По Северо-Западу России. Том 2. По Западу России.

От Торопца на Холм к Старой Руссе.

Пожни. Замечательный иконостас. Разрушаемая усадьба. Буря. Приезд в Холм. Вечер на берегу Ловати. Постройки в двух смежных губерниях.

От Торопца до Холма девяносто верст грунтовой дороги. Ко времени выезда, 21 июня, около часа дня, солнце палило немилосердно. Так как метеорологи говорят, что самое жаркое время дня два часа пополудни, то это научное сведение вовсе не служило отрадой при предстоявшем пыльном пути, и опять-таки по грунтовой дороге. Ни разу во время четырехлетних путешествий не приходилось ездить так много и так долго по этим ужасным дорогам; хотя все возможное было сделано для облегчения, но подобная езда во всяком случае — труд, и труд большой. Там и сям в окрестностях проходили сильные грозы, выпадал град, были ливни. Дорога шла извилинами, с горки на горку; более выдающиеся из возвышенностей именуются: Мешковецкая и Коноплищенская. Классические старинные березы, с выжженными дуплами и корявыми от старости ветвями, имелись налицо и здесь. Всякое путешествие имеет многие неожиданности, и в Пожнях довелось увидеть нечто очень характерное. Если в течение девяноста лет совершенно свеяна с лица земли усадьба генерала Михельсона, церковь которой посещена путниками 19 июня, то здесь можно было наблюдать воочию грустную картину разрушающейся или разрушаемой почтенной старой усадьбы.

Следуя пешком в старую церковь села, нельзя было не прийти к заключению, что те помещики, которые воздвигали ее, думали воздвигнуть не на один день. Церковь эта каменная, под восьмигранным куполом, построена в 1714 году; над алтарем — навес на четырех витых колонках; имение принадлежало в те дни Челищевым. Вся церковь очень хороша и прочна, но иконостас её, многоярусный, резной, липовый, 1716 года, в полном смысле слова чудо искусства. Увенчанный на высоте шести ярусов изображением Распятия и подле него Богоматери и Иоанна Предтечи, обильно увешанный образами и медальонами, он может поспорить с лучшими резными иконостасами наших богатейших монастырей и лавр.

Кто его делал? Предание говорит, что какие-то иностранцы, может быть, пленные. Липовое дерево, из которого вырезаны все эти бесчисленные гроздья, листья, желуди, цветы, оставлено натуральным, и рисунка не сбивает ни позолота, ни окраска. Работа была так велика и трудна, что напоминает известные китайские образчики токарного и резного искусств, где в кубике имеется кубик, а в этом последнем еще третий, самый маленький. во многих местах иконостаса приходилось видеть ветку или стебелек, вырезанный полным рельефом, с тем, чтобы под ними виднелся другой какой-нибудь цветок, в свою очередь, весь, до деталей, отделанный. Сколько таких и тому подобных замечательных работ хранится по закоулкам святой Руси, а добраться к ним можно только по непроездным грунтовым дорогам. Если на далеком Севере, в Сольвычегодске, нельзя было не поразиться художественным великолепием всей обстановки собора, дремлющей в ненарушенном до сегодня обличии XVI века, то здесь, в глухой Пожне, предстояло увидеть неожиданно одно из замечательнейших созданий начала XVIII века — этот иконостас.

Близехонько от церкви находится мыза, принадлежавшая когда-то Челищевым, а в прошлом царствовании — одному из ныне умерших генерал-адъютантов, имя которого в конце царствования императора Александра II повторялось довольно часто. В настоящее время 4,000 десятин этого имения арендует какой-то латыш из прибалтийского края за 2,000 рублей. Говорят, что нынешнему собственнику усадьба эта не нужна, так как он владеет какою-то другой усадьбой на юге России; это дело, конечно, частное и обсуждению не подлежащее, но факт совершающегося исчезновения усадьбы в Псковской губернии налицо; вероятно, имеется налицо факт возникновения за счет её усадьбы в одной из южных губерний. Но верно то, что гибнет старое, насиженное место. Эти полуразрушенные шкафы без книг, столы renaissance, с которых увезены мраморные доски, множество гравюр, литографий и портретов, отчасти на стенах с разбитыми рамами и стеклами, отчасти на полу, по стульям; это обилие поломанных бра и других вещей могло бы дать обильную пищу для любопытного литературного описания. Ясно, что дом был устроен надолго и прочно; на лестнице стоят молча, как привидение, длинные, старинные часы; в кабинете пустует и трескается бильярд; тут же бюст одного из прежних владельцев и изображения других более или менее видных деятелей целых трех царствований. Их кто-то, когда-то собирал, устанавливал и развешивал; тут целая книга несомненно дорогих воспоминаний. Окна наполовину заколочены досками; ветер, прорывающийся в щели, шелестит шелковыми лохмотьями мебели и лоскутками множества ширм и ширмочек, назначавшихся в свое время на то, чтобы сделать уголки теплыми, уютными. Разрушается также и входная в двухэтажный дом лестница, с широким портиком на четырех колоннах: зарастает сад.

По выходе из усадьбы, здание которой было обойдено путниками, в предшествии латыша, разводящего свое гнездо в этой полуразвалине, и осмотрено в подробности, следовало возвращение на станцию и отъезд. Палило по-прежнему немилосердно; набегавшие тучки и легкие порывы ветра давали знать о приближении дождя, а может быть и бури. И буря, действительно, не заставила ожидать себя; ударил гром, хлынул ливень, и какой! Что могло быть видимо по пути до ближайшей станции Билово, сказать нельзя, потому что окрестность мгновенно затянуло такой густой голубой завесой дождя с градом, величиной в каленый орех, что даже ближайшие к дороге деревья едва виднелись. Ямщикам, сидевшим на козлах, пришлось поднять свои руки и прикрывать ими, как козырьками, лица, обжигаемые градинами, которые, щелкая по лошадям, отскакивали на дорогу, превратившуюся, не более как в две минуты, в быстро текущую реку; края дороги, которые должны бы были быть ниже, для пропуска воды в канавки, выходили наружу, в виде берегов. Буря эта нанесла много вреда и прошла от Петербурга к Москве в восемь часов времени.

Как быстро налетела буря, так же быстро и прошла она. С переездом через реку Сережу, подле Тяполова, открылась одна из самых красивых по пути местностей: только что орошенная ливнем долина, в вечернем освещении. Не более как за пять минут до приезда сюда путников, молния ударила в один из столбов; стоявшая подле, приготовленная под поезд тройка разбежалась, и коней пришлось ловить.

Дальнейший путь до Холма носит тот же характер местности довольно пересеченной; леса и поля, возвышения и долины чередуются быстро. Перед самым Холмом расстилается совершенно оголенная равнина. Ровно два года назад путники подъезжали к Холму с западной стороны, со стороны Ловати, и древний Холм, с высоких берегов её, глянул тогда очень красиво; при въезде в город с юга, Ловати не видать, и местность является ровной, однообразной. Так как путники уже осматривали достопримечательности города в 1885 году, то на этот раз никаких осмотров не предполагалось, и вечер перед ночлегом назначался на отдых.

От Холма до Старой Руссы — восемьдесят девять верст пути. Дальнейший путь к Старой Руссе, по сравнению с тем, который был сделан, ровен и однообразен. В общем, села гораздо богаче, чем в Псковской губернии, даже в самых лесных частях её. Эти странные, необъяснимые, резкие отличия не только губерний и уездов, но даже волостей, бросаются в глаза даже при поверхностном наблюдении. Вероятно, в этих внешних отличиях их, при совершенном тождестве условий жизни, сказывается, просто-напросто, попечение или пример какого-либо давно забытого человека, показавшего людям нечто лучшее, после чего они к худшему вернуться не хотели. Правда, что Старорусский уезд житница Новгородской губернии, так что жителей Псковской называют здесь «мякинниками», но лесу гораздо больше у последних, а постройки, без всякого сравнения, все-таки и мельче, и беднее.