Сирота с Манхэттена

Монтиньяк, трактир «Пон-Нёф», суббота, 16 июля 1898 года

Ричард Джонсон снял тот же номер, что и в первый свой приезд, но в этот раз только на два дня. Жара была удушающей, собиралась гроза, однако он никак не мог отойти от окна, любуясь прекрасным видом на реку. Танец свинцовых туч, гонимых порывистым ветром, завораживал, как и акробатические трюки ласточек, летавших едва ли не над самым берегом.

Он вздрогнул, когда кто-то дважды стукнул в дверь. Его «Да, входите!» прозвучало как-то неуверенно. Перспектива увидеть Элизабет после трехмесячной разлуки его нервировала.

И вот она явилась и показалась ему такой же прекрасной, как и прежде. Вся в черном, с вуалеткой, «размывающей» ее красивые черты; в левой руке она держала крошечную сумочку из бархата с вышивкой.

- Здравствуйте, Элизабет! Присаживайтесь! Вот, заказал холодный обед для двоих, ведь время уже послеполуденное.

- Очень любезно с вашей стороны, Ричард, - едва слышно отвечала девушка. - Но с некоторых пор у меня пропал аппетит.

- Тогда бокал вина? Или чай? - поспешил предложить Джонсон.

- Чуть позже, когда я немного приду в себя. Расскажите лучше о себе, о своей жизни в Ангулеме, о работе! - попросила Элизабет. - Я уже долгие месяцы живу взаперти, никого не вижу. Почти забыла, как выглядят и окрестности города, и океан, и Нью-Йорк!

Она сняла шляпку, явив трогательно бледное личико, утратившее свои детские округлости, которые Ричарду было так приятно вспоминать. Девушка похудела, и его это опечалило.

- Садитесь сюда, здесь вам будет удобнее всего, - предложил он, выдвигая для нее стул, а потом присаживаясь на край кровати. - Что вы хотите узнать о моей жизни во Франции?

- Вы делаете большие успехи в языке, - заметила девушка. - Хотя акцент остается.

- Девушки находят его очаровательным! Лисбет, поговорим серьезно. Простите, что называю вас так, но это имя звучит мягче и более по-английски. Так вот, большую часть времени я посвящаю новой работе. В прошлом году вы надо мной слегка подтрунивали по этому поводу.

- Я помню. Удивительно и странно было представлять вас учителем английского в лицее Гез-де-Бальзак. Я правильно запомнила название? Если вы до сих пор там работаете, полагаю, руководство вами довольно!

- Мы с директором лучшие друзья на свете, - сказал американец. - Меня приглашают на ужин, жена его меня обожает, и детишки тоже. Он даже помог мне снять чудесную квартиру в южной части города, с прекрасным видом на собор и городские окрестности.

Ричард взял яблоко и вонзил в него свои крупные зубы безукоризненной белизны. Элизабет сдержала вздох.

- Вы грустны, не правда ли? - спросил он. - И если бы не траур, вы бы не захотели со мной увидеться.

- Увы! - По голосу девушки было понятно, что она сдерживает слезы. - Бабушка угасла на прошлой неделе, и позавчера мы ее похоронили. Смерть стала для нее избавлением от мук. Всегда такая активная, гордая - и на много месяцев стать лежачей! Бонни постоянно была со мной, не давала отчаяться. Это очень больно - видеть родного человека прикованным к постели!

Разумеется, Элизабет постеснялась посвящать его в более интимные детали.

«Бедная бабушка! У нее на спине были пролежни, приходилось часто менять простыни, обмывать ее, переодевать, - думала она. - В первое время она еще могла говорить - растягивая слова, очень тихо, а потом сдалась».

- А что с поручением, которое я вам дала? - спросила она, тряхнув головой, чтобы отогнать удручающие мысли.

- Лисбет, ваш Жюстен неуловим!

- Он не мой Жюстен! Речь идет о моем дяде, сводном брате моей матери. И дедушка не меньше моего хочет, чтобы Жюстен вернулся в замок.

- Я старался как мог, - стал оправдываться Ричард Джонсон. - Не зная фамилии, искать очень сложно. Он мог назваться любым вымышленным именем, но точно не именем своей матери.

- Мадлен Кинтар! - уже намного спокойнее проговорила Элизабет. - Слава богу, она избежит гильотины и остаток своих дней проведет в тюрьме.

Американец встал и прошелся вокруг круглого стола, возле которого сидела Элизабет. На столе стояли обещанные холодные закуски: салат из томатов, свиное жаркое и свежий хлеб.

- Как вы холодны, Лисбет, - пожаловался он. - И суровы! Где ваша очаровательная улыбка, ваши ямочки и румянец на щеках? Вы мне писали, что много ездите верхом и почти не выходите из гервильской церкви. Но вы ведь так молоды и должны радоваться жизни!

- Со мной все будет в порядке, Ричард. Вот только в апреле, в день рождения, было такое чувство, будто мне исполняется не восемнадцать, а тридцать лет. Но худшее уже позади. Бабушка упокоилась с миром, после стольких мучений. Почему я так говорю? Я уверена, что на ее рассудок болезнь никак не повлияла. Нет, она была пленницей неподвижного тела, в котором едва теплилась жизнь, и я читала по ее глазам, как она страдает и как сильно меня любит.

- Разве вас можно не любить? - несколько театрально воскликнул Джонсон. - Мое предложение остается в силе, Лисбет. Я женюсь на вас, как только вы согласитесь.

- Понадобится согласие моего деда, Ричард! - не без иронии заметила девушка. - Сомневаюсь, что он захочет видеть владельцем своего распрекрасного поместья американца.

В ее интонациях он уловил неприкрытую грусть, смешанную со страхом. Рискуя получить ожесточенный отпор, он встал перед ней на колени.

- Элизабет, я готов нежнейше любить вас всю жизнь! Мне нужно встретиться с мсье Ларошем и доказать ему серьезность своих намерений, убедить его, что я человек достойный и образованный. Я вполне способен помогать ему с виноградниками, вести бухгалтерию. Дорогая, мы будем счастливы. Вас страшит супружество, я это понял, но я уверен, что, как только вы познаете плотские радости, вы меня полюбите!

Элизабет посмотрела на него как-то странно, взяла с тарелки кусочек хлеба. Ричард тут же забрал его у нее, чтобы заставить ее снять черный саржевый жакет.

- В такую жару лучше без верхней одежды, - сказал он.

Небо потряс раскат грома. В комнату ворвался горячий воздух, отчего затрепетали занавески. Ричард расстегнул несколько верхних пуговичек на серой шелковой блузке девушки.

- Благодарю, так и правда комфортнее, - сказала она. - Пожалуй, я выпью вина!

Он вскочил на ноги, чтобы налить ей вина в бокал. Элизабет сделала глоток и на мгновение зажмурилась. А когда открыла глаза, чуть печально улыбнулась.

- В письмах я рассказала вам о жизни в замке далеко не все, Ричард. С прошлой осени конюхом вместо Жюстена у нас работает мой дядя, Жан Дюкен. На мельнице для него работы мало. Она понемногу приходит в упадок из-за обилия современных мукомольных комбинатов в окрестностях Ангулема. У дяди Пьера проблемы с деньгами, и я смогла помочь его семейству благодаря щедротам Эдварда Вулворта. Я им часто пишу, и ответные послания Мейбл - мое спасение от меланхолии.

- Значит, Жан Дюкен умеет обращаться с лошадьми?

- Умеет. И работа на мельнице ему не очень нравилась. От муки у него кашель. Зато теперь они с Бонни могут чаще видеться. У них любовь, разве не понятно? И я им завидую.

Тут Ричард наклонился и поцеловал Элизабет в губы. Она ответила на поцелуй. А в голове промелькнуло:

«Пусть лучше будет он! Да, он - молодой и красивый…»

17 Ловушки любви