Схватка

10

С утра, ожидая вызова к руководству, Морозов пытался свести воедино результаты работы последних дней, но пока концы не сходились с концами и, главное, интуитивной уверенности ни в одной из своих версий у него не было.

Из задумчивости вывел телефонный звонок из города:

— Здравствуйте, это Коноплева из больницы Ганнушкина.

— Добрый день, Маечка, слушаю вас.

— Сегодня в двенадцать часов Конин выписывается.

Морозов поблагодарил Майю Федоровну и тут же позвонил своему сотруднику Черкасову. Надо было действовать оперативно.

— Слушаю, Борис Петрович.

— Срочно подъезжайте к больнице Ганнушкина и возьмите под наблюдение Конина, водите предельно аккуратно.

Через два часа позвонил Черкасов:

— Борис Петрович, я у дома Хабаловой. Конин сразу же поехал к ней. По телефону дорогой не звонил, контактов не было.

— Он проверял по пути, не следят ли за ним?

— Да, усердно. Сменил три вида транспорта, заметно нервничал. Что делать, если они выйдут из дома вместе?

— Постарайтесь проводить обоих, но лучше их потерять, чем обнаружить себя. Докладывайте с маршрута.

«Итак, сразу после больницы Конин, не заходя домой, направился к Хабаловой. Что это значит? — размышлял Морозов. — Скорее всего, его беспокоит не возвращенный Хабаловым долг, он ведь взял у огранщика для реализации бриллианты на большую сумму и должен был вернуть или их, или обусловленную часть выручки. Видимо, беспокоится, не обнаружила ли деньги милиция».

Морозов позвонил Нарышкину и поделился своими предположениями. Сейчас было важно не допустить промашки.

— Давайте сделаем так: как только Конин уйдет от Хабаловой, пусть Черкасов сразу же пошлет одного сотрудника к ней и пригласит ко мне на срочный допрос. А Конина по возможности не упускайте из виду.

Этот телефонный разговор заставил Нарышкина задуматься. От того, насколько результативно пройдет сегодняшний допрос, во многом будет зависеть успех расследования. Как его построить? Когда вызывают с нарочным, значит, произошло что-то серьезное или получены новые сведения, не терпящие отлагательства. С точки зрения Хабаловой, это внезапное появление Конина, который знает график ее дежурств в жэке, объясним, но после этого на допросе она, конечно, будет настороже...

Телефон снова зазвенел:

— Николай Николаевич, только что по ВЧ звонил из Магадана Козлов, передал вам привет...

— Очень воспитанный молодой человек, — сухо ответил Нарышкин. — И это все?

— Нет. Ему удалось установить координаты прииска, где Соболев работает бульдозеристом. Но заместитель начальника Магаданского УВД говорит, что уход Соболева повредит всей бригаде. Работа остановится, а они всего четыре месяца в году намывают золотой песок, потом стукнут морозы, и все. Козлов спрашивает, как быть, можно ли допросить Савелия на месте и в случае необходимости арестовать или подождать конца намывочного сезона?

— Да, задача сложная. Боюсь, что Козлов располагает недостаточными фактами, чтобы квалифицированно провести допрос и принять решение об аресте. Попросите его организовать контроль прииска. Будем решать.

День у Нарышкина выдался из телефонных звонков. На этот раз звонила Хабалова:

— Николай Николаевич, верните, пожалуйста, записную книжку. Жизнь идет, нужды, заботы, а без нее как без рук, даже знакомым нельзя позвонить.

— Зоя Аркадьевна, мы обговорим это при ближайшей встрече. Я как раз послал за вами нарочного, чтобы пригласить к нам.

— Кто-то звонит в дверь, — сказала она тихо, — наверное, он.

— До скорой встречи.

Нарышкин взялся за составление плана допроса. Он мог бы провести его и без подготовки, опыта у него хватало, но Николай Николаевич был твердо убежден, что этот вид следственной деятельности является одним из основных способов получения информации. От умения определить круг вопросов, от их последовательности и неожиданности зависит успех дела.

— Можно? — спросил сотрудник, доставивший на допрос Хабалову. — Всё по партитуре. Конин вышел, Черкасов за ним, а я к ней. Она вроде бы уже меня ждала. Одета, подкрасилась. Всю дорогу молчала. Даже не спросила, зачем вызывают.

— Вот это выдержка! Что ж, пригласите ее.

Зоя Аркадьевна села, не дожидаясь приглашения.

— Надеюсь, наша беседа продлится не более часа? — спросила она, хмуря тонкие брови.

— Думаю, в этих пределах. Но прежде чем переходить к официальной части, я хотел бы вернуться к вашей просьбе о записной книжке. Отдать ее вам не могу, она приобщена к делу, занесена в опись и, кроме того, очень нужна для следствия. Поэтому давайте сделаем так: вы мне скажите фамилии знакомых, которые вам нужны, а я вам их выпишу и передам. Согласны?

Хабалова отрицательно покачала головой:

— Разве я могу заранее знать, кто мне будет нужен завтра или на той неделе? Вспоминаешь людей по разным поводам.

— Есть еще один вариант, и, наверное, самый приемлемый: я вам сейчас даю записную книжку, вы выписываете все нужные телефоны, а если кого-то забудете, звоните — подскажу.

— Хорошо, давайте.

Нарышкин протянул ей записную книжку:

— Можете сесть за соседний столик, а я, с вашего разрешения, тоже пока попишу, — он углубился в пухлый том следственного «дела».

Минут через десять Хабалова кончила выписывать, спрятала листок в сумочку, вернула записную книжку:

— Спасибо, вы были очень любезны.

— Пожалуйста. Видите, как хорошо можно решать вопросы, когда есть взаимопонимание. А теперь позвольте мне взглянуть на ваших друзей.

— Это еще зачем? — чуть не подскочила Зоя Аркадьевна.

— Опять-таки ради нашего общего дела. Вы ведь хотите, чтобы убийца мужа был найден? — все так же ровно ответил Нарышкин. — В записной книжке больше трехсот фамилий. Вряд ли со всеми вы поддерживаете отношения в последнее время. Если мы получим по вашему списку фамилии наиболее близких знакомых, это значительно облегчит дело.

— Я бы не хотела, чтобы моих друзей таскали на допросы.

— Я тоже не склонен зря терять время. Мы проверяем всех. Возможно, среди них окажутся уголовники, ранее судимые, о чем вы не подозреваете. А нам эти люди небезынтересны.

— По-моему, вы меня обманываете...

— А вы ведете себя странно. То мешаете следствию, боясь за своего возлюбленного Савелия, то теперь не хотите сообщить круг близких знакомых. Что вы пытаетесь скрыть?

— Я... мне... — замялась она, избегая пристального взгляда следователя, — надо знать, для чего они вам понадобились.

— Повторяю: для аналитической работы в интересах следствия.

— Вы им будете нервы трепать... Они же меня проклянут потом!

— Но ведь это — взрослые люди. И понимают, что в жизни всякое случается. Поэтому не стоит упорствовать...

Нарышкин бегло пробежал записи Хабаловой и сразу увидел фамилии скупщиков бриллиантов, которых назвал Дмитриев. Была среди них и фамилия Лаевского. «Вот это улов!» — порадовался он неожиданной удаче, но ничем не обнаружил свою заинтересованность. Затем положил список рядом с записной книжкой.

— Итак, давайте запишем, кто есть кто. Начнем по порядку. Артабекова Тамара Александровна?

— Это зубной врач, а я сейчас очень нуждаюсь в ее помощи.

Нарышкин невозмутимо делал пометки в записной книжке против выписанных ею лиц. Вскоре выяснилось, что один из скупщиков выступает в роли таксиста, приезжающего по ее вызову, другой мог устроить на хорошую работу, потому что на зарплату диспетчера ЖЭКа прожить теперь одной будет трудно. С помощью третьего она доставала дефицитные товары, а Лаевский был нужен ей «для души, с ним обо всем поговорить приятно».

— Зоя Аркадьевна, у меня к вам еще один вопрос. Сегодня наш работник, которого я послал с вызовом, встретил выходящего от вас Конина. Как объяснить его появление у вас?

— А что тут удивительного? Федор был учителем и другом Олега. Он часто навещал нас.

— В этом действительно нет ничего удивительного. Странно другое: Конин поспешил к вам из больницы, даже не заходя домой после выписки. Поэтому попрошу ответить на вопрос, который я заношу в протокол: с какой целью Конин приходил к вам?

Зоя Аркадьевна ответила с неожиданной резкостью:

— Есть вопросы, на которые женщина отвечать не обязана.

Нарышкин усмехнулся:

— Вы повторяетесь. Точно такая же фраза была, сказана вами, когда речь шла о Соболеве. Неужели ситуации так похожи?

— Я устала от ваших нескромных вопросов. — Хабалова демонстративно отвернулась.

— Допрос еще только начинается. Опишите, пожалуйста, как провел ваш муж субботу, двадцать шестого мая.

— В девять утра мы встали, позавтракали. Я предложила сходить вечером к кому-нибудь в гости. Днем у меня и у него были всякие дела.

— Какие?

— Он собирался в магазин, по-моему, в радиотовары, потом к какому-то приятелю, а я — за продуктами. Вышли мы из дома часов в одиннадцать. Федя сел на троллейбус и поехал к метро. Я зашла в овощной, в молочную, вернулась около часа, приготовила обед, поела, прилегла отдохнуть. Вечером телевизор смотрела.

— С чем ваш супруг поехал к приятелю, что взял?

— Ну... деньги, конечно, раз в магазин, и свой портфель...

— Что он купил и в каком состоянии вернулся?

— Пришел часов в десять, выпивши. А что купил, не расспрашивала.

— Куда он убрал свой портфель?

— Я не понимаю, что вы привязались к портфелю?!

— Прошу точно отвечать на вопросы. Не исключено, что после допроса мы поедем к вам для повторного осмотра места происшествия. И если ваши показания будут расходиться с действительностью, то...

— Вы что, хотите провести обыск в моей квартире?

— Да, если потребуется, — твердо сказал Нарышкин. — Поэтому прошу ответить на мой вопрос: куда ваш муж убрал портфель по возвращении домой?

— Я не видела, — коротко отрезала Хабалова.

Зазвонил телефон.

— Слушаю... Хорошо, Борис Петрович, попросите своих людей повнимательнее смотреть за ним, а сами подъезжайте ко мне.

Зоя Аркадьевна настороженно прислушивалась к каждому слову следователя. Обостренным женским чутьем она догадывалась, что разговор касается именно ее и ничего хорошего не сулит. Ей вдруг стало жалко себя до слез.

— Зоя Аркадьевна, напрасно вы смотрите на меня так осуждающе, — ответил на ее немой укор Нарышкин. — Любое расследование сводится к поиску истины, а вы со мной настолько неискренни, что приходится многое домысливать и вычислять. Ваш муж когда-то работал на алмазной фабрике и ушел, как мне стало известно, не по собственному желанию, а вынужденно. Но у него остался там ученик, Конин, который имел возможность сбывать Федору Степановичу похищенные бриллианты. Ваш муж продавал их через своих старых знакомых, выручку они делили. И вот, получив от Конина камни, утром в субботу, двадцать шестого мая, он взял пустой портфель и поехал к одному из своих покупателей. Вы были в курсе этого, знали, что супруг вернется поздно, поэтому и обедали без него.

— Ничего я не знала!

— Зачем же так кричать?.. Купля и продажа бриллиантов — дело сложное. Покупатель взвешивает их, чтобы лично убедиться, на сколько карат они тянут, рассматривает в лупу качество огранки, игру света, спектр. Ведь при определении стоимости учитывается все: цвет, прозрачность, точки, пятнышки. Каждый отстаивает свою цену, и заключить сделку стоит больших нервов. Ваш муж вечером вернулся домой, разделил выручку — часть себе, часть Конину — и, чтобы расслабиться, выпил. А в пьяном виде, как свидетельствуют соседи, он невыносим, шумит. Ночью с субботы на воскресенье он так разошелся, что сосед Рубцов был вынужден постучать вам в стену, после чего вы утихомирились. Ваш муж, как показывают знавшие его, был запойным алкоголиком. Поэтому, проснувшись в воскресенье, он почувствовал острую необходимость опохмелиться. Дождавшись, когда вы ушли в магазин, это было около одиннадцати утра, он вышел следом за вами и купил в винном отделе две бутылки водки. Вернулся домой перед вашим приходом минуты за три, так что выпить в тот момент вы ему помешали...