Сирота с Манхэттена

- Бедный папочка! Я будто вижу, как он идет к нам с мамой на пристани в Гавре. Весь избитый, лицо в кровоподтеках. И сокрушается, что у него отняли все деньги и карманные часы дедушки Туана, даже обручальное кольцо! Бонни, и этих мерзавцев нанял мой дед… Нет, я не хочу больше так его называть. Мерзавцы, которым Ларош заплатил за убийство моего отца, забрали часы и кольцо - как часть оплаты. Счастье, что отец был сильный, умел драться, иначе я осиротела бы еще до посадки на корабль!

- Какой ужас! - поддакнула Бонни. - Задумка ясна: если бы вашего отца убили или тяжело ранили, Катрин Дюкен осталась бы во Франции, а потом вместе с вами вернулась бы в Гервиль.

- Твоя правда! В этом и заключался дьявольский план человека, измученного ревностью. Он не желал терять дочь, потому что любил ее, как любят женщину, - прошептала Элизабет. - А наш багаж его наемники украли заранее. Все сходится! Он был готов на все, лишь бы мы с мамой не уехали в Америку. Бонни, меня тошнит… И мне хочется его убить!

- Не надо, мадемуазель! Не говорите так!

Элизабет содрогнулась всем телом, вспомнив банальные слова, которые могли стоить Гийому жизни. Он были зафиксированы в тексте телеграммы на коричневатой бумаге, которую они с Бонни тоже прочитали. Сначала жуткое «не смогли устранить Дюкена», потом - «как можно скорее вышлите большую сумму денег, как обещали».

Впоследствии Ларош наверняка дал новые распоряжения, потому что ответ получил такой: «Дело вскоре будет улажено». От этой бездушной переписки у Элизабет кровь стыла в жилах. Она попросила гувернантку поскорее спрятать телеграммы обратно в бумажник.

- И что мы теперь будем делать, моя Бонни? - спросила она, нервно клацая зубами. - В таком состоянии я не могу появиться перед бабушкой Клотильдой и Анной-Мари. Умоляю, спустись в столовую и как-то объясни мое отсутствие.

Скажи, что я ударилась о дверной косяк и ты отвела меня в спальню.

- А ваш дед?

- Прошу, не называй его так!

Щелчок в замке - и потрясенная Элизабет умолкла. Она хорошо помнила, как Бонни, дважды повернув ключ, вынула его из замочной скважины и машинально сунула в карман своего белого передника.

Ларош Гуго толкнул дверь и вошел. Женщинам, сидящим на полу, он показался чуть ли не великаном.

- Проклятое женское любопытство! - хриплым голосом произнес он, увидев открытые чемоданы. - Хорошо, что я все-таки заказал дубликат ключа. Бонни, выйдите! Нам с внучкой нужно поговорить.

- О чем? - вскричала Элизабет, опираясь на Бонни, чтобы встать. - О нашем багаже? Помню, с какой горечью папа говорил маме, что все наши вещи пропали. И как мама вынуждена была обходиться тем немногим, включая вещи первой необходимости, что захватила с собой в ковровой сумке. Беременная, она лишилась детского приданого, заботливо ею приготовленного, вообще всего! Я вас ненавижу! И выдам вас полиции, благо доказательств хватает.

Помещик уловил движение Бонни, которая как раз пыталась спрятать крокодиловый бумажник под фартук.

- Отдайте! - приказал Ларош, не повышая тона, но глаза его уже пылали яростью. - Я ненавидел твоего отца, Элизабет, и по праву! Вскружил Катрин голову, пообещал золотые горы, если они переедут в Нью-Йорк. Если бы не он, она бы не умерла во время шторма и ее тело не сбросили бы в море, как мешок с мусором!

- Единственный виновник всего этого - вы! - отвечала молодая женщина. - Вам это прекрасно известно, и это вас гложет. А бабушка знала про ваши козни? Боже, если б я только прислушалась к советам па, да-да, моего приемного отца Эдварда Вулворта! Не доверяя вам, он был прав! Вы ненавидели папу, а теперь из-за вас я сама вынуждена ненавидеть, и это больно! Да, я вас ненавижу! Проклинаю!

- Умолкни! - пригрозил Гуго Ларош, запирая дверь на ключ. - Что ты знаешь об ударах судьбы, которые уготованы нам на каждом шагу?

Я решил устранить Гийома еще до отплытия, да! И если бы те болваны хорошо сделали свою грязную работу, Катрин до сих пор была бы жива! И жила бы тут, с тобой и сыном. А так мальчик родился раньше срока, и его тоже сбросили в океан!

Бонни мысленно молилась, надеясь, что Ричарда встревожит наконец их долгое отсутствие и он разыщет дверь, ведущую на чердак башни.

- О, судьба тут ни при чем! - жестко отвечала Элизабет. - До отъезда, еще во Франции, мне снились кошмары, но я была тогда слишком маленькой и не понимала их смысла. Я вам не рассказывала, но я заранее видела во сне, как хоронили маму. Моряки, все в черном, сбрасывают ее тело, обернутое полотном, в океан… И как убийцы нападают на папу в Бронксе! Но не решилась его предупредить, и он погиб, как и мама. Но может, и этих людей наняли вы?

- Чушь! Когда я приплыл в Нью-Йорк, то понятия не имел, что случилось с Гийомом. Мне было на него плевать - о да! Я думал только о тебе!

- Не сомневаюсь! Нужно было кем-то заменить маму. Иметь меня в своем распоряжении, чтобы тискать, целовать, как вы это проделывали с ней!

- Да замолкни же! - повторил Ларош. - Когда американец тебя тискает и целует, голую, тебе это разве не нравится?

Он быстро обошел кофр со старой одеждой. Взгляд у него был как у безумного. Бонни, трепеща, преградила ему путь. Он ударил ее в лицо. Второй удар пришелся в живот, и она отлетела в сторону. Пошатнулась и рухнула, с разбитым носом. Элизабет видела, как Бонни ударяется о стену и остается лежать неподвижно, лицом в пол.

- Бонни! - закричала она. - Садист! Убийца!

В голове у нее помутилось, хотелось только одного - дотянуться до него и убить. Она набросилась на деда и стала бить его в грудь, по лицу, выкрикивая оскорбления. Он рычал, как взбешенный зверь, когда схватил ее наконец за руки и до боли их стиснул.

Вырваться не получалось, и Элизабет, почти ослепленная слезами гнева и отчаяния, вдруг поняла, что мизансцена готова. Ее кошмар вот-вот сбудется. Темно, и над нею нависает фигура мужчины в черном.

Она даже не вскрикнула, когда Ларош повалил ее на пол, между кофром и чемоданами Катрин и Гийома.

«Нет, только не это!» - мысленно взмолилась молодая женщина.

Шуршание юбки, подъюбника и эта острая боль между ногами… Дикость происходящего, которому нет названия, - и вот она превращается в затравленную добычу, испуганную жертву, чтобы с душераздирающим стоном провалиться в блаженное небытие…

Ричард Джонсон с фонарем в руке остановился как вкопанный на пороге. Дверь в ту часть чердака, что находилась над башней, была распахнута настежь. Он несколько минут бродил под крышей, прежде чем услышал тихие отголоски разговора.

- А, вот вы где! - воскликнул он, отшатываясь при виде Бонни с разбитым лицом.

Гувернантка держала Элизабет в объятиях. Обе были на ногах, стояли позади кофра, однако от него не укрылась ужасная бледность невесты и ее очевидное недомогание.

- Что стряслось? Лисбет, милая, посмотри на меня!

- Ричард, дед разозлился, потому что я случайно нашла багаж родителей, а еще - доказательства, что он замышлял убить моего отца двенадцать лет назад, - недрогнувшим голосом проговорила она. - Чтобы отнять у Бонни бумажник с этими документами, доказательствами, он накинулся на нее, и та ударилась о стену, а меня он толкнул так, что я упала. И, падая, ушибла спину о крышку кофра.

- Что? Но как? Когда он успел подняться на чердак? По возвращении мсье Ларош пришел к нам, в столовую, но от чая отказался. Оттуда он пошел в кухню, чтобы поговорить с Леандром о декоративном кустарнике, который тот будет высаживать в субботу. Там он пробыл довольно долго, как мне показалось, а после уехал верхом. Анна-Мари слышала стук копыт и удивилась, потому что время позднее. А я подумал: что-то слишком долго вас нет - и пошел искать.

- Увы, поздновато вы явились, - вздохнула Бонни, сокрушенно качая головой.

Элизабет только пожала плечами. Выражение лица у нее было трагическое, но она не дрожала и не обронила ни слезинки.

- Полагаю, вы ему сказали, где я? - спросила она.

- Твоя бабушка Клотильда сообщила. Пошутила, что ты спустишься непременно в маскарадном костюме, чтобы нас позабавить.

- А, тогда я знаю, как все было! - воскликнула молодая женщина. - Жюстен рассказывал, что из кухни на чердак ведет узкая лестница в толще стены, специально для прислуги. В детстве он таким образом прокрадывался в кухню и так же тихо возвращался на чердак. Этот монстр побывал на чердаке незаметно для остальных домочадцев. Ричард, ты уверен, что мой дед уехал?

- Лисбет, конечно! Но, если я правильно тебя понял, он сбежал, а не уехал! Все это ужасно! Старому безумцу место в тюрьме!

Элизабет кивнула, и Бонни только крепче прижала ее к груди.

- Я отведу вас к себе, мадемуазель. Вам надо прилечь!

- Прилечь? Нет, Бонни!

Гувернантка нахмурилась: что это она задумала? Когда к Элизабет вернулось сознание, она как раз пыталась встать и звала ее по имени. На чердаке женщины были одни. Первым делом Бонни поискала бумажник из крокодиловой кожи, но он исчез.

- Я так испугалась, моя Бонни, - прошептала молодая женщина. - Думала, ты умерла, пробила себе голову.

- А вы? - спросила гувернантка. - Где у вас болит?

Вмиг обретя твердость стали, Элизабет очень спокойно объяснила ей все так же, как и жениху, только с большим количеством подробностей.

- Я взбесилась, когда он тебя ударил и ты осталась лежать у стены. Мне было из-за чего злиться… Набросилась на него с кулаками, и он так меня отшвырнул, что я упала на спину. И, по-моему, ненадолго лишилась чувств. Он, пользуясь моментом, сбежал с доказательствами своих преступлений.

Вопреки услышанному, Бонни никак не могла успокоиться: она-то знала, на что способен Ларош.

- Будь благоразумна, Лисбет! Тебе действительно надо отдохнуть, - с нажимом проговорил Ричард. - Уйдем из этого жуткого места! А вам, Бонни, надо показаться доктору. Судя по всему, сломан нос, да и рана на лбу еще кровит.

Он взял Элизабет за руку, однако она рывком высвободилась.

- Не это сейчас важно, Ричард! - сказала молодая женщина. - В моей комнате найдется мазь из арники и камфорное масло. А теперь, умоляю, выслушай меня внимательно, не перебивай и не пытайся переубедить! Ты сделаешь все в точности так, как я прошу, и - хотя бы раз! - без проявлений инициативы. Дай слово!

Озадаченный резким тоном возлюбленной и повелительным взглядом, он тихо пообещал.

- Перед ужином моя бабушка Клотильда и ее дочка обычно ненадолго уходят в свои комнаты. Ты сейчас спустишься и скажешь им, что я сильно ударилась тут, на чердаке, и хочу ненадолго прилечь, но за стол мы сядем вместе. А потом дождешься, когда они разойдутся по спальням.

- Хорошо, - согласился мужчина.

- Потом пойдешь в конюшню и убедишься, что дед точно уехал на Галанте, после чего попросишь Жана запрячь в фаэтон пару лучших лошадей. Так мы с Бонни выиграем время и соберем багаж. Жди нас внизу и объясни Жану, что случилось.

- Хорошая моя, и куда же ты собираешься ехать?

- Как можно дальше от замка, Ричард. Я никогда не смогу доказать его вину, потому что улики он уничтожит. Но я больше видеть его не желаю, поэтому уезжаю в Нью-Йорк. Ты же делай что хочешь.

У Джонсона хватило ума не спрашивать ее ни о совместном будущем, ни о расходах на трансатлантическое путешествие. Сказал только: «Лисбет, за тобой - хоть на край света!»