лицом к лицу. Нож, который только что был в моей руке и заставлял сердце чаще биться от восторга, летит в сторону того, кто появился у меня за спиной.

Я понятия не имею, кто или что пробралось сюда, но, когда я разворачиваюсь и метаю нож, понимаю: Риалл без рубашки не был в списке моих предположительных врагов.

Он перехватывает нож в воздухе – в миллиметре от своего горла. И выходит у него это так легко и непринужденно, что я на мгновение застываю, пораженная его мастерством, – хотя должна быть в бешенстве из-за того, что он так ко мне подкрался.

То, что я чуть его не убила, кажется, его вовсе не расстраивает. Риалл просто перехватывает нож так, чтобы рукоятка легла в ладонь, а затем принимается рассматривать его. На его пухлых губах играет задорная улыбка.

– Какого хрена? – рычу я: мое раздражение наконец-то достигло предела и требует выхода.

Его ореховые глаза смотрят прямо на меня, тени в комнате ласкают его высокие скулы и прямой нос. Лунный свет мерцает в его взгляде и стекает по бороде, течет каплями по телу, подчеркивая мускулы, ярко прорисовывающиеся на его руках, плечах, груди, животе – черт, он словно весь выточен из камня! Каждый сантиметр его тела отточен, подтянут и готов к бою.

Я сглатываю, во рту пересохло: влага разом испаряется с моего языка и собирается… в других местах. Мне кажется, что Риалл читает мои мысли – или понял что-то по выражению лица, или еще что-то меня выдало, – но его ухмылка становится еще шире, и он подходит ближе.

– Не могла уснуть? – спрашивает он мягко, взгляд скользит от меня к запасам еды, разложенным на стойке позади меня, а затем возвращается обратно.

Риалл выглядит смертоносно, в его взгляде – намек на опасность, но в то же время в нем проскальзывает какая-то неуверенность. То же я видела и в других «скорпионах», и эта неуверенность – словно бальзам для моей растревоженной души.

Узел в моей груди неожиданно исчезает, и я делаю глубокий вдох – кажется, что до этого я не могла нормально вздохнуть. Я медленно погружаюсь в его присутствие, и натянутая струна, звеневшая внутри меня от волнения и беспокойства, ослабевает.

Риалл – прикосновение хаоса, которого я так жаждала, и это осознание бьет меня наотмашь.

Я хочу отступить, установить дистанцию между нами, между смущающими меня мыслями и непрошеной реакцией моего тела на его внезапную близость. Но кухонная стойка впивается в мой позвоночник, и я не хочу, чтобы Риалл понял, что волнует меня не то, что он застал меня тут в столь поздний час, а нечто иное.