Сирота с Манхэттена

Замок Гервиль, в тот же день

Когда Элизабет вошла в парадную гостиную, Ричард Джонсон рассматривал картины. Она не сразу его узнала из-за непривычной одежды. Сегодня на нем был элегантный костюм из светло-серого льна, на шее - белый шелковый шарф. Ансамбль довершали шляпа-канотье и трость с набалдашником из слоновой кости. В таком виде Ричард был похож на богатого иностранца, и с юной Жермен он общался исключительно по-английски.

- А, мадемуазель, наконец вы пришли! - воскликнула девушка. - Мне очень неловко: я ни слова не поняла из того, что говорил этот мсье. Он повторял ваше имя, поэтому я его впустила.

- Ты все сделала правильно, Жермен. А теперь оставь нас! И, пожалуйста, приготовь чай и кофе.

- Слушаюсь, мадемуазель!

Оставшись с Ричардом наедине, Элизабет повисла у него на шее. Мужчина, который опасался язвительных упреков, приятно удивился и ответил поцелуем.

- Я соскучилась по тебе, и вот ты здесь! - прошептала она ему на ухо. - Нам очень повезло: дед не вернется раньше полудня. Ричард, что ты задумал? Зачем приехал в Гервиль?

- Мсье Ларош меня не знает, поэтому я решил представиться богатым американцем, потенциальным покупателем коньяка, а заодно осмотреть замок. Подумать только, настоящая средневековая крепость! Даже подъемный мост имеется и башни. В Нью-Йорке ничего подобного нет.

- Ну, Дакота-билдинг тоже выглядит весьма внушительно, - мечтательно отозвалась Элизабет. - А здесь… Если бы ты пожил в этом замке, то быстро ощутил бы его давящую атмосферу. Я терплю только благодаря воспоминаниям о маме. Живу в ее комнате, где остались еще вещи, которыми она пользовалась в мои годы, и мне часто кажется, что она рядом.

Покосившись на двустворчатую дверь, Ричард поцеловал ее, на этот раз более настойчиво, и отстранился.

- Лисбет, тебе удивительно идет амазонка, этот зеленый бархат. Он не подчеркивает голубизну твоих глаз, зато гармонирует с оттенком волос.

- Это платье моей матери, но выглядит как новое, потому что она его почти не носила. Ричард, тебе лучше уйти! Только что умерла лошадь. Я сама расстроилась, но дед, когда узнает, придет в бешенство. Будь добр, не нагнетай обстановку. Сейчас не время разыгрывать комедию, ты рискуешь все усложнить. Скажи, что именно ты задумал? Притвориться путешественником, заезжать к нам время от времени, а потом, как если бы в меня влюбился, попросить у деда моей руки?

Он с изумлением устремил на нее взгляд своих янтарных глаз. Элизабет часто угадывала его мысли и намерения.

- Что-то в этом роде, ты угадала, - сказал он. - Ты будто мысли мои читаешь!

- Может, и так, - с грустью отвечала Элизабет.

Она не рассказывала Ричарду ни о своих кошмарах, ни об интуиции, с некоторых пор граничившей с ясновидением.

Встречи их обычно были коротки - не более двух часов, только-только хватало насладиться друг другом. Джонсон был любовник неутомимый и ненасытный, но при необходимости умел быть нежным, внимательным. Элизабет черпала силу в его объятиях, ласках, но открывать перед ним душу не спешила.

- Ты не похожа на других женщин, Элизабет, - сказал он. - Этим ты меня и очаровала тогда, во время нашей первой встречи в Сентрал-парке.

Вернулась Жермен с тяжелым подносом в вытянутых руках. Обычно на приготовление напитков у нее уходило куда больше времени, и Элизабет удивилась:

- Надо же, как быстро ты управилась, Жермен!

- У меня всегда под рукой кипяток, мадемуазель, а чайный и кофейный сервизы стоят накрытые чистой салфеткой - бери и пользуйся! - похвалилась служанка, с неприкрытым восхищением глядя на гостя.

Элизабет не составило труда угадать истинную причину такого усердия. Тут вошла Бонни, и она с досадливой улыбкой объявила, что идет переодеваться.

- Поручаю мистера Джонсона твоим заботам, - мягко добавила она.

Просторная комната, некогда принадлежавшая Катрин Ларош, была залита солнцем. И еще там едва уловимо пахло розами… Элизабет, удивляясь этому факту, стала быстро раздеваться. Полуобнаженная, она прошла в туалет, чтобы освежиться. Из большого кувшина лиможского фарфора с сине-желтой росписью она налила воды в фарфоровую же умывальную чашу.

И снова улыбнулась, ощутив настойчивый цветочный аромат, только на этот раз в нем солировали изысканные нотки лилии. У нее внезапно защемило сердце. Конечно же, это послание, которое невидимая сущность пытается ей передать!

- Мама! - тихонько позвала Элизабет. - Ты тут, со мной? Мамочка!

Но ничего экстраординарного не произошло. Элизабет корила себя за глупость: все окна открыты, а по стене вьются цветущие розы.

- Я слишком чувствительна, - упрекнула она себя, надевая сиреневое шелковое платье с открытыми плечами.

Поверх она накинула атласную шаль, поправила выбившуюся прядку волос и поспешила вернуться в гостиную. Ричард неспешно потягивал чай, пока Бонни развлекала его беседой. Жермен поправляла так и не убранные с крышки рояля ноты.

- Мсье Джонсон, я вас провожу! - тоном светской львицы объявила Элизабет. - Сегодня ваше знакомство с мсье Ларошем, увы, не состоится.

Ричард капитулировал, улыбкой выразив свое сожаление, потом кивком попрощался с Бонни и Жермен. Однако стоило им выйти во двор, любезность молодой женщины куда и подевалась.

- Бога ради, больше так не делай! - потребовала она. - Мы же условились завтра встретиться в Монтиньяке, в доме моих родителей. Ричард, я так радовалась, предвкушая это свидание! Если дед тебя увидит, он разозлится и может посадить меня под замок.

- Вот именно этого я и хочу! Положить конец его деспотизму! - заявил мужчина и сердито указал на подъемный мост, потом на толстые стены из тесаных камней. - Лисбет, не хватало тебе стать пленницей этой крепости! Тогда старый сатир сможет сделать с тобой, что захочет!

- Нет, определенные границы он не посмеет перейти, я в этом уверена. И, если ты забыл, во Франции, как и в Америке, девушки из высшего общества, мои сверстницы, лишены свободы действий. Я очень много тебе позволила, Ричард, ты прекрасно это знаешь. Как гласит старинная французская поговорка, «забросила чепец за мельницу».

- Жалеешь?

- Нет, я сама так решила, и ты узнаешь почему, когда у нас будет время на долгие разговоры. А теперь прошу: уезжай поскорее! Если хочешь, прямо сейчас отправляйся в Монтиньяк, дом узнать очень просто. Он стоит в полукилометре от мельницы, возле дубовой рощи. К нему ведет дорожка, окаймленная самшитом, крыльцо окрашено в светло-зеленый цвет, на крыше - примечательный флюгер в виде русалки. Папа сам его выковал. Ивонна, моя тетушка, прячет ключ в щели между ступеньками крыльца, слева. Я постараюсь вечером к тебе заехать, а если не получится, то завтра в полдень. Кстати, а на чем ты приехал в Гервиль?

- Не поверишь! Директор лицея одолжил мне автомобиль[59]. Он сам только в июне его купил! И поверь, я произвожу сенсацию, где бы ни появился. Так что, если я припаркую его где-нибудь в Монтиньяке, сбежится толпа.

Он очаровательно улыбнулся. Элизабет, растроганная его радостью и акцентом, напоминавшим ей о Нью-Йорке, привстала на цыпочки, чтобы его поцеловать. Ричард обнял ее, возвращая поцелуй.

- Лисбет, милая, я буду ждать тебя вечером, - шепнул ей на ушко. - Завтра, послезавтра - всю жизнь!

По телу девушки прошла сладкая волна, и отстранилась она уже с трудом.

Затаившись за углом конюшни, за этой сценой наблюдал Гуго Ларош. И его переполняла убийственная ярость.