Сирота с Манхэттена

Среда, 30 декабря 1896 года, на катке в Сентрал-парке

Элизабет провела много упоительных часов в обществе Ричарда Стентона. Они встречались возле катка в 10 утра и вместе обедали на веранде ресторана тут же, в парке. Эдвард и Мейбл были в курсе этих свиданий, но решили не вмешиваться.

Что касается Бонни, то ей больше не приходилось сопровождать свою подопечную: у Вулвортов полным ходом шла подготовка к приему гостей, назначенному на 31 декабря.

Свобода, так неожиданно и легко полученная, поражала и радовала Элизабет. Эту внезапную широту взглядов своих опекунов она приписывала чувству вины, которое они испытывали, - и была в этом совершенно права. Стентон, которого она с некоторых пор звала Ричард, тоже в разговоре не раз этому удивлялся.

Вот и этим утром, когда они с Элизабет, взявшись за руки, скользили по центральной части пруда, он сказал:

- Родители позволяют вам гулять без сопровождения и проводить время со мной? Поверить невозможно! Это большая редкость, чтобы юной леди из высшего общества, да еще такой молоденькой, как вы, давали столько воли.

- Вас это чем-то не устраивает, Ричард? Или вы боитесь, что из-за меня у вас будут проблемы? Мне незачем вам врать. И я принесла вам приглашение на завтрашний прием: мама хочет с вами познакомиться и надеется, что вы придете. Перл тоже приглашена, с родителями и своей подругой Верой. Я слышала, моя кузина простудилась, но ей уже лучше. И, конечно, там будет еще много других гостей.

Ричард Стентон проводил девушку к ограждению и замер с задумчивым видом.

- Лисбет, боюсь, я не смогу прийти, - тихо проговорил он. - У меня уже назначена встреча.

- Жаль! Но загляните хотя бы на четверть часа, в самом начале вечера!

Взгляд ее сапфировых глаз умолял, розовые губки приоткрылись… Он отвернулся, сетуя на то, что приходится отказывать себе в этой радости.

- Лисбет, я не могу. Сегодня мне тоже придется попрощаться с вами раньше обычного. Мы не сможем вместе пообедать. Я совсем забросил работу, а отчитываться нужно. Не сердитесь на меня!

Ужасно расстроенная, Элизабет взяла себя в руки и улыбнулась. Чтобы утешиться, она вспомнила все те чудесные мгновения, которые они с Ричардом пережили: в прошлое воскресенье - посещение зоопарка, в понедельник - экскурсию в замок Бельведер, откуда открывался панорамный вид на парк.

Молодой Стентон оказался очаровательным и толковым гидом, чья эрудиция ее приятно удивила. И все же Элизабет предпочитала всему их походы на каток, потому что там Ричард крепко сжимал ее ручку, чего на прогулках он себе не позволял.

- Значит, мы с вами увидимся снова уже в будущем году, - сказала она шутя.

- Очень на это надеюсь, - отозвался он тоном, в котором угадывалась непонятная грусть.

- Да что с вами такое, Ричард?

- Если бы я знал о вас больше, Лисбет, у меня бы не было так тяжко на душе! - внезапно выпалил он. - С прошлой пятницы мы видимся ежедневно, но я столько еще о вас не знаю! К примеру, в зоопарке, возле медведей, вам снова стало дурно без видимых причин. Я опасаюсь за ваше здоровье, а еще не могу отделаться от мысли, что вы утаиваете от меня что-то важное!

Элизабет смутилась. Стентону не откажешь в интуиции, а она, пожалуй, делала это нарочно - не отвечала на некоторые вопросы, и получалась некая недосказанность…

- Если вы так заинтригованы, то придете на мамин прием, - лукаво заметила она.

- Может быть, я и познакомлюсь с вашими родителями, Лисбет, но позднее. А сейчас прошу меня простить!

Он грациозно поклонился, прощаясь, но перед тем, как уйти, погладил ее по щеке и улыбнулся, отчего сердце Элизабет преисполнилось счастья и надежды.

Какое-то время Элизабет постояла у края катка, сожалея о том, что Ричард так внезапно ушел, а потом исполнила несколько пируэтов - тут же, у ограждения, чтобы в случае чего было за что ухватиться. Но на третьем она все же шлепнулась на лед. Сзади кто-то заливисто засмеялся. Раздосадованная девушка оглянулась, чтобы посмотреть на насмешника.

Неподалеку катался мальчишка лет десяти, и ему удавались не только пируэты, но и сложные прыжки.

- Некрасиво насмехаться над юной леди, - укорила его сидящая на скамейке женщина - миниатюрная, смуглая и темноволосая.

Сказано это было по-французски, что немало удивило Элизабет. Мальчик, лучась улыбкой, подъехал к ней и помог подняться.

- Вы не ушиблись, мадемуазель? - спросил он, опять-таки, по-французски.

Девушка узнала в нем того самого искусного конькобежца, которым они с Ричардом часто любовались. Она уже хотела поблагодарить мальчика, как внезапно вспомнила сон, который увидела прошлой ночью.

«Все это со мной уже было! Я была одна на катке, упала, и этот мальчик подкатился ко мне, притормозил… И эту женщину я тоже видела! Они с дочкой сидели на скамейке. Совсем как сейчас!»

- У вас что-то болит? - переспросил мальчик, на этот раз на английском. - Простите, мисс! Не надо было мне смеяться, но так уж вышло!

- Я понимаю по-французски, - отвечала Элизабет, все еще ощущая ирреальность происходящего.

- Вы учили язык в школе? А у меня отец родом из Франции. Я говорю по-английски, по-французски и немножко по-итальянски.

- Тони, ты досаждаешь этой юной леди! - воскликнула женщина, вставая со скамьи.

- Вовсе нет, мадам! Это ваш сын? Он прекрасно катается, в отличие от меня.

Неожиданно для себя Элизабет заговорила на родном языке, и незнакомка ответила ей на французском, только в ее речи были протяжные, певучие нотки.

- Да, это мой сын. Я уже два года вожу его сюда, как только пруд замерзнет.

Тони сам научился кататься, а коньки нам одалживает сосед.

Тони тем временем уже оттолкнулся и изящно заскользил прочь, сцепив руки за спиной. Элизабет вернулась к бортику и посмотрела на девочку, которая таращила на нее свои испуганные серо-зеленые глаза. Волосы у нее были черные-черные.

- Ты, наверное, тоже с удовольствием будешь кататься, когда чуточку подрастешь? - спросила она у малышки.

Девочка тут же спряталась за материнскую юбку, а женщина весело отвечала:

- О нет! Миранда у нас такая неженка!

- А сколько ей лет, мадам?

- Пять. Вы не представляете, как она всего боится! Хотела даже остаться дома, потому что на улице мороз, но не отпускать же Тони одного в такую даль! Муж работает на стройке, и присматривать за Мирандой теперь некому. Раньше мне помогала мать, но она умерла этой осенью.

Пояснения, которые маленькая брюнетка выпалила одной тирадой, только усилили смятение Элизабет. Она не могла думать ни о чем, кроме своих сегодняшних сновидений, которые внезапно - и настойчиво - проявились в ее сознании.

- Я вам соболезную, мадам, - проговорила она и собралась было уйти.

- Мадемуазель, вы, наверное, француженка? - спросила доброжелательно женщина. - Простите мое любопытство, но, как уже сказал Тони, его отец - француз, уроженец Пикардии - это регион на севере Франции.

- Да, я француженка, - отвечала Элизабет, чье сердце из-за сильнейшего волнения внезапно забилось быстробыстро.

И причиной тому был… медальон у малышки на шее. Воротник пальто чуть приоткрылся, так что стал виден толстый шерстяной свитер и золотое украшение на нем. Казалось бы, что тут странного? Но форма медальона, его изящество и выгравированный рисунок показались Элизабет поразительно знакомыми. У нее моментально пересохло во рту.

«Точь-в-точь крестильный медальон мамы! Изображена в профиль Дева Мария под присборенной вуалью, на руках у нее - младенец Иисус, и эти лучи у нее за спиной.

Нет, я все-таки сумасшедшая! Таких медальонов на свете тысячи».

Мать и дочь смотрели на нее непонимающе, отчего девушка вдруг побледнела и переменилась в лице.

- Вы обратили внимание на медальон Миранды? - спросила женщина.

- Да, он такой красивый! Простите, но я когда-то потеряла почти такой же.

- Мадемуазель, этот медальон не был ни случайно найден, ни украден, - тут же заняла оборонительную позицию собеседница, слегка хмурясь.

- А я ни в чем вас не обвиняю, - пробормотала Элизабет. - Я, пожалуй, пойду!

Но это было выше ее сил. Ноги у Элизабет дрожали, глаза застилали слезы. Пошатываясь, потому что коньки застревали в тонком слое снега, присыпавшего землю, она подошла к скамье и присела.

- Мадемуазель, вам плохо? - встревожилась незнакомка.

- Да, внезапное недомогание, - выдохнула Элизабет. - У моей матери был такой же медальон, поэтому я так разволновалась.

За этим ее признанием последовало продолжительное молчание. Потом маленькая Миранда заплакала, и Элизабет невольно посмотрела на нее. Мать между тем сняла с дочки медальон и протянула его ей.

- Миранда все время просит, чтобы я надевала ей это украшение, слишком ценное для такой маленькой девочки. Мы с мужем очень им дорожим. Батист боится, чтобы она не порвала цепочку, - пояснила женщина. - Но теперь я понимаю, что правильно сделала, когда сегодня ей уступила! Мадемуазель, как звали вашу мать?

- Катрин Дюкен. А почему вы спрашиваете?

- Хвала Господу! - воскликнула незнакомка. - Он ваш!

И она положила медальон на раскрытую руку Элизабет в шерстяной варежке, оборотной стороной вверх. Увидев тончайшую гравировку, девушка вскрикнула от изумления: «Катрин Ларош, 22 декабря 1857 года».

- А вашего отца звали Гийом Дюкен. Я Леа, жена его друга Батиста Рамбера.

Мы должны были познакомиться еще десять лет назад, в ноябре. В тот вечер мы ждали вас с отцом в гости, но так и не дождались.

- Леа и Батист Рамбер? - повторила потрясенная Элизабет. - Сожалею, но эти имена мне ни о чем не говорят. Я была еще очень мала, возраста вашей дочки.

- Да, а мой Тони тогда был еще красивеньким полугодовалым младенцем. Я вас разыскивала, Элизабет! Ездила к сестрам милосердия, в контору организации, которая занимается сиротами. Еще я ездила на вокзал, когда оттуда отправлялись поезда с сиротами, в надежде, что смогу порадовать хорошими новостями вашего деда, мсье Лароша.

- Но каким образом? Вы состояли с ним в переписке?

- Он приехал к нам в Бронкс примерно через месяц после вашего исчезновения. Переплыл через океан, потому что ваш отец перестал отвечать на его письма, - пояснила Леа. - Боже мой, вы такая бледная! Это я виновата, нужно было вас как-то подготовить, а я сразу все рассказала! Но такая уж порывистая я уродилась, Батист меня часто в этом упрекает.

- Вы не сделали ничего предосудительного, мадам. Мое счастье, что мы встретились и что я снова могу подержать в руках медальон моей мамы!

- Подержать в руках? Медальон ваш и останется у вас.

- Миранда расстроится, а мне бы этого не хотелось. Вот что: я подарю ей другой медальон, обещаю! Мадам, могу я вас обнять? Если бы с папой не случилось несчастье, я бы сделала это еще десять лет назад!

- Конечно, давайте обнимемся! И для вас я Леа, договорились?

Трепеща от радости, Элизабет поцеловала в щеку эту миниатюрную брюнетку с лучистой улыбкой, а та в ответ крепко ее обняла. Так и застал их Тони, с резким скрежетом коньков о лед останавливаясь напротив.

- Мама! - позвал он по-французски. - Я есть хочу. Идем домой! И почему ты плачешь?

- Скоро ты все узнаешь, постреленок, - отвечала Леа между всхлипами, взволнованная и обрадованная до глубины души. - Иди лучше переобуйся!