По Северо-Западу России. Том 2. По Западу России.

Варшава.

Посещения Петра Великого. Мнение Милютина о Польше второго повстания. Наши администраторы тех дней. Значение Рима и идеи федеративности. Посещение собора. Судьбы собора и подвальной церкви. Николай I и Паскевич. Пиары и Суворов. Польша была православной. Исторические даты. Достопримечательности города. Лазенковский дворец. Его судьбы. Легкие мотивы характеристики комнат. Знаменитый парк. Исторические померанцы. Бельведерский дворец.

В 9 часов утра, 19 июня, поезд подошел к Варшаве, бывшей столице Царства Польского, к вокзалу станции Прага. В совершенную противоположность хмурой и дождливой, неопределенной и валкой погоде западного края в Гродне, Белостоке и Осовце, главный город привислинских губерний встречал путешественников превосходной погодой и ярким голубым блеском безоблачного неба.

Как и всякая красавица, Варшава скрывает свои годы. Самое далекое прошлое — это мифические времена основания города. Согласно одним источникам, город основан еще в XI веке какою-то эмигрировавшей сюда чешской семьей (не православной ли?) Варшев или Варшавцев; по другим, имя города происходит от древнеславянского слова «Варш» или от венгерского «Варош», означающего укрепленное село, холмистую местность; по третьим, Варшава основана Конрадом, князем Мазовецким, пленившимся на охоте красотой местности; она сделана столицей княжества Варшавского при Януше, сыне Земовита. Исторически существует несомненно Варшава с 1224 года; в 1252 именовалась еще селением. В 1529 году, с пресечением рода князей Мазовецких, владения их перешли к польской короне, перешла также и Варшава, но действительной столицей царства Польского, вместо Кракова, стала она только со времени Сигизмунда III, в XVI веке. С января 1799 по сентябрь 1807, то есть слишком восемь лет, Варшава принадлежала Пруссии, и это помнят пруссаки очень хорошо; властвовали тут вслед за ними и французы. говорят, в английской гостинице показывают до сих пор номер, в котором будто бы Наполеон сказал свой знаменитую фразу: «от великого до смешного только один шаг!»

Тот же Наполеон, плененный будто бы красотой палац Красинских, в котором собиралось правительство польское, еще в дни своего могущества (ныне — судебная палата) хотел перетащить его заодно с русскими артиллерийскими лошадьми в Париж.

Судьбе угодно было, чтобы Петр I, прибывший в Варшаву в 1707 году с батальоном преображенцев, под командой майора князя Долгорукова, и распоряжавшийся тогдашней Польшей, несмотря на существование короля, на правах почти полного хозяина, заболел в Варшаве такой страшной лихорадкой, «фиброй», что был, как сам он писал, «в самый Ильин день футов на пять от смерти». В этот приезд Петр пробыл в Варшаве с 11 июня по 4 сентября. Затем был он в Варшаве 23 и 24 сентября 1709 года, причем великий канцлер литовский князь Радзивилл и другие знатные польские господа поздравляли его с полтавской баталией и провожали государя «даже до Торуня». Дом, в котором Петр останавливался в первый свой приезд, — это палац Дубенских на Королевской улице; во второй приезд он предпочел, однако, ночевать на судне, на котором прибыл.

Судьбе угодно было также, чтобы полтораста лет спустя другой русский деятель, не Петру, конечно, чета, но глубоко почтенный Н. А. Милютин, назначенный в Польшу для утверждения в крае русского дела после повстания в 1863 году, писал своей жене в письме об этом назначений: «On s obstine ii me creuser une fosse». Милютин писал также тогда, что, познакомившись с местными варшавскими министрами у наместника графа Берга, он нашел их «не возбуждающими доверия»; сам наместник казался ему очень любезен, но «серьезной помощи от него ждать нельзя»; что гражданские власти в Варшаве если не помогают косвенно и втихомолку восстанию, то хранят нейтральность, и, кажется, все привыкли к этому. В те дни, писал Милютин, только крестьяне могли утешить нас в Польше; все же остальное: дворянство, духовенство, евреи, были настолько нам вредны и так испорчены и деморализованы, что «с нынешним поколением ничего не поделать. Страх — единственная узда для этого общества, в котором все основы нравственности опрокинуты, так что ложь, притворство, грабительство и убийство стали добродетелью и геройством».

Это было двадцать пять лет тому назад, в 1864 г., в самой Польше; немногим лучше было и в Петербурге. При просмотре в особом комитете, под председательством князя Гагарина, проектов переустройства в Царстве Польском, проявилось в среде русского чиновничества сочувствие к Польше. Благодаря этому, преобразовательные проекты трех друзей, Черкасского, Милютина и Самарина, могли остаться неутвержденными, и только единоличная воля государя, как это было и в редакционных комиссиях, дала жизнь необходимым проектам.

Это все давно прошедшее, и имен этих русских деятелей нет надобности называть: одни из них сошли в могилу, другие еще живут, но не у дел.