Сирота с Манхэттена

Дакота-билдинг, четверг, 31 декабря 1896 года

Праздничный прием в доме Вулвортов удался. Мейбл, в великолепном платье из зеленого бархата с бежевой кружевной отделкой, изящно лавировала между гостями под меланхолическим взором супруга.

Все было предусмотрено, всего было вдоволь - и французского шампанского, и изысканных кушаний на фуршетном столе: черной икры, копченой семги, омаров и заливного из птицы. Бонни, которой наняли помощника, бдительно следила за порядком.

Просторная гостиная выглядела особенно нарядно в электрическом свете люстр с хрустальными подвесками. Сверкали роскошные драгоценности дам - все эти бриллианты, рубины и отборные жемчуга. Гости соперничали в элегантности, разговаривая громче обычного и самодовольно улыбаясь.

- Кто-то испортил вам настроение, дядюшка Эдвард? - тихо спросила Перл у хозяина дома, присаживаясь на подлокотник его кресла.

- Нет, милая моя племянница. Проблемы, которые нужно решать, а я что-то подустал.

- Кажется, проблемы одолевают не только вас, но и Лисбет, - с иезуитской издевкой заметила девушка. - Как можно быть такой красавицей и дуться? На ней сегодня чудесное платье, просто загляденье!

Перл ревнивым взглядом окинула изящную фигурку кузины. Наряд у той и правда был очень красивый. Мейбл подарила ей его этим утром, но не получила даже улыбки, только едва слышное сухое «спасибо».

- Единственное в своем роде. Я заказал его в Лондоне, - сказал Эдвард Вулворт.

Элизабет посмотрела в их сторону, словно непостижимым образом почувствовав, что речь идет о ней. Лиф ее бледно-розового шелкового платья, плотно облегавший грудь и тонкую талию, был усыпан стразами, а широкую юбку украшала вышивка блестящими нитями. Декольте в форме латинской буквы «V» открывало округлые перламутрово-белые плечи и верх груди.

Ярко-каштановые волосы контрастировали с молочной кожей.

- Принцесса из Дакота-билдинг, - иронично проговорила Перл, подавляя вздох. У нее грудь была плоская, а волосы - жесткими и прямыми.

- Ты очаровательная молодая леди и, в отличие от некоторых, получаешь удовольствие от происходящего, - прозорливо заметил Вулворт.

- Ваша правда, дядюшка Эдвард. И я рассчитываю потанцевать с вами, как только пианист сядет за инструмент.

Перл удалилась, широко улыбаясь всем, мимо кого проходила, кавалерам и дамам. Эдвард тоже встал и подошел к Мейбл, которая стояла у окна.

- Лисбет могла бы хоть немного постараться, - вполголоса посетовал он.

- О нет, своей холодностью, если не сказать враждебностью она нас наказывает. Я уж подумала было, что она готова нас простить, но тут она неожиданно встречает эту женщину, Леа Рамбер! Дальше - хуже. Ты слышал, что она говорила тем вечером, когда вернулась одна, без сопровождения. А ведь было уже темно! Заявила, что это по нашей вине ее дед так страдал и что она бы предпочла жить с ним, в родовом поместье, и все прочие обвинения!

Мейбл нервно поежилась. С глазами, полными слез, она призналась мужу:

- Временами мне хочется дать ей пощечину, неблагодарной и дерзкой! Но я воздерживаюсь, потому что она не моя дочь.

- Ты любишь Лисбет всем сердцем, ты годами о ней заботилась, так что все права ты имеешь. И я тоже.

- Нет, Эдвард, нет. Иначе мы потеряем ее навсегда!

- Я вот о чем думаю. Возможно, лучше было бы вести себя с ней как настоящим родителям, с большей строгостью.

- Не знаю, что и сказать, - вздохнула Мейбл. - Завтра Лисбет приглашена на обед к тем людям, Рамберам. Не станем же мы ей запрещать туда идти?

- Конечно нет. Но я намереваюсь поехать с ней. Я объясню им, почему мы сделали то, что сделали. Лисбет жалеет своего деда, представляя его добрым и сердечным, я же могу нарисовать иной портрет.

Я вспоминаю Лароша, и у меня до сих пор мороз по коже! У него глаза жестокого человека, я прекрасно это помню.

Элизабет, с бокалом шампанского в руке, исподтишка наблюдала за Вулвортами, зная, что является единственным объектом их забот. Она не заметила прихода последнего гостя, которого Бонни встретила у двери в гостиную, чтобы взять пальто и шляпу. Однако направился он именно к ней, с выражением радостного ожидания на лице. В модном смокинге[39], он ростом превосходил большинство мужчин в комнате.

- Лисбет, - негромко позвал он, оказавшись в шаге от девушки. - Я смог вырваться! И с нетерпением ждал этой встречи, о чем не жалею: вы просто ослепительны!

Псевдо-Ричард Стентон смотрел на Элизабет, очарованный ее красотой. Никогда, он был в этом уверен, ему не доводилось видеть ни таких ясных голубых глаз, ни таких тонких черт лица.

- А, это вы, мистер Стентон! Какой сюрприз! - воскликнула Перл, которая, узнав его, поспешно подошла. - Отец упоминал вас в разговоре вчера, когда речь зашла о ваших архитектурных проектах.

- Мистер Стентон, - повторила Элизабет, силясь совладать с праведным гневом, хотя видеть молодого человека ей было очень приятно.

Такой красавец! Глаза янтарного оттенка сияют, и эта улыбка… Девушка подумала, что, если бы не Леа Рамбер, она бы сейчас с радостью и гордостью повела его знакомиться с Мейбл и Эдвардом. Но теперь она знает правду, и маскарад ни к чему.

- Простите, но произошла ошибка, - громко сказала она. - Своим визитом нас почтил мистер Фред Джонсон, не так ли? Я по горло сыта ложью и самозванцами, так что прошу вас назвать свое настоящее имя и род занятий!

Молодой человек побледнел как полотно, в то время как семейство Вулворт в полном составе - Эдвард с братом, Мейбл и ее невестка Дорис - подошло узнать, что случилось.

- Что все это значит? - спросила Перл, думая, что это шутка.

Возмущение и бессильная ярость, которые Элизабет вот уже неделю носила в себе, заставили ее забыть о приличиях и лицемерии, так часто практикуемом на светских мероприятиях. Мысли завертелись у нее в голове безумным хороводом.

То были эпизоды кошмарных сновидений: труп матери, сбрасываемый в океанскую пучину, нападение грабителей на отца… Инстинктивно Элизабет дотронулась пальцами к крестильному медальону Катрин Дюкен, единственному украшению, которое она надела этим вечером.

- Иногда нужно говорить правду, - звонким голосом произнесла она. - Мистер Фред Джонсон работает на розыскное агентство, и я очень сомневаюсь, что он архитектор. Еще я задаюсь вопросом, какого рода интерес он ко мне испытывает. Он охотно учил меня кататься на коньках, хотел, чтобы мы виделись как можно чаще, но только затем, чтобы выяснить, кто я на самом деле!

- Лисбет, прошу вас, замолчите! - едва слышно взмолился юноша.

- Почему? Мне нечего терять, раз я возвращаюсь во Францию, на родину, к своей семье! Я никакая не родственница Мейбл. Нет, я не бедная внучатая племянница ее дядюшки из Аризоны!

- Милая, бога ради, помолчи! - воскликнула Мейбл. - Только не сегодня!

- Сегодня или завтра, но всем этим людям придется рассказать, кто я и откуда, - продолжала Элизабет, прекрасная в своем бунтарстве. - Видите этот золотой медальон? Он принадлежал моей матери, француженке Катрин Дюкен, урожденной Ларош. Мои родители были иммигранты. Мама умерла во время трансатлантического плавания, а папа - через неделю, уже тут, в Нью-Йорке, десять лет назад.

Рассерженный до крайности, Эдвард схватил ее за запястье. Никогда еще Элизабет не видела его таким грозным.

- Советую тебе замолчать, - резко произнес он. - Нечего выставлять себя на посмешище.

- Выставлять на посмешище себя, притом что я разоблачаю ваш маскарад, па?

В это привычное обращение она вложила столько презрения, что Перл, страшно смутившись, отшатнулась. Происходило что-то очень важное, она это чувствовала.

- Десять лет мне твердили, что моя фамилия - Вулворт, что меня удочерили из любви, меня, бедное дитя, найденное в Сентрал-парке! И это была неправда. Те, кого я еще несколько дней назад так нежно любила, те, кого я называла ма и па, свято веря, что они из любви и сострадания забрали меня, травмированную, к себе, вылечили, а потом оставили насовсем, ото всех меня прятали, придумывали лживые объяснения, и лжи было все больше и больше, в то время как меня разыскивал родной дед. Он приехал в Америку, потому что тоже любил меня! И я могла бы вырасти в замке Гервиль во Франции, в окружении родных…

Фред Джонсон, он же Ричард Стентон, так и продолжал стоять на месте, без кровинки в лице. Взволнованная Элизабет наконец смогла дышать нормально. Ей хотелось плакать от отчаяния. Негоциант отпустил ее руку, повинуясь безмолвному приказу своего брата Мэтью, который тут же сухо поинтересовался:

- Эдвард, это правда? Вы с Мейбл осмелились украсть девочку у ее семьи? Вы нам лгали!

Другие гости наблюдали за происходящим, сохраняя уважительную дистанцию. Что до Бонни, то она затаилась в углу гостиной, расстроенная и растерянная до крайности.

- Боже, защити нас! - прошептала она. - Крошке Лисбет не стоило так поступать! Это слишком!

- Я хотел встретиться с Гуго Ларошем, ее дедом, во время его пребывания в Нью-Йорке, - отвечал Эдвард. - Но он не внушил мне доверия. Ты требуешь правды, Лисбет? Упрекаешь нас во вранье? Что ж, знай: десять лет назад я пришел к выводу, что с нами ты будешь счастливей. Хорошо ли ты подумала, прежде чем обвинять нас в присутствии друзей, родственников? Это же кем надо быть, чтобы позволить единственной дочке уехать из страны и увезти с собой тебя, свою внучку, тем более что деньги для него не проблема? Есть ли вообще у него сердце?

- Так хотели мои родители, я прекрасно это помню, - душераздирающе выкрикнула Элизабет. - Это была их мечта, и дедушка не смог их удержать. Но он все это время помнил обо мне, и Фред Джонсон может это подтвердить. Ну же, скажите им всем, что, находясь во Франции, Гуго Ларош платит вам большие деньги, чтобы вы разыскали Элизабет Дюкен, шатенку с голубыми глазами, француженку по происхождению!

Детектив не мог проигнорировать ее требование и вынужден был публично все подтвердить. В его тоне сквозило самодовольство:

- Действительно, вот уже три года наше агентство выполняет задание мистера Лароша, который уверен, и, как мы теперь видим, небезосновательно, что его внучка жива. Хочу уточнить, что до нас он обращался в несколько розыскных контор, но безрезультатно.

Мейбл все это время плакала от унижения. Наконец, когда слушать все это стало совсем невмоготу, она выбежала в коридор, толкнув по пути круглый столик с очень дорогой фарфоровой китайской вазой. Та с треском рухнула ей под ноги.

- Бедная тетушка! Ее прием окончательно испорчен! - воскликнула Перл.

Реплика была, по мнению всех присутствующих, до того неуместной, что ее отец, Мэтью, устыдился. Он сердито посмотрел на дочь.

- Это наименьшая проблема Эдвард и Мейбл на сегодня. Дорис, мы уходим! - сказал он супруге, а потом обратился к Лисбет: - Сочувствую тебе, девочка. Если понадобится помощь, обращайся!

- Благодарю вас, - вздохнула девушка, понимая, что спровоцировала скандал.

Фред Джонсон не шелохнулся. Он глаз не сводил с Элизабет, а та, стоя в двух шагах, смотрела на него, гордо вздернув подбородок. Когда Эдвард вышел, чтобы проводить Мейбл, которая уже рыдала в голос, в ее комнату, детектив тихо сказал:

- Ну, довольны вы сыгранной ролью?

- А вы? - с горечью спросила она. - Это гадко, гадко! Там, на катке, вы подошли ко мне с единственной целью - проверить, не та ли я девушка, которую вы ищете, но я не рассказывала о себе всего, и вы удвоили усердие. Теперь можете написать моему деду! Письмо, в котором я уведомляю его, что живу в Нью-Йорке, все равно придет раньше вашего!