Бухтарминские кладоискатели

Отсюда начинался самый трудный путь. Поднявшись по ручью Узун-булак до вершины Салкын-Чеку, экспедиция двинулась вверх по гребню хребта, по тропе, по которой чабаны гоняли скот на местные пастбища. Где-то здесь всего 13 лет назад прошёл Г. Потанин, ещё раньше Карелин и, возможно, давным-давно, ещё в конце XVIII века, — искатель ревеня И. Сиверс.

К трём часам после полудня путешественники достигли узкой луговины, лежащей на высоте 1600 м и замкнутой кругом снежными горами. Тут предполагалось расположиться на ночь, после того, как в этот день перешли 14 речек и три перевала, причём первый составлял границу с Китаем. Снег и град сменились ливнем, а что касается дороги, то о ней не могло быть и речи. Путники поднимались всё выше и выше вдоль пенящихся речек, пересекали их, иногда долго ехали по их руслу, а где утёсы преграждали путь, карабкались по узким уступам высоко над пенящимися стремнинами, надеясь только на лошадей и проводников-казахов. Финш нигде не пишет, договаривались ли с китайцами о пересечении границы, но в то время свободный проезд вполне допускался. Более того, Полторацкий, ежегодно посещая озеро Маркакуль, тем самым как бы подготавливал передачу его России.

Любовь Константиновна, невзирая на усталость и тяготы пути, вела фотосъёмку, то и дело устанавливая громоздкий фотоаппарат, делала и коллективные снимки, и пейзажные, а однажды, отстав от всех участников, задержалась до полуночи и потом вынуждена была догонять остальных уже в темноте, и это при ужасающих условиях дикой тайги, чем вызвала немалое беспокойство как генерала, так и его гостей.

В следующие два дня шёл дождь, перемежающийся со снегом. Измученные, промокшие путешественники пробирались сквозь дебри и скалы, и вдруг неожиданно открылся вид на Маркаколь.

— Это превосходно! — воскликнул Брем, глядя на зеркальную гладь огромного озера, окружённого горами, на вершинах которых сверкал снег. Несмотря на непогоду и туман, струившийся над водой, озеро поразило путников своей дикой красотой. Со всех сторон к огромному водоёму подходили лесистые горы, длинными мысами вдаваясь в водную гладь. Клочья тумана клубились в распадках, белыми призраками поднимаясь к вершинам скалистых гор.

Путешествие через озеро Маркаколь и перевал Бурхат в долину Бухтармы заняло восемь дней и было полно приключений, временами опасных и рискованных, но зато путники вдоволь налюбовались такими пейзажами, которые они вряд ли где ещё могли бы увидеть. Они мёрзли под проливными дождями, пробирались через бесчисленные бурные потоки и завалы снега, зато по вечерам грелись у костров, слушая заунывные, берущие за душу казачьи песни. Единственное, что всех огорчило: царица алтайских гор Белуха, хорошо видная с перевала Бурхат, на этот раз была закрыта облаками. Тем не менее казаки, сопровождавшие отряд, с радостью отметили возвращение на русскую землю. Граница с Китаем проходила как раз через перевал. Здесь закончился горный маршрут, дальше путников ожидал более лёгкий путь по обжитым местам. За время похода люди так свыклись друг с другом, что многие получили дружеские прозвища. О. Финша, занимающегося на бивуаках съёмкой шкурок с птиц и зверей, прозвали «поваром», а Брема за его массивный нос — «носачом».

Роман и удивлялся, и гордился, что живёт в горах Алтая, о путешествии по которым автор книги выразился так: «Я прибавлю от себя, что восхождение на вершину Грей-пика в Скалистых горах США высотой 4600 м может быть названо детской прогулкой сравнительно с тем, что мы вынесли на Алтае». Кстати, как заметил Роман, книгу писал вовсе не Брем, а Финш. И получилось так, что, пригласив в экспедицию знаменитого друга, Финш оказался на вторых ролях и даже авторство как бы перешло от него к Брему, что явно несправедливо.

Спустившись в долину Бухтармы, путники наконец попали в населённые места, где встретили самый теплый приём в станице Алтайской, как назывался тогда Катон-Карагай.

Здесь путешественников ждали богатые подарки. Кроме продуктов сельского хозяйства им преподнесли охотничьи трофеи, а именно шкуры медведя, лисицы, рыси, росомахи, соболя, колонкá, хорька, ласки, горностая, белки, байбака, летяги. Финшу, как начальнику экспедиции, были поднесены громадная шуба из меха кабарги и туземный нож. Сюрприз этот был приготовлен офицерами местного гарнизона, которые оказали такой радушный приём, что немецкие гости были поражены. Как писал Финш: «Это радушие никогда не изгладится из нашей памяти и останется навсегда одним из приятнейших воспоминаний». В юрте, особенно празднично убранной цветами, где подарки были расставлены, как в музее, члены немецкой экспедиции были встречены офицерами в парадной форме, и по местному обычаю начальником в знак особого уважения были поднесены хлеб и соль.

Комендант майор А. И. Бахарев сказал приветствие, на которое доктор Брем, как самый искусный оратор экспедиции, отвечал благодарностью от её имени. Превосходный завтрак был уже готов, и вскоре непринуждённая, весёлая беседа и тосты оживили весёлый кружок, которому придавало особый блеск присутствие генеральши Полторацкой и её дочери. Даже в музыке не было недостатка. Под аккомпанемент скрипки и балалайки казаки исполнили свои песни, которые вскоре уступили место танцам.

После полудня губернатор дал в честь немецких путешественников большой обед — короче, они наслаждались алтайским гостеприимством.

«Преклонение перед иностранными авторитетами отличало русских уже и тогда, — подумалось Роману. — Немцев принимали куда более пышно, чем два года спустя встречали экспедицию великого Н. Пржевальского в Зайсане».

Хотя пирушки и торжественные приёмы отнимали много времени, Брем и его спутники были довольны, ведь торопливость переездов не позволяла им самим добыть драгоценные шкуры зверей, которые могли быть использованы в качестве коллекционного материала для научных целей. Конечно, сказывалось и присутствие столь высокого чина, как семипалатинский губернатор. Дальнейший маршрут немцев проходил на Барнаул; здесь кончалась граница Семипалатинской области, на правом берегу Бухтармы начинался Бийский уезд Томской губернии, однако генерал Полторацкий с семьёй решил продолжить путешествие, тем более что лежащий по пути Усть-Каменогорск входил во вверенную ему территорию.

Ненастная погода, туман и дождь, лившие в Катон-Карагае, только изредка давали возможность бросить взгляд на окрестные горы, но как были поражены путники, когда, проснувшись в день отъезда, 13 июня, они увидели перед собой панораму гор, покрытых свежевыпавшим снегом, придававшим вершинам ещё более величественный вид и высоту! Восходящее солнце ещё более усилило эффект живописного горного пейзажа. Тёмные леса, окаймляющие зелёные долины, ярко освещённые пики, резкие контрасты света и тени — всё вместе производило поражающее впечатление.

Но путешественников ждали необъятные просторы Западной Сибири. Простившись со столь радушно встречавшей их Алтайской станицей, 13 июня они пересели в тарантасы, запряжённые лошадьми, и по почтовому тракту отправились в Зыряновск. Их сопровождал управляющий Зыряновскими рудниками Г. Бастрыгин. Описание этого отрезка пути Роман читал с особым вниманием, ведь путники приближались к его родным местам.

Дорога была отличная — по пути путники не переставали восхищаться прекрасными видами и временами даже досадовали, что от быстрой езды они не могли в достаточной мере насладиться открывающимися пейзажами, где на горизонте всё время виднелись снежные горы. Путешественники проезжали деревни Медведку, Солдатово, Александровку, Андреевку, отличавшиеся хорошими постройками и свидетельствующими о благосостоянии жителей. Известие о приезде губернатора и чужестранцев выманивало на улицы почти всё население. Путешественники отмечали, что русские на Алтае — красивый и рослый народ, большей частью белокурый; среди женщин и девушек нередко встречаются статные и с очень недурными физиономиями. Отметили и своеобразный костюм женщин: пёстрые платки, обвязанные вокруг головы, яркие, чаще красные, платья, ожерелья из крупных зелёных и белых бус способствовали благоприятному впечатлению. Длинноволосые, бородатые, чаще рыжеватые, белокурые мужчины не отличались от русских, живущих в европейской части страны. Бросались в глаза только их разнокалиберные войлочные шляпы, варьирующие по цвету от чёрного до светло-голубого.

Везде, где меняли лошадей и где могли видеть внутреннее устройство жилья, немцев поражала необыкновенная чистота выбеленных деревянных стен, полов и простой, но прочной мебели. Как поняли путешественники, благосостояние крестьян зависело здесь не столько от плодородия почвы, сколько от другой важной причины: они старообрядцы! Главная причина благосостояния их в том, что они не пьют водки! В то время как сибирский крестьянин значительное число дней в году проводит в пьянстве и безделье, старообрядцы работают, и благосостояние их возрастает.

Тут Роман задумался. По разговорам родителей он имел представление о жизни кержаков в былые времена. Старообрядцы не пили водку, но делали пиво-брагу и гуляли неделями. Но они знали своё дело и навёрстывали упущенное, отрабатывая потом по 16 часов в сутки.

Часам к десяти, при совершенной темноте и проливном дожде путники достигли Зыряновска и были радушно приняты в доме начальника рудников горного инженера Александра Николаевича Бастрыгина, где были к тому же удивлены самым приятным образом. Кроме пианино, на котором любезная хозяйка дома воспроизвела для них столь давно не слышанные мотивы современной музыки, в доме оказался даже бильярд.

Сам посёлок (или деревня, называвшаяся Зыряновский Рудник) не произвёл особого впечатления. Это было довольно невзрачное горнозаводское местечко, между деревянными постройками которого видное место занимали красивые дома горных инженеров. В нём было около 1800–2000 жителей.

Несмотря на то что немецкие исследователи были биологами, любознательность подвигла их познакомиться с горными работами. Они осмотрели несколько шахт и штолен, тщательно закреплённых, спускались на 15-й этаж или на 70 саженей, причём имели возможность убедиться в интересном явлении, что даже на глубине 50 метров стены подземного рудника были усеяны великолепными кристаллами льда. Зимой здесь приходилось работать ещё при более трудных условиях, и рудокопы сильно страдали от холода, доходящего иногда до 40 градусов по Реомюру; много труда и времени отнимала также очистка сточных канав. Насосы, выкачивающие воду, и другие машины приводились в действие отчасти лошадьми, преимущественно же силой воды, так как недостаток в топливе не позволял пользоваться паровыми машинами.

Громадное гидравлическое колесо приводило в действие также золотопромывальную машину, устроенную в 1826 году. В ней толокся золотоносный кварц, смешанный с зелёным колчеданом и белым свинцом, а затем очищался и промывался весьма примитивным способом в деревянных корытах и воронкообразных сосудах, причём остающиеся частицы железа удалялись с помощью больших магнитов. Главное же богатство рудника состояло в серебре, находящемся в кварце или так называемой охряной руде. Руды плавились в Барнауле в 600 вёрстах.