Склеивая осколки

— Ты в этом так уверен? — заявила она, уже сознавая, что ответ на насущный вопрос рассыпается перед глазами.

И не только он — нечто уму непостижимое: Малфой не позволил ей этого сделать. А именно, унизиться при всех.

И провернул всё в своей надменной манере, наверняка догадываясь, что Гарри плевать хотел на деньги. Он и пальцем не пошевелит ни из-за одного галлеона. А тогда неплохой куш достанется, минимум, мадам Розмерте.

Да, Драко не позволил. Как только понял: «Она решилась». Объелась белены и почти кинулась во все тяжкие.

Это не Грейнджер — это какое-то недоразумение! Она не оставила ему выбора. Прожигала бы своими бедовыми глазами в надежде на чудо, смело совершая неприкрытую глупость и ища в Малфое своё спасение.

Он сам объелся белены. Но не позволил.

Потому что не был уверен в своём «нет». Не сегодня. Не в эти мгновения. Когда ощущаешь биение своего сердца, выстукивающего: «Заткни Грейнджер!»

Оттого, что кровь приказывает:

Запрети ей. Верни чёртов долг! Сбереги её девичью гордость. За свободу.

— Здесь точно не наливают ничего крепче пива? — Драко нагло потянулся к бокалу Грейнджер и сделал приличный глоток. Театрально поморщился. — Я так и думал… Только алкоголь внушает девушкам, что они всесильны.

— Что? — брови Гермионы от возмущения взлетели вверх. Нет там ничего!

Она выхватила фужер и с грохотом поставила обратно.

— Какая прыть… Боишься, что я узнаю все твои мысли? — присказка, что выпив из чужого стакана, можно выведать самые страшные тайны, была известна каждому волшебнику.

Он попал в точку. Гермиона потерялась, но дерзко выпалила:

— Если я тебе позволю!

Драко про себя съехидничал: «Да что ты говоришь!»

— Готова на это поспорить?

— Всего лишь доказать, Малфой.

Она поднялась и чуть склонилась вперёд, как перед дуэлью. Выложила свою палочку на стол, чтобы не было соблазна выставить Протего.

Драко не верил своим глазам. Нет, Грейнджер точно пьяна… В хлам!

И он вместе с ней.

Он поклонился и примостил на стол свою палочку со словами:

— Мои способности против твоей самоуверенности.

О-па. Ну разве их не пора лечить? Обоих. Дуэль сознаний? Здесь? При свидетелях?

Срочно в Мунго! Оно давно по ним плачет.

Студенты и просто зеваки уже начали подтягиваться.

— Ты что делаешь? — тихо спросила Джинни, сдвинувшись в сторону.

— Глупости, — приглушённо, не отводя взгляда от Малфоя, ответила Гермиона. Чувствуя опасный азарт.

И возбуждение.

Гермиона должна доказать и себе, и ему, что может закрыться. При любых обстоятельствах.

«Расслабься. Ему не обломится», — внутренне убеждала она.

— Расслабься, — передразнил Драко. (Вот хитрая морда! Ещё же не начали.) — Пострадает лишь твоё эго.

Он принял условия игры, улыбаясь краешком губ, и впритык подошёл к столу:

— Что станет моим лавровым венком, Грейнджер? Твоё второе имя? Или сколько раз ты целовалась с Поттером? Выбирай... — Драко развлекался. Это не вопросы — фарс.

Гермиона, сохраняя невозмутимое лицо, мысленно придушила Малфоя. Чуть-чуть. Авось, и это увидит, прохвост!

Он цинично и недвусмысленно поправил воротник:

— Так чего ждём, Грейнджер? Моего благословения? — намёк не на дуэль.

Мол, дерзай, раз так хочется. Я добрый.

— Нет! — вмешалась Джинни. — Назови цвет её бального платья, — она пожала плечами, как бы извиняясь перед подругой. Но что-то надо было предложить... А такое не выдашь и под пытками, по мнению Браун. — Это знаю только я. И Гермиона.

Она отмахнулась: пусть платье! Не столь важно... Не важнее маленькой войны с Малфоем.

— Только не жульничать, рыжая, — заявил Драко. — Не пройдёт и трёх дней, как эта страшная тайна станет достоянием общественности. И моим триумфом.

— Готов на это поспорить, белобрысый? — парировала Джинни. — Ещё на пятьсот галлеонов?

Драко проклянёт эту шельму в юбке! Он что — царь Мидас?

— Хватит болтать, Малфой, — наконец высказался Гарри. — Давай, рискни состоянием. Или боишься?.. — он верил в Гермиону. Бесповоротно.

— Я делал вещи и похлеще, Поттер! Ты же помнишь?

Гарри неожиданно для себя покраснел и нашёлся:

— Когда списывал на СОВ?

Не кричать же «Когда застал тебя без штанов?» И ведь тянет!

Драко усмехнулся:

— Плохая попытка. Фантазия иссякла? Так займи у Грейнджер! После дуэли...

Гермиона радовалась пустым перебранкам. Это давало бесценное время. Чтобы подумать. Чтобы вспомнить не менее ценный совет Сандры: увидит кое-кто твои мысли или нет... Пусть это станет его проблемой. Малфой не железный.

Как и ты, Гермиона.

Чем свежее воспоминание, тем ярче картинка. Ведь придумывать на ходу так сложно… Под прицелом десятков глаз. Под перешёптывания и ядовитые смешки.

Добрая половина посетителей уставилась на них. Даже мадам Розмерта бросила вытирать стойку: дуэль двух студентов в пабе нечасто увидишь.

Драко скрестил руки на груди и сосредоточился на карих глазах, где, как в тёмной книге, можно было прочесть тайны и страхи. Поймать чужой голос и картинку в собственной голове.

Пора воспитывать Грейнджер.

Опять.

Драко не ожидал, что это дастся так легко... Хоть бы посопротивлялась для приличия!

Большой зал? Прекрасно!.. Рождество? Ещё лучше… Праздничный стол? Как скажешь, милая...

Осталось найти Грейнджер.

Запросто!

Ведь она здесь одна.

Драко напрягся. И едва не протянул руку, чтобы коснуться...

Потому как вот она — Грейнджер — перед ним.

...Для Гермионы — во сне. Где она стоит абсолютно голая, освещённая лишь пламенем свечей. Согретая предвкушением. И не шелохнётся под пристальным взглядом, упираясь бёдрами в край огромного дубового стола. Смущаясь, но желая большего.

И никаких тайн. Никакого платья. Ты сам виноват.

— Не стыдно? — слегка издеваясь, вполголоса спрашивает Малфой. Дышит у самых губ.

А что тут скажешь?..

— Ты приготовила мне рождественский подарок, Грейнджер? — сыронизировал Драко, нанося невидимый удар по такой эротичной находчивости.

— Заткнись или сдавайся, — Гермиона открыто плевала на язвительные замечания. Какое вероломство!

...Но как оставаться спокойной, когда Малфой разглядывает её грудь и тянется пальцами к нежной коже. Снова — как во сне. Дразня до слабости в ногах. До лёгкого головокружения. Он не гладит — змей! — а приподнимает металлический кулон. Сдёргивает его, разрывая непрочную цепочку, добавляя:

— Мне нужна только ты...

Ничего лишнего. Чужого. Холодного.

Ни звука не слетает с её губ.

Но не с его:

— Закрой глаза, Грейнджер...

Драко повторил за видением. Слава Мерлину, про себя. А стояк пройдёт... Если прижаться к столу плотнее.

...Только Гермиона не слушается. Подходит к Малфою и склоняется к его губам. Дразнит близостью, но не целует. А руки скользят по плечам, стаскивая смокинг. Потом — бабочку с шеи. Отбрасывают её так далеко, насколько хватает сил!

Расстёгивают рубашку и разводят края в стороны. Оглаживают кожу, алчно впитывая её тепло. Скользят по ремню, дёргают, тянут молнию, протискиваются под одежду...

И вдруг Гермиона слышит:

— Не смей...

И наяву тоже. Малфой не сдержался. Да что с тобой?! Он попробовал выкрутиться:

— Не смей даже думать, что выиграешь.

— Может, перейдёшь от слов к делу, — храбро и безбашенно. Гермиона пробуждала не того зверя...

И он не сдавался.

...А она уже ласкает его — интимно и смело, любуясь огнём в серых глазах. Ведь Малфой не прячет их, наблюдая за её движениями.

— Не наглей, Грейнджер, — руки сильно стискивают её запястья. Так, что даже больно. Но срывающийся в конце голос его выдаёт.

Разве это наглость? Вот это — наглость:

Она целует его в шею, игнорируя боль и прижимаясь обнажённой грудью. И прежде чем Драко отомстит… А он это сделает... Отстраняется и смотрит.

Как и он сейчас.

Отрешённо. Пристально. Приглашая.

Гермиона делает шаг назад — к столу.

— Не смотри, я же сказал, — Малфой настаивает, как умеет только он: яростно, горячо. И пока овладевает ею только глазами.

Гермиона никогда не сказала бы это наяву! Наверное... Но сейчас ей движет не разум — желание сломать опостылевший барьер. Сразиться с Малфоем на его поле! Его оружием. И выиграть... Сломанное сознание и сон не подбирают слов:

— Но я хочу видеть тебя... — его грешные глаза не особо шокированы. До этого момента: — И твой член, — она присаживается на край стола и, едва раздвинув ноги, тянет его за руку. — Когда ты... во мне...

Просто представь...

Драко только что трахнул стол. Вроде того... Показалось, что тот качнуло вслед за бёдрами.

«Чтоб тебя!.. — это удар ниже пояса. — Ох, какие слова-то мы знаем!»

А ещё — слабости Малфоя. Ему нравится ласкать девичье тело глазами. И иметь. Впитывая ими порочность момента.

«Включаем плохую девочку, значит?»

Драко расцепил руки и без разрешения, с шумом, придвинул бокал Грейнджер. Не торопясь, стал водить кончиками пальцев по его краю, стараясь отвлечься от развратной картинки. Очистить сознание от навязанной игры, своими плавными движениями сбивая Грейнджер.

Он злился. Опять. И хотел. Видит бог, он хотел её.

Драко почти поднёс бокал ко рту...

Гермиона всего на миг отвела взгляд и рванула фужер на себя так сильно, что он выскользнул из чужих рук:

— Не отвлекайся, Малфой. Я не могу ждать до утра.

Он стиснул зубы.

И атаковал её. Внезапно. Резко и мощно.

Гермиона ощутила это почти физически.

...Как и толчок. В самую глубину. Сзади. Когда она, почти распластанная на крышке стола, чувствует удары его бёдер о ягодицы. Возбуждённая и одурманенная маленькой победой. Открывая и закрывая глаза без всякой повязки, по собственной воле, уже исчезающей под яркостью сближений.

— Я же сказал, не смотри, — Малфой кусает Гермиону в спину, не желая встречаться взглядом. Оставляя на коже отметины.

Вслепую ловит её губы. Целует и стискивает руками грудь.

Но берёт её как хочет.

Гермиона не стонет — борется. И с придыханием отдаётся ощущениям, даже во сне похожим на сон. Выпрямляется и... отстраняет Малфоя: осторожно и мягко, с плотно сжатыми веками. Поворачивается к нему лицом за одно мгновение: решительно и безответственно.

— Никогда не делай так больше, — рычит он, сдавливая её плечи и встряхивая: — Слышишь? Ни. Ког. Да.

— Как — так? — Гермиона касается его губ губами, следуя за жарким дыханием, лишь бы не потерять Малфоя.

Не отпускать его на целую вечность.

— Или так? — припадает к груди, на ощупь.

Вытягивается в струну, обнимает за шею и тянет к себе, разрушая пустоту между ними. Обхватывает ногой и, сама придав члену направление, не оставляет времени для раздумий.

— Как, Драко?.. — со стоном насаживается на него, потерявшегося от звуков собственного имени.

И ждёт расплаты.

Но Малфой толкается. Толкается мстительно и ласково. И опять рычит:

— Зачем ты это делаешь?

Она открывает глаза бездумно. И смотрит-просит-молит. Драко не останавливается и не отталкивает, горит гневом и нежностью.