Сирота с Манхэттена

Замок Гервиль, пятница, 12 марта 1897 года

По распоряжению Гуго Лароша позади конюшни была обустроена площадка овальной формы для выездки лошадей, обнесенная белой изгородью. Коня можно было пустить рысью или галопом по песчаной дорожке.

Почти два месяца Элизабет постигала искусство верховой езды под незлобивым надзором Жюстена, направлявшего ее искусно и без лишней спешки.

Уроки проходили чуть ли не ежедневно, что давало молодым людям возможность поболтать без свидетелей и лучше узнать друг друга.

Этим утром весна явила себя во всей красе. Веял теплый ветерок, из леса доносилось птичье пение. Под яркими лучами солнца парковые лужайки покрылись золотыми точками нарциссов жонкиль, декоративные кустарники - робким розовым цветом.

- Хорошо, очень хорошо, мадемуазель! - воскликнул Жюстен. - Вы молодец, какой аллюр[54] ни возьми. Еще кружок галопом, и на сегодня хватит!

Элизабет пришлось привыкать к дамскому седлу, оснащенному двумя обтянутыми кожей передними луками, оно требовало особой посадки. Они с Аделой съездили в Ангулем за соответствующим платьем из коричневой саржи, а к нему купили шляпу с высокой тульей, белый шарф и кожаные сапожки.

- Я бы предпочла сидеть в седле по-мужски, как вы или мой дед, - игривым тоном отозвалась девушка. - Так наверняка намного удобнее.

- Но дамы так не ездят, - отвечал Жюстен.

- Хорошо, еще разочек я, пожалуй, подчинюсь требованиям приличия. А может, после обеда поедем на прогулку? Мне надоело накручивать круги тут или вдоль парковой ограды.

- Мсье Ларош считает, что вы еще не готовы.

Сам конюх думал иначе, но свое мнение держал при себе из страха, что лишится чудесных минут, проводимых с Элизабет. Они понимали друг друга с полуслова и часто вместе покатывались со смеху по малейшему поводу: молодость заставляла забыть все препоны и классовые барьеры.

Элизабет как раз пустила свою лошадку рысцой, когда в ее поле зрения появились дедушка и бабушка. Адела держала мужа под руку, а в другой руке у нее был розовый шелковый зонтик от солнца.

- Вот, пришли посмотреть на твои успехи! - объявил хозяин замка.

Мгновение - и Жюстен напрягся, расправил плечи, принял отстраненный вид. Чету своих хозяев он приветствовал поклоном.

- Мадемуазель как раз закончила тренировку, мсье, - осмелился заметить он. - Перль только слегка вспотела.

Кобылку так и не переименовали. Ее кличка даже стала источником шуток в разговорах между Элизабет и Жюстеном: смешно было приказывать лошади, представляя на ее месте американскую кузину, особенно это касалось некоторых команд.

- Сделай-ка еще кружок галопом, мое дорогое дитя, и прошу, держи хлыст как положено! - попросил Ларош.

- Если вы останетесь довольны моими успехами, вы позволите мне сегодня после обеда выехать на прогулку? - с некоторым вызовом спросила Элизабет. - Разумеется, в сопровождении Жюстена.

- Никаких прогулок! - отрезал Гуго Ларош. - Когда ты научишься скакать не только по мощеной дороге, я сам буду тебя сопровождать. Но пока ты едва держишься в седле. Своей матери ты в подметки не годишься!

- Ричард, не слишком ли ты резок? - нахмурилась Адела. - Внучка так старается, лишь бы заслужить твое одобрение, а в ответ получает грубость!

Чтобы не присутствовать при новой размолвке господ, Жюстен быстрым шагом направился к конюшне. Голос Элизабет, дрожащий от возмущения, заставил его остановиться.

- Вы злой и несправедливый, дедушка, и постоянно в дурном настроении! - выкрикнула она. - И я знаю причину!

Все потому, что мы с бабушкой, по вашему мнению, слишком часто ездим в Монтиньяк на мельницу. Но у меня там тоже родственники! И это не мешает мне послушно исполнять все, что вы требуете. Мне пришлось присутствовать на трех скучных балах, где все на меня смотрели как на диковинную зверушку и насмехались, потому что я, как выяснилось, недостаточно хорошо вальсирую. Я объехала с вами все виноградники поместья, выслушала все ваши пространные пояснения и очень стараюсь побыстрее освоить верховую езду! А теперь скажите, к чему все эти уроки, если мне позволено будет кататься исключительно в парке, как какой-то узнице!

В гневе Элизабет резко дернула поводья. Перль ударила копытом в землю, удивленная неожиданной жестокостью своей наездницы.

- Немедленно слезь с лошади! - крикнул Гуго Ларош. - Ты делаешь ей больно!

Подбежал Жюстен. Адела, которая была очень бледна, попыталась урезонить супруга. Тот уже успел войти внутрь загородки.

- Угомонись, Гуго! - взмолилась она.

- Угомонюсь, когда добьюсь послушания! - рыкнул Ларош. - Элизабет, я приказываю тебе спешиться! Повинуйся!

- Нет! - ответила девушка, заставляя кобылу попятиться.

Ни Адела, ни Жюстен не смогли бы предотвратить того, что за этим последовало. Ларош выхватил у внучки хлыст и ударил ее им по левой щиколотке. Удар, смягченный плотной тканью юбки и сапожком, привел Элизабет в неописуемую ярость.

Хозяин замка угрожающе воззрился на нее. Но не свою внучку он сейчас видел - такую красивую, верхом на лошади. Синие глаза, сердито смотревшие на него, вдруг приобрели зеленоватый отлив, а каштановые волосы, собранные в узел на затылке, показались ему белокурыми… Вот также когда-то противилась ему Катрин, его единственное дитя, а он - он совершенно терял голову.

- Гуго, не надо! - взмолилась Адела. - Ты же не возьмешься за старое! Приди в себя!

Однако он ударил еще раз. Жюстен вскрикнул от возмущения, и это было как эхо на крик боли, который издала Элизабет.

- Мсье, прекратите! - прерывистым от волнения голосом сказал он.

Невыносимое зрелище заставило его позабыть об осторожности. Юноша перепрыгнул через ограду и встал между Ларошем и испуганной лошадью, которая пританцовывала и рыла песок копытами.

- А ты вообще не вмешивайся! - прикрикнул на него хозяин, перетягивая его хлыстом поперек лица.

- Дедушка, не смей! - крикнула Элизабет.

В мгновение ока она спешилась, даже не поняв, как именно это у нее получилось. Поначалу Жюстен помогал ей сходить с лошади, и чувствовать его руки у себя на талии было так приятно. Много раз молодые люди оказывались так близко друг к другу, что их сердца начинали биться в унисон.

- Вот, ваш приказ исполнен! - жестким тоном заявила она. - Но то, что вы только что сделали, я вам никогда не прощу!

В отчаянии она посмотрела на Жюстена, у которого на правой щеке и на губах выступила кровь. Адела так и осталась стоять на месте с выражением полнейшего уныния на побледневшем лице.

- Бабушка, я возвращаюсь в дом, - сказала ей Элизабет.

- И я с тобой, моя девочка! Мне что-то нехорошо.

- Чему тут удивляться! - тихо отозвалась девушка. - Обопритесь на мою руку и идем!

Они удалились, оставив Гуго Лароша с Жюстеном лицом к лицу под неожиданно ярким весенним солнцем.

- Мсье, полагаю, я уволен? - подал голос юноша.

- Оставь меня в покое. Мне надо побыть одному, - отвечал помещик.

Поводья он все еще держал в руке. Внезапно Ларош закрыл глаза и прижался лбом к лошадиной шее. Жюстен же направился к каменной поилке, куда поступала вода из источника. Там он смог наконец умыться холодной водой, и боль стала утихать.

Пока они с бабушкой шли к дому, Элизабет с ненавистью на него посматривала. Первое время и она сама, и Бонни не могли налюбоваться на старинную крепость, у которой имелся даже подъемный мост. Правда, пользовались им редко, потому что имелся второй въезд, обустроенный в конце прошлого века. Теперь же величественная постройка со всеми своими высокими башнями, увенчанными островерхими черепичными крышами, и горделивыми стенами казалась ей тюрьмой.

- Бабушка, а почему вы сказали: «Ты же не возьмешься за старое!»? Или у деда это в порядке вещей - бить тех, кто ему противится? Даже если этот человек ему дорог? Может, он и маму бил в ее юные годы?

- Ничего подобного! Я просто испугалась, когда увидела, что он на тебя замахнулся, и у меня сорвалась с языка эта глупость. Не спорю, Гуго очень вспыльчив и мне доводилось видеть, как он жестоко наказывает пса или лошадь, но Катрин - никогда, по крайней мере…

Адела не договорила, и Элизабет с ее обостренной интуицией поняла, что бабушка ей врет. А еще ей было ужасно жаль Жюстена. Молодой конюх вступился за нее, а ей пришлось равнодушно пройти мимо, чтобы не давать деду лишний повод прогнать его из поместья.

- Бабушка, давайте поговорим начистоту, я ведь уже не ребенок, - попросила она. - Наверное, в тот период, когда мама хотела выйти замуж за папу, в доме часто случались ссоры?

Дрожа всем телом, Адела только крепче схватилась за руку внучки. Столько горестей и страхов она мечтала оставить в прошлом, что ей представлялось невозможным снова их озвучить, а значит, и возродить к новой жизни.

- В каждой семье, не важно, богатой или бедной, счастливой или нет, - начала она прерывистым шепотом, - временами возникают размолвки, ссоры и недоразумения. Гуго не желал примириться с мыслью, что лишится единственной дочери, и его легко понять. В его планах она должна была стать женой знатного и богатого мужчины, уроженца нашего региона, привести его в замок жить и вместе с ним заботиться о его процветании, заниматься виноградниками.

- А папу такой образ жизни не устраивал, верно?

- Трудно сказать, Элизабет, это ведь было так давно. Не знаю, помнишь ты или нет, но накануне вашего отъезда в Гавр, за тем злосчастным ужином, Гуго предложил твоему отцу стать его партнером - на самых выгодных условиях. А Гийом это предложение отверг!

- Я все помню до мелочей, бабушка. И как кричал дедушка, и непоколебимую решимость родителей, и как дурно со мной обошлась эта лицемерка, ваша горничная Мадлен.

На этот раз Адела была так потрясена ее словами, что даже остановилась. И с недоумением посмотрела в сторону кухонных окон.

- Мадлен? Что ты этим хочешь сказать? Она образцовая прислуга и помогает мне во всем.

- Но в тот вечер она всячески меня запугивала! Как только мы пришли в детскую, она принялась меня пинать, приговаривая, что от меня только лишние хлопоты, и грозилась бог знает что со мной сделать, если я расскажу маме, как она со мной обращалась.

- В это верится с трудом, - сказала Адела. - Ты, конечно, боялась оставаться ночевать одной в незнакомой комнате, тем более что укладывала тебя не мать, а служанка, вот и выдумала всякие ужасы… Иногда то, что мы помним, не совсем правда, дорогая.

- Это точно не обо мне, бабушка, - заявила Элизабет. - Я уже вам говорила, обычно я запоминаю события до мельчайших деталей. Вулворты удивлялись этой моей способности, а Бонни часто по этому поводу беспокоится - из-за моих кошмаров, да и заурядных сновидений.

- Да, мы об этом говорили, Элизабет. И мое мнение - ты чрезмерно нервная натура и очень чувствительная.

- То есть вы полагаете, что все это несерьезно?

- Вовсе нет. Я вижу корни этого феномена в твоем детстве, когда спокойное течение событий внезапно сменилось хаосом. Та супружеская чета из Нью-Йорка

- они растили тебя в наилучших условиях, но так и не сумели залечить раны твоего сердца, души. Согласись, за все то время, что ты в замке, ты ни разу не пришла и не сказала мне, что видела дурной сон!

- Ваша правда!

Они немного помолчали. Элизабет очень хотелось рассказать бабушке про ту, первую встречу с Жюстеном, восьмилетним мальчиком, в заброшенной детской. Но тогда бы она нарушила данное ему слово. Притом что Жюстен внушал ей самые нежные чувства, они не имели ничего общего с тем сладким томлением, которое охватывало ее всю при одном воспоминании о поцелуях Ричарда.