Бухтарминские кладоискатели

В Зыряновске путники пробыли не более 30 часов, и всё это время стояла ненастная погода и шёл дождь.

К счастью, погода начала проясняться, и немецкие путники вместе с сопровождающими их русским губернатором, его семьёй и Богдановым, вторым по чину горным офицером в Зыряновске, в три с половиной часа пополудни 15 июня выехали из Зыряновска и направились к Иртышу. Часам к девяти с половиной вечера они достигли Верхней пристани. Этот посёлок не мог называться деревней и состоял всего из нескольких домиков, предназначенных для сторожей. На берегу Иртыша, текущего здесь среди лугов и до самого впадения Бухтармы носящего название «тихого», лежали огромные кучи руды, которая привозилась сюда на телегах, а потом перегружалась на огромные некрасивые суда — карбасы — для доставки в Усть-Каменогорск. Этот способ был введён генералом Фроловым, управляющим Алтайскими рудниками в Барнауле в 1804 году. Там, где крутые скалистые берега не позволяют тянуть лошадьми, суда продвигались против течения с помощью якорей, завозимых на лодках. Впрочем, на высокой мачте у них имелся огромный четырёхугольный парус, и кроме длинного руля были ещё два весла, над которыми работали 7–8 гребцов, чаще казахи. Для важных гостей карбас, имевший внушительные размеры, был чисто убран и сделан деревянный помост с укрытием в виде навеса от солнца и на случай дождя. Для гостей имелись удобные сиденья — словом, всё располагало к отличному плаванию. Финш отметил, что последующая поездка была приятна ещё и потому, что они опять находились в обществе губернатора Полторацкого, его супруги и дочери и многих других лиц, с которыми познакомились ещё ранее.

Проплыв мимо устья Бухтармы со стоящей на берегу Мохнатой сопкой, немцы оживились. Широко разливавшийся до сих пор Иртыш входил в узкое русло, зажатое горами, с нависающими с берегов каменными утёсами. Карбас стремительно понесло по течению, гребцы изо всех сил заработали гребями, и по их напряжённым лицам пассажиры, впервые плывшие, поняли, насколько опасно здесь плавание. Действительно, немало плауков, как называли на местных реках сплавщиков, особенно неопытных или тем более впервые плывущих, разбивались здесь о прибрежные скалы.

— Господа, вы можете не беспокоиться, сплавщики у нас опытные, смотрите, как уверенно они держат курс! — обратился Владимир Александрович Полторацкий к своим гостям. — И не забывайте, что жизнь их самих зависит от их работы.

— Да-да, мы это понимаем и вполне им доверяем, — отвечал Брем, действительно увлечённый плаванием и открывающимися видами, всё более величественными.

А утёсы вокруг вздымались всё выше и круче. Вот показалась скала, нависшая над рекой. Редкие сосёнки украшали её обрывистые склоны, в туманной дымке за нею угадывались скалистые кручи, поросшие очень живописным лесом.

— О, майн готт! — один за другим воскликнули гости из далёкой Германии. — Лореляй! Это же совсем как на нашем Рейне!

Встав со своих мест, все трое запели песню о прекрасной девушке с золотыми волосами, по которой страдают все юноши и мужчины Дойчланд.

— О чём это они поют? — шёпотом спросила у матери Машенька, дочь Лидии Константиновны.

— Как, разве ты не знаешь легенду о Лореляй — золотоволосой красавице, из-за которой погибло немало мужчин? Она сидела на вершине скалы, а плывущие мимо рыбаки не могли оторвать от неё взгляда и разбивались о скалы.

— Значит, она была очень жестокой, — сказала Маша, — наверное, она это делала специально, чтобы рыбаки погибали.

— Может, может быть, — рассеянно отвечала Лидия Константиновна, — но мужчины сами должны иметь свою голову и не терять её.

Разговор матери и дочери не скрылся от глаз Брема. Импульсивный и эмоциональный, он стал декламировать стихи о прекрасной деве:

Прохладою сумерки веют,

И Рейна тих простор.

В вечерних лучах алеют

Вершины дальних гор.

Над страшною высотою

Девушка дивной красы

Одеждой горит золотою,

Играет златом косы.

Декламирование было встречено аплодисментами, но тут же разгорелся спор между Бремом и Финшем. Мнения их кардинально разошлись. Отто Финш считал, что утёсы и горы вокруг Иртыша хотя и величественнее, но на Рейне, в Германии всё романтичней и лиричнее. Там замки, о которых сложены легенды, всюду жизнь, а здесь всё мрачно, пусто и безжизненно. Брем был другого мнения:

— Небольшая горка Лорелей высотой в тридцать два метра — ничто по сравнению с утёсами Иртыша, вздымающимися в десятки раз выше берегов Рейна! — А затем с пафосом воскликнул: — Здесь всё так грандиозно, что если красавицу Лореляй посадить на вершину иртышского утёса, то плывущему рыбаку, чтобы её разглядеть, потребовался бы бинокль. Дикие утёсы Иртыша, таящие в себе столько загадок природы, я бы не променял и на десяток Рейнов!

Слушая это, Полторацкий резонно заметил:

— Вы правы оба. Нам из России интересно побывать у вас, а вы, я вижу, с удовольствием смотрите на наши края.

Обдумывая этот эпизод, Роман пришёл к выводу, что речь у немецких путешественников шла о знаменитом иртышском утёсе, называвшемся «Петух». Символичным было и то, что недавно построенная железная дорога в Зыряновск насквозь прорезáла эту береговую скалу тоннелем.

Благополучно сплыв до Усть-Каменогорска, на следующий день Брем и его спутники сердечно распрощались с семейством Полторацких, ставшим за эти дни им почти как родными, и отправились дальше по тракту в Барнаул. Впереди у них были просторы Западной Сибири. Полторацкие же отправились домой в Семипалатинск, который Лидия Константиновна, не любившая его, называла столицей малярии и чахотки.

Закончив чтение и закрыв книгу, Роман почувствовал, что за это короткое время свыкся с героями книги и будто сам перенёсся в те далёкие времена, увидел крестьян в их войлочных шляпах, сам Зыряновский посёлок с деревянными копрами шахт, с кривыми улочками, утопающими в пыли и грязи. И ещё он подумал, что надо быть благодарным людям, оставившим следы прошлого, благодаря чему можно заглянуть в историю. А ещё он задался вопросом: почему для иностранных учёных нашлись деньги, а для русских их никогда не бывает? Ведь и отечественные исследователи могли бы сделать то же самое. А может, это и лучше, ведь немцы отличаются пунктуальностью и столь критикуемой русскими писателями педантичностью, скрупулёзностью, благодаря чему мы имеем возможность читать подробные описания путешествий и всего, что их окружало.