Сирота с Манхэттена

Монтиньяк, в тот же день, час спустя

Время было послеполуденное, и в Монтиньяке кипела жизнь. До этого Элизабет побывала тут всего раз, в сопровождении бабушки, тети Ивонны и Бонни.

«Была ярмарка, и мы хорошо повеселились! Чуть было не накупили голубок для замковой голубятни, - вспомнила она. - Ричард, наверное, уже жил по соседству и мог нас видеть».

Силясь разобраться в путанице своих мыслей и желаний, Элизабет объезжала пешеходов и повозки, чаще всего запряженные мулами. И очень удивилась, увидев своего дядюшку Жана, толкавшего перед собой тачку с мешками муки.

- Надо же, какая неожиданная встреча! - воскликнул он. - Ты одна? И с каких это пор ездишь верхом?

Он явно был чем-то расстроен и улыбался как-то вымученно. Элизабет поспешила ответить, как если бы речь шла о чем-то совершенно обычном:

- Это моя первая конная прогулка, дядюшка Жан! Сейчас отправлю письмо и сразу на мельницу, поцеловать дедушку Туана!

- Тогда я застану тебя уже на мельнице. И не лучше ли было бы тебе спешиться? Как бы лошадь не понесла…

- Лошадка у меня смирная и ничего не боится. До скорого, дядя Жан!

Жан ушел по своим делам, пробормотав неуверенно: «Хорошо». Элизабет же наконец увидела то, что искала, - вывеску трактира «Пон-Нёф», стоявшего на берегу реки. Она въехала на мощеный двор, и местный конюх тут же подбежал и перехватил поводья.

- За лошадкой я пригляжу, мадемуазель, - почтительно проговорил он.

- Я желаю немного отдохнуть. И мне бы хотелось войти в общую залу не с улицы, а другим путем. Это возможно?

- Конечно, мадемуазель, есть отдельный вход для гостей, чьи экипажи стоят там, в сарае.

- Пожалуй, я сэкономлю время, если хорошенько вас расспрошу. Я приехала повидаться с американским господином, который живет в этом трактире. Я и сама родом из Нью-Йорка.

- По вам не скажешь, - пробормотал парень, которому было лет пятнадцать. - Я знать не знаю, где эта ваша Америка! Мсье живет в четвертой комнате, направо от лестницы. Сказал: «Хочу, чтобы из окна было видно реку».

- Спасибо! - мягко произнесла Элизабет, радуясь, что захватила несколько монет.

В итоге юный конюх получил такие чаевые, что трижды повторил: «К вашим услугам, мадемуазель!», прежде чем повел Перль в стойло.

Оказавшись перед дверью с выгравированным номером «4», Элизабет чуть не повернула назад, но все же набралась храбрости и дважды отрывисто постучала. Природная склонность к приключениям и жажда новизны - эту грань ее личности Вулвортам удавалось пригасить посредством заточения ее в «золотую клетку».

Ричард Джонсон открыл, даже не поинтересовавшись, кто его беспокоит. Увидев ее, он настолько опешил, что Элизабет с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться.

- Лисбет! Вы? Господи, значит, я не зря надеялся! Прошу, входите!

- Не радуйтесь, я всего лишь хочу кое о чем вас спросить. Что привело вас во Францию, в Монтиньяк?

Он запер за ней дверь. Элизабет же находилась под впечатлением их новой встречи. Повернувшись к нему спиной, она притворилась, что рассматривает обстановку номера.

«Какой он все-таки высокий! И эти глаза цвета янтаря… Я уже и забыла, что он такой привлекательный, - мысленно ужаснулась она. - Белая рубашка так ему к лицу - с открытым воротом, без галстука…»

- Лисбет, я говорю правду. Я был уверен, что в один прекрасный день вы придете! - заявил американец.

- Погодите. Вы сейчас разговариваете со мной по-французски! С ужасным американским акцентом, но все же! - в ожесточении вскричала она. - Я не сразу сообразила. Вы и на этот счет соврали!

- Ну, только самую малость. Я учу французский тут, Лисбет. Основы нам преподали в лицее, и теперь я совершенствуюсь.

И дело это, я вам скажу, нелегкое: местные разговаривают очень странно. Да, «странно» - подходящее слово!

- Это потому, что они говорят на патуа, - с иронией отозвалась девушка. - Нарочно, чтобы вы ничего не поняли.

- Патуа? Что это такое?

- Местный диалект. Ричард, я спрашиваю второй раз: зачем вы тут? Как оказались на пароходе? По словам дедушки, он никаких денег вам не должен и встречаться с вами не собирался. Я заметила вас на вокзале в Орлеане, и вот теперь вы снимаете жилье в деревне, где я родилась, где выросла!

Он подошел к окну, из которого открывался вид на спокойные воды Шаранты. Опершись на кованый подоконник, он какое-то время смотрел на плоскодонку, пришвартованную в тени ивы.

Элизабет обошла заваленный книгами и бумагами стол. Ей стало жарко, и она расстегнула несколько пуговичек на жакете. Ричард повернулся к ней на своих длинных ногах:

- Чашечку чаю? Его принесли минут десять назад. Кофе во Франции мерзкий!

- Охотно! - тихо сказала девушка. - Но вы так и не ответили!

Джонсон воздел руки к небу, явно смущенный. И неожиданно перешел на английский, чтобы проще было оправдываться.

- Лисбет, а если я скажу, что я тут на задании? И приехал в Шаранту не ради ваших прекрасных синих глаз, какими бы колдовскими они ни были, не ради ваших улыбок, ваших поцелуев!

Элизабет села на стул. Приятно было снова слышать язык, напоминавший о годах, прожитых в Нью-Йорке. Вспомнился мелодичный голос Мейбл, их задушевные разговоры…

- На кого вы работаете? - спросила она. - Только не говорите, что на моего деда. В это я не поверю!

- Я в затруднительном положении, Лисбет. Я словно мячик, который перебрасывают друг другу два состоятельных персонажа. Единственное преимущество - я рядом с вами. Несколько километров не в счет.

Он подал ей чашку. Коричневого цвета настой показался Элизабет слишком крепким. Она автоматически положила в чашку сахар, упрекая себя в том, что слишком рада снова видеть Ричарда и… слишком волнуется. Она пыталась изобразить холодность, враждебность, подозрительность, в то время как по телу каждый раз пробегала дрожь, стоило только вспомнить, как он ее целовал на пароходе.

- Я согласился присматривать за вами, и мой щедрый клиент - Эдвард Вулворт, - признался детектив. - Он явился в агентство незадолго до вашего отплытия во Францию. Вулворт вас обожает, Элизабет! И миссис Вулворт тоже, она чуть с ума не сошла от беспокойства.

- Так вас нанял па! - прошептала девушка в изумлении, которое скоро сменилось искренней благодарностью: как они все-таки ее любят! - И как вы за мной присматриваете, сидя в четырех стенах, в этом трактире?

Ричард отпил глоток из своей чашки, лукаво усмехнулся, потом сказал игривым тоном, на этот раз по-французски:

- Я отправил уже три письменных отчета в Дакота-билдинг - о том, как вы проводите время, хотя ни разу не был в вашем поместье, да это и не нужно. Я навожу справки тут!

- И кто ваши информаторы? Надеюсь, вы не досаждаете моим родственникам со стороны отца, Дюкенам? Хотя нет, они бы мне сказали.

- Мне запрещено общаться с Ларошами и Дюкенами и вообще привлекать к себе внимание. Правда, долго искать не пришлось: там, за мостом, живет кузнец, который подковывает лошадей мсье Лароша. От него я узнал, что вы осваиваете верховую езду, «не гордячка» и «чудо какая хорошенькая!». Еще я часто вижу экипаж мадам Ларош, с виду милейшей женщины, на дороге, ведущей к мельнице, и в деревне, и вы всегда сидите рядом. Месяц назад, на ярмарке, я с тяжелым сердцем наблюдал за вами с Бонни… Вулворты, получив мой отчет, сразу отправляют мне телеграмму. Им так спокойнее!

Ошарашенная этой стремительной тирадой Ричарда, Элизабет жестом попросила его замолчать. Но он не послушался, внезапно встревожившись:

- А как вы-то меня нашли, Лисбет? Вы не должны были знать, что я в Шаранте!

- В поместье тоже сплетников хватает, - ответила она. - А слухи распространяются быстро. Вот сегодня мой приятель Жюстен рассказал, что вы живете в этом трактире. А ему сказала Мариетта, прачка, которая работает на Ларошей. Сначала я собиралась навестить дедушку Туана, но потом подумала: заеду и проверю, правда это или нет.

- Дедушку Туана? - повторил озадаченный Джонсон.

- Это уменьшительное от Антуана. Я его звала так в детстве. И ему до сих пор нравится! Ричард, вы зря теряете время. Советую вам вернуться в Нью-Йорк. Не хочу, чтобы па, вернее, мистер Вулворт тратил на меня столько денег. Я тоже пишу им письма. И никакая опасность мне не грозит! Вам незачем тут быть.

Элизабет, которая к этому моменту уже встала и застегнула жакет, понурилась. Ее очаровательное личико несколько поблекло, она с тревогой посмотрела в окно.

- Что с вами, Лисбет, милая? - встревожился Ричард.

- Ничего. И я запрещаю вам называть меня милой, это неуместно.

- А «моя дорогая Лисбет»?

- Тоже нет. Во Франции меня называют Элизабет. Прощайте, мы больше не увидимся! Вы делаете свою работу, но мне это неприятно. Противно осознавать, что за тобой следят, подсматривают!

Он промолчал, просто одной рукой обнял ее за талию, а второй приподнял ее подбородок.

- Вы изменились, стали еще красивее, еще соблазнительнее, - прошептал он по-английски.

Сердце девушки застучало часто и глухо. Когда Ричард прижался губами к ее губам, Элизабет закрыла глаза и целиком отдалась этому поцелую, которого жаждала и к которому стремилась. Их губы слились в игре, изощренной и пьянящей.

Все тело у Элизабет горело, мысли затуманились. Она испытала сладостный восторг, какую-то исступленную радость, едва ощутив сильные мужские руки на своих грудях и бедрах.

Ее отчаянная покорность, прерывистое дыхание, обостренная чувственность заставили Джонсона обезуметь от желания.

Впоследствии он стыдился того происшествия в каюте на борту «Турени», но так и не научился справляться со своими порывами.

Он молча подхватил девушку на руки и понес к кровати. Элизабет не противилась, со страхом ожидая и даже не сомневаясь в том, что он вот-вот овладеет ею, сделает ее женщиной.

- Милая! Моя прелесть! - твердил он по-английски. - Я люблю тебя. Знала бы ты, как я тебя люблю!

Она оставалась безгласной, испуганной. Наверное, главной его ошибкой стало то, что он перестал ее целовать, не сделал скидку на ее неопытность: приоткрыв глаза, она увидела, как он расстегивает ремень, спускает штаны. Потом он упал на постель с нею рядом, задрал юбки и властно сунул руку ей между бедер.

- Лисбет, красавица моя, мое маленькое чудо! - страстно прошептал он ей на ушко.

Дыхание его все учащалось, пока пальцы ловко расстегивали крохотные перламутровые пуговички на девичьих батистовых панталонах. Когда же Ричард наконец коснулся ее «цветка», теплого и влажного, он хрипло застонал.

И снова Элизабет взбунтовалась - против Ричарда и собственного смирения. Она поняла свою ошибку: по-настоящему она его не любит, всего лишь поддается той власти, которую он имеет над ее телом и ощущениями.

- Не надо! Оставьте меня в покое! - вскричала девушка. - Я не хочу!

- Почему? - удивился он. - Лисбет, я так вас люблю!

- А я вас - нет!

Перед глазами ментально возникла белокурая макушка Жюстена в тот момент, когда он робко поцеловал ее в коленку… Элизабет рывком вскочила и отбежала на другой конец комнаты.

- Нет, я не хочу и не могу! - громко сказала она.

Ричард так и остался лежать на кровати, приподнявшись на локте и тяжело дыша.

- Вы отказываетесь, потому что порядочные девушки так не поступают, да? Но вы все равно будете моей, только моей! Вы никуда от меня не денетесь, Лисбет. Я на вас женюсь!