Сирота с Манхэттена

Гимен, этот вечный и хрупкий символ девичьей непорочности… Упиваясь тем, что он первый, Ричард и не думал щадить партнершу. По опыту он знал, что нужно действовать быстро, не слушая протестов и жалоб. Элизабет вскрикнула от боли, но, вспомнив, что они в трактире, прикусила себе руку - чтобы не всполошились соседи по этажу.

Низ живота словно огнем обожгло. Желание, удовольствие - все было забыто.

- Наконец-то ты моя! Моя! - твердил Ричард.

Он вошел в нее грубо, сильными, размашистыми толчками. Затравленный взгляд девушки умолял, однако он смотрел на нее и улыбался, и его глаза цвета янтаря светились первобытным торжеством.

- Постой! Постой! - умоляла она.

Он едва ее слышал, будучи перевозбужденным, на пике блаженства. Овладевая ею столь неистово, он освобождался от состояния, в котором он пребывал много месяцев, когда буквально бредил ею, сотни раз мысленно ее раздевал и брал вот так, брутально, словно мстя ей. Он свято верил, что, будучи «помеченной его тавром», Элизабет станет его рабой, и с нетерпением ждал, когда же она капитулирует, отдастся удовольствию. Девушка же задыхалась под его весом. Она уже не обнимала его, а лежала, раскинув руки и содрогаясь от ритмичных толчков, сопровождаемых возгласами на английском, смысл которых от нее ускользал. Это был грубый лексикон, предназначенный для сексуальных утех, лишенных даже намека на чувства.

- Сжалься надо мной! Хватит! Я больше не могу!

Он замер на пару секунд, изумленный, потом продолжил свои спастические движения, и так жестко, что она заплакала. Со слезами неожиданно пришло облегчение. Мало-помалу она стала ощущать удовольствие от непрерывных толчков мужского члена. Положила руки любовнику на спину, а потом и вонзила ногти в его крепкую плоть. Ее тело снова пробудилось, низ живота захлестнуло уже знакомое приятное тепло и поднялось к груди.

- Да! Да! - задыхался он, угадав ее состояние.

И вдруг… Эти ощущения ни с чем нельзя было сравнить. Элизабет захотелось кричать, стиснуть Ричарда в объятиях, ощутить его губы на своих губах. Он тут же заставил ее обхватить себя ногами, так, чтобы она полностью раскрылась, и зарычал от удовольствия.

- О да! Да! - подхватила теперь и она, распаленная и не помнящая себя.

Обстановка гостиничного номера, назойливый шум дождя, рокот грома - ничего этого она уже не слышала.

Она отдавалась, будучи далеко-далеко от реального мира, в плену чувственного экстаза - невообразимого, невероятного. Она вся была исступление, ненасытность, безумие. В изумлении ощутив, как интимная плоть молодой женщины обхватывает и ритмично сжимает член, Ричард с пронзительным криком, исторгшимся из самых глубин его существа, излил в нее свое семя.

И замер, распластавшись на ней, удовлетворенный сверх всякой меры. Элизабет усталым жестом его оттолкнула.

- Не могу дышать, ты такой тяжелый, - сказала она.

Ее сердце билось в ускоренном ритме. Воспоминания о пережитом были еще очень остры. Она и не представляла, что такие ощущения возможны.

- Милая моя девочка! - прошептал он, привлекая ее к себе. - Теперь я еще сильнее тебя люблю. А ты?

Элизабет закрыла глаза, так она утомилась - вот-вот заснет. Он повторил вопрос, целуя ее в лоб.

- Не знаю, - ответила она. - Разве только капельку…

Ошарашенный ответом, Ричард смотрел на нее, словно пытаясь понять, безумна она или попросту глупа. Она спрятала лицо у него на груди.

- В начале мне было очень больно, - упрекнула она любовника.

- Зато в следующий раз ты ничего не почувствуешь. Лисбет, не засыпай! Тебе срочно нужно в уборную. Там есть биде, так что прошу, подмойся хорошенько! Не хватало еще, чтобы ты сразу забеременела.

Элизабет сразу вспомнила статью из нью-йоркского журнала. Встала, бросив в его сторону насмешливый взгляд:

- Автор одной статьи утверждал, что французы - неисправимые романтики, в то время как американцы этого начисто лишены. Похоже, это правда. В твоем случае это уже хамство.

- Я стараюсь быть прагматичным. Во французском есть это слово, я справлялся в словаре.

- Спасибо большое за науку! В общем, у тебя практичный ум.

Она повернулась и прошла в уборную. Он вздохнул, с удовольствием разглядывая ее попку, округлую и упругую. Потом, привстав на локте, потянулся за сигаретами. И только теперь заметил пятно свежей крови на вышитом атласном покрывале шафраново-желтого оттенка.

«Нужно будет приплатить прачке, - подумал он. - Моя маленькая, прелестная Лисбет, созданная для удовольствий! Ты - подарок Небес!»

Элизабет, покончив с туалетом, стала собирать свое белье, корсет, юбку и блузку. Смеясь, Ричард соскочил с кровати и указал на окно.

- Дождь все еще льет, хотя гроза закончилась, - сказал он. - Тебе рано уходить.

- Не рано! Я обязательно хочу съездить к дедушке Туану. Он не смог прийти на похороны бабушки и очень из-за этого переживал. Они были очень дружны последние несколько лет.

Он отнял у нее одежду и швырнул на пол. Оба были голые, и она увидела, что он снова ее хочет, и готова была возмутиться, но вид напряженного члена приятно будоражил кровь, как и воспоминания о чудесных ощущениях, которые мог доставить сей бесстыдно торчащий предмет.

Ричард уловил ее нерешительность. Взял из компота ягоду клубники, сунул в рот, а еще одну дал ей. Последовал продолжительный поцелуй с ароматом ягод. Очень скоро Элизабет отдалась желаниям любовника, лежа на кровати, с которой он успел снять покрывало и одеяла. Американец был теперь не так напорист, даже нежен, и ей открылись новые грани блаженства.

- Я тебя люблю! О да, я люблю! - выкрикивала теперь уже она.

А после поглаживала его по лицу, такому красивому, кончиком пальца касалась губ, околдованная его янтарным хищным взглядом.

- Ты будешь любить меня сильнее с каждым днем, - пообещал Ричард. - Лисбет, милая, знай: теперь твой дед не помешает нам пожениться. Завтра же поеду и попрошу у него твоей руки. Скажу, что мы несколько… поспешили и, как честный человек, я обязан загладить вину.

Тут Элизабет испугалась по-настоящему. Подумала о склонности деда к насилию, с трудом сдерживаемой, и как он когда-то приказал пристрелить лошадь любимой дочки, только чтобы наказать ее за непослушание.

- Нет, это кончится трагически! - заявила она. - Охотничье ружье деда постоянно заряжено и хранится на виду в парадном холле. Садовник Алсид что угодно сделает, лишь бы не лишиться места. Не хочу, чтобы тебя ранили или даже убили, Ричард. Нет, надо действовать по-другому. Потерпи немного, я и сама хочу за тебя замуж, но через несколько недель. Ты увезешь меня далеко-далеко отсюда, как только мы поженимся. Деньги у меня есть, так что об этом не волнуйся.

Ричард Джонсон тягой к геройству не страдал, а потому охотно согласился. Он помог девушке одеться, хотя отпускать ее ему не хотелось.

- Приезжай завтра! - попросил он. - Это будет воскресенье, я оставлю номер за собой еще на сутки. В лицее я должен появиться в семь утра в понедельник. Своим скажи, что поедешь в Монтиньяк на мессу. Лисбет, сжалься! Приезжай!

- Постараюсь, но ты особенно на это не рассчитывай.

Они снова поцеловались. Когда Элизабет уже шла по пустому коридору, из которого можно было спуститься во двор, у нее подгибались колени. Между ног болело, и она с облегчением опустилась на сиденье двуколки. Местный конюх помахал ей рукой.

- Я задал овса вашей лошадке, мамзель, и напоил!

Получив щедрые чаевые, парень поблагодарил ее кивком, а потом и лукаво подмигнул, отчего Элизабет поежилась.

«Он знает, что я сделала, - с неудовольствием подумала она. - Ну и пусть! Плевать на репутацию! Зато самый жуткий мой кошмар теперь не исполнится».

Элизабет вывела лошадку породы коб, раньше принадлежавшую Аделе, на дорогу к мельнице. Настроение у нее было восторженное. Она радовалась, что страшному сну, увиденному на борту «Турени», уже не стать ужасающей реальностью, потому что мужчиной в черном, с размытыми чертами лица, который во сне грубо лишил ее невинности, был Гуго Ларош.

- Этому уже не бывать! - едва слышно прошептала она.