Склеивая осколки

— Нет, — заторопилась Гермиона. — Нет. Я просто спросила.

— Но вы меня отвлекли от главного... Сигнальная магия сработала полчаса назад, не меньше.

Макгонагалл указала на настольное зеркало, очевидно, послужившее оповещателем, как только ловушка захлопнулась.

— И как-то странно, — Минерва еле заметно улыбнулась, — что вы оказались не в том месте и не в то время совершенно случайно. А в роковые совпадения я не верю. В этот раз я не накажу вас, мисс Грейнджер, за халатное отношение к своим обязанностям, — виновная покраснела как рак, — но только по одной причине...

— Какой? — еле слышно уточнила Гермиона, не строя никаких предположений. С неё загадок достаточно.

— Из-за романа с мистером Малфоем, — Гермиона даже поперхнулась, а Минерва уставилась на своё отражение в зеркале. — Я тоже когда-то была молодой и неразумной.

— Но между нами... — начала Гермиона и запнулась.

Ничего нет? Ага... Ври дальше.

— Поживёте с моё, милая, и научитесь отличать ложь от правды. Слизеринец никогда не перехитрит гриффиндорца! — гордо заявила Минерва. (Тем более если одному девятнадцать, а другой... Давно не девятнадцать.) — Спокойной ночи, мисс Грейнджер. И надеюсь, что больше к этой теме нам возвращаться не придётся. Ведь так?

Гермиона хотела кивнуть... Но не смогла. Она смотрела на Макгонагалл и искренне удивлялась: почему та вся светится?

— Считайте, что подобная терпимость — подарок, — профессор не дала вставить и слово: — Вам обоим.

Шкафчик вдруг скрипнул дверью, и Гермиона заметила на вешалке ярко-алое платье.

О, Мерлин...

Скоро же Рождество.

* * *

Гермиона проснулась с гулко стучащим сердцем. С ощущением недосказанности и едва уловимой тоски. С тёплой, обволакивающей слабостью во всём теле. Смущённой и потрясённой... Сознание всё ещё блуждало в полудрёме, категорически отказываясь проясняться.

Как заколдованное.

Гермиона медленно повернулась на бок и, свернувшись калачиком, уткнулась лбом в подушку, отгоняя обрывки беспокойного сна. Сладостного в своей недостижимости, смешанной с наслаждением. Чувствуя лёгкий приступ горечи оттого, что сон — лишь игра воображения: яркая, неодолимая, возбуждающая...

И абсолютно неподконтрольная.

А всё потому, что Гермионе снился Малфой. И не просто снился — он растворял в своём присутствии, в моментах нежности и страсти, подчиняя себе целиком. Без остатка. Не просил. Требовал. Действовал. Малфой не признавал границ, словно имел на это полное право. Запредельно близкий, почти ласковый, он позволял тонуть в своих серых, полных безрассудства глазах — грешных и затуманенных — безо всякой преграды.

Не оставив ни клочка одежды.

Ни тени возражений.

Ни. Че. Го.

Даже повязки. Ненавистной в своей черноте и неприступности.

Гермиона улавливала незримое присутствие Малфоя до сих пор, даже когда предрассветные картинки немного потускнели.

Он занимался с ней любовью, казалось, бесконечно... Обнажал желания, отбросив все правила. Пока Гермиона не кончила. Немного размыто, но зато... по-настоящему. Наяву. Ещё не очнувшись ото сна, она еле-еле вскрикнула. Почти взвыла. Совершенно неосознанно. И, вынужденная прятаться от невольных свидетелей, повыше натянула одеяло.

О, господи... Как же стыдно.

— Кошмар? — тихо спросила Джинни, приподнявшись в постели на локтях.

Остальные девочки щебетали в ванной комнате. Их едва уловимые голоса доносились будто издалека.

— Нет, не кошмар, — Гермиона решила не лгать. — Всего лишь я, — голая. Жадная до губ и рук. Истерзанная ими. — И... — нелёгкое признание потонуло во вздохе.

— И-и-и? — с любопытством уточнила Джинни, чуть наклонившись вперёд.

Ответ прозвучал с явной обречённостью:

— И Малфой, — вот он уже и во снах: самых сокровенных и чувственных. Даже распутных. А значит, он достал до глубин разума.

Мало ему сердца? Почему ему всё мало?! Хочет превратить её в тряпочку? В свою игрушку? Будто раздирая изнутри, он изводит Гермиону, когда ему вздумается!

А их отношения, покрытые тайной, ласкают и жалят, словно прикосновения.

Его.

Пытают часами. Этой ночью — нестерпимо.

— Ты тут чуточку пошумела, — иронично подметила Джинни. — Неужели всё так ужа-асно? — ах, если бы... — Ни за что не поверю.

Лукавая улыбка озарила её лицо:

— Плохие мальчики обычно портят кровь, а не удовольствие, — но потом Джинни заговорила серьёзно: — Не анализируй это, я тебя умоляю. Мама часто говорит, что у наших желаний нет головы, только — сердце.

Гермиона подумала, что иногда у Джинни проявляется удивительная способность попадать в самую суть, даже не владея всей информацией.

— А у моих, похоже, ещё и тормозов.

За какие такие грехи она должна быть заложницей человеческих страстей? И снов тоже. Особенно теперь, когда мечты причиняют боль пополам с удовольствием.

— Но так же нельзя!.. — бунтовала Гермиона.

Потому что не здесь. Не при всех! Не так... Не в ночном бреду.

— О-о-ох, — протянула Джинни, — как я тебя понимаю... Вот так просыпаешься воскресным утром, и хочется не одеться, а раздеться. Совсем.

Она пару раз передразнила стон Гермионы, привлекая внимание. А нечего лежать к подруге задом!

— Я рада, что тебе весело, — буркнула та, повернувшись.

— Ну не мне ведь приснилось дикое необузданное животное, — подколы продолжались. — Которое угодило прямо к укротительнице... Ой, извини, в укротительницу.

Гермиона почти зарычала и несерьёзно пригрозила:

— Ещ...щё слово — и я перекрашу твоё бальное платье в серебристо-зелёный цвет!

Как истинная гриффиндорка, Джинни терпеть не могла такое сочетание. Это семейная черта Уизли — играть на нервах? Пусть даже пытаясь избавить от неловкости, просто посмеявшись.

— И я твоё тоже! — око за око. — А на балу отправим в нокаут добрую половину Хогвартса и заодно позлим слизеринцев. Весело...

Отчего-то подобная идея её автору пришлась по душе. Секунды на три.

Джинни поморщилась:

— Не-е-е. Ты вспомни, как однажды тебе приснился Локонс в стиле ню, — она ухватилась за край одеяла и стала размахивать им в воздухе, — с огромными веерами из перьев... Боюсь, я бы его там на месте и заавадила!

Гермиона невольно улыбнулась. Да уж... Сон из разряда «не стоит рассказывать никому, кто носит фамилию Уизли». И звание подруги не спасёт. В хорошем смысле.

Гермионе вдруг подумалось: почему Сколопендра не тронула Джинни? По крайней мере, пока не тронула... Если пылаешь тайной страстью к Гарри, то откуда такое благородство в отношении соперницы? Как-то странно... И не вполне логично. А значит, вариант «всему своё время» — и для Джинни тоже — не исключён.

Но даже если она сама и предполагала что-то в этом роде, вида не показывала. Ни грамма страха. Ни слова. И вообще, как только выяснилось про подобие романа с Малфоем, едкая, выжигающая их дружбу ревность будто испарилась. Это радовало. И единственное, что жутко не нравилось: временами её место, кажется, занимала жалость. Но, слава богу, не сейчас.

Джинни обхватила руками согнутые колени и, отбросив насмешки, добавила:

— Мы с Гарри не восторге от ваших отношений, честно. Только приказывать тут бессмысленно.

— А вы попробуйте, — серьёзно предложила Гермиона, на сей раз уставившись в потолок почти не моргая. — Может сработать не хуже Отворотного.

— Ты сама-то в это веришь? — открыто усомнилась Джинни.

— Не очень. Но ещё несколько дней назад я и не представляла, что сходить с ума... — Гермиона вздохнула и ненадолго прикрыла глаза, припоминая последнее свидание, — ...так больно.

Она посмотрела на подругу:

— Это не пугает. Не меня, — однако, уж точно, это тревожит друзей. Джинни явно напряглась. — Да, злит. Да, огорчает. Но ещё больше мучает.

Рука Гермионы стиснула простынь, словно ледяные иглы опять пронзали мозг, оставляя после себя мертвенную пустоту. Пока ещё обратимую.

Джинни настырно закачала головой:

— Мы бы рады тебе помочь... Например, придушить Малфоя, — нервно отшутилась она. — Только сама когда-то мне внушала, что любовь как война: начать её легко... Закончить трудно. И посторонних она обычно не терпит.

Гермиона никак не ожидала услышать это израненное слово. Далёкое от реальности. От здравомыслия. Как и приговор, вынесенный собственным сердцем:

— Любовь, — еле слышно сорвалось с губ. Она самая?.. Признание с каменной стены. И никакая ложь не изменит сути происходящего. — Неужели это так очевидно? Что я... — Гермиона искренне надеялась на «нет».

Она уставилась на Джинни, чтобы прочесть твёрдое отрицание в глазах. Малфой не должен даже случайно увидеть истину.

Не способен. Не сможет. Не посмеет!

Гермиона не позволит.

Джинни встала с кровати, подошла ближе к подруге и, устроившись на краю постели, прошептала:

— Ты призналась ему во сне.

Гермиона зажмурилась от правды: «Я — что?»

— Но слышала только я, — Джинни искренне старалась успокоить.

Обеих. Новость и саму ошарашила. Лишила сна.

— Девчонки ещё спали, — по-прежнему утешала она. — Лично я считаю, что Малфой тебя не заслуживает... Не сегодня, по крайней мере. Но мы не выбираем, кого нам любить, — хрупкие плечи Джинни дрогнули. — Лишь кого ненавидеть. А на это всегда нужны причины. Малфой, конечно, сын своих родителей, и я знаю, что Гарри подозревает его... Но...

Джинни не договорила и отцепила от простыни руку Гермионы, которую та по-прежнему крепко сжимала, не замечая того.

— Что за «но»?

— Я вижу, как Малфой смотрит на тебя иногда. Как будто иначе не выдержит. Некоторые вещи со стороны всегда заметнее. Что ни говори, а ему тоже непросто.

Приглушённые откровения залечивали недавние раны Гермионы. В такие минуты она была особенно благодарна Макгонагалл за разрешение разделить одну спальню с Джинни.

— И давно ты за ним следишь?

— Не очень, — она чуть покраснела, а значит, как минимум солгала. Но, видимо, почувствовала, что выдала себя и поправилась: — Х-хорош-шо, не меньше месяца. Зато сейчас это не без оснований. Если Гарри прав, то там, где Малфой, там и Сколопендра.

Мысль абсолютно верная.

И хотя Гермиона утаила подробности о свидании в оранжерее, о самом факте не рассказать не смогла. В целом, версия выглядела как-то так: из их отношений сделали приманку, а Малфой, как простофиля, попался на удочку. Где его и поймала Гермиона, а следом и Макгонагалл.

— Может, Малфоя загнали в угол, — задумчиво предположила Джинни. — Или он банально не понимает, что творит... В общем, я бы не делала поспешных выводов, не зная всей предыстории. И ты в курсе почему.

Гермиона удивлённо кивнула. Джинни защищает Малфоя? С чего?! Может, из-за того, что долго не могла справиться с чувством вины перед теми, кого чуть не убила однажды. Или по иной причине? Заключённой всего в одной фразе, случайно слетевшей в минуту слабости. Во сне...

Джинни указала Гермионе на часы:

— Вставай, живо! — и сорвала с неё одеяло. — А то, как маньяк, будешь погружаться во всякие там мечтания снова и снова. Я по себе знаю! Пусть сегодня выходной, но ты, кажется, в библиотеку собиралась, поискать что-нибудь о договорах с...