Склеивая осколки

— А я не знаю! — закричал Рон, жарко злясь за такой разговор. — Обязательно сейчас меня этим пытать?

— Так вот как ты всё воспринимаешь... — протянула Сандра и опять неудачно попыталась одолеть боггарта. «Вот зараза!..» — мать за миг очутилась рядом и влепила пощёчину, обнажив жёлтые зубы.

Но Рону показалось, что ударили его, потому как из глаз посыпались искры. В башке забурлило, первобытная злость сжала челюсти, а чьи-то хладные губы коснулись губ. Затылок заломило, словно ледяной саван окутал его.

Не в кайф, блин.

А Сандра не заплакала — отшатнулась и приказала:

— Не лезь! — глаза засветились внезапной уверенностью, и она бросила врагу в его недоморду: — И что — это всё, что ты можешь? — Сандра выдала нечто очень похожее на смех.

Что за игры вообще? Что за вопросы? Что за фигня?!

Боггарт задрожал и почти пропал, но вдруг не сдержался Рон:

— Можно подумать, ты меня любишь! — обвинял он, размахивая длинными ручищами. «Мамаша» снова издала тот паучий треск, и Рону поплохело.

— Этого я не знаю. Но знаю, что... — Сандра перевела дыхание, — люблю его.

Головоломка под стать Гермионе: кого — «его»?

— Кого — его? — повторил за мыслями Рон. — Малфоя?

Что за подлая месть!

— Я не обязана отвечать! — огрызнулась Сандра, втягивая кисти в рукава мантии, а боггарт переводил взгляд от жертвы к жертве, будто мечась.

— Нет, блин, обязана! — завёлся Рон и дёрнулся, потому что привидение характерно скрутило, а он абсолютно не мечтал лицезреть паука. Или что хуже — Малфоя. — Сейчас и теперь ты обязана!

Дикая, мучительная, острая ревность таранила мозг — точнее, место, где он, наверное, есть.

— Кого — его? — напирал Рон. — Я же по-любому узнаю, чёрт!..

Он придумывал способ вытащить правду, но боггарт... вдруг... стал...

…им.

Высокой рыжей балбесиной с непостижимой синевой глаз. Туманные и въедливые — они очень уж напоминали мамашкин «оскал». Но Рон по наитию знал, что психом быть не намерен и что боггарт точно Её.

Он уставился на Сандру с очередным долбаным непониманием.

— Ты боишься меня? — выплеснулось само собой. — Почему? Я же пальцем тебя не трону!

В груди кипело от всевозможных предположений. Грёбаное непонимание разогревало... всё: воздух, желание, кровь. Разогревало до ненависти к себе:

Ну что он за гоблин!

— Дело не в этом. Уходи, — полувыплакала Сандра и опять побелела как снег, не атаковав двойника хоть слабым «Ридикулус».

Рон утопал в вопросах по самую макушку.

Он что, страшнее матери?!

— Чёрта с два, Кнопка! Почему, чёрт возьми, ты боишься меня? — напирал Рон, приближаясь к растерянной Сандре.

А та размахивала палочкой, и в него летели не мухи — мохнатые снежки, но он уклонялся, скорее, на автомате, чем осмысленно.

— Потому что ты дурак! — шлёп: снежок угодил прямо в живот. — Уходи, прошу!

Сандра сжалась, дрожа, как на хлёстком ветру, а боггарт-Рон вдруг подал железный голос:

— Ты не нужна мне, — он цинично рассмеялся. — Ты никому не нужна.

Сандру шатнуло, а привидение набирало обороты:

— Тебя никто не любит. И не полюбит, — этот страх Рон как раз понимал, вернее, узнавал, когда-то испытывая похожий трепет. — Потому что ты — шлюха. И ты никогда не станешь хорошей матерью.

Она выронила палочку, оставив вдавленную полоску на снегу.

Рон размотал с шеи шарф и отбросил к дракловой бабушке!

— Какого дьявола происходит? — голосил он. Хоть лезь в перепуганную голову! А сердце забилось как сумасшедшее, шепча заклинанье. — Если ты была бы мне «не нужна», я бы тут не стоял! — он разрушал её страх самой очевидностью. — В чём дело, блин?!

Сандра сгорбилась, закрыла уши руками и атаковала внезапно:

— Я беременна, Рон!

Боггарт зашёлся смехом — противным ничтожным смехом, выплёвывая:

— Да пошла ты... — привидение выбирало место пообиднее: — …к мамаше!

А настоящий Рон оседал. Он почти рухнул в снежный сугроб, когда спохватился:

— Давно? Мерлин... И как? — он выпрямился: — А ты... ты уверена? Разве ты?.. Разве мы?.. — запинался Рон. — А как же зелье? Или ты?..

О-о-очень связная речь.

— Я принимала зелье, — оправдывалась Сандра, обхватив себя руками, будто куталась в тесных объятиях. — И, что бы ты ни думал, я в состоянии сварить его правильно! Но ты тоже волшебник, Рон! А с вами зелье нет-нет, а сбоит, — Сандра прижала ладонь к незаметному животу. — Я не хочу, чтобы в Хогвартсе узнали... Да и вообще, так лучше.

Боггарт подал жестокий голос:

— Ты сдохнешь в глуши... Одна, — и вдруг: — Любя только его.

Его.

Ребёнка.

Его ребёнка.

Осознание подкосило: она не может жить без любви. Поэтому и любит того, кто может спасти от страхов.

По лицу Сандры текли горькие слёзы. Блестели на солнце. Жгли морозным ручьём. И Рон не представлял, что сделать… что сказать...

Какой из него отец?! Бестолковый. Несерьёзный. Пацан. Который не придумал ничего лучше, чем взмахнуть палочкой и чётко произнести:

— Ридикулус!

Его двойник почти лишился одежды, оставшись в короткой цветастой сорочке его матери такого же материнского размера. Светя голыми коленками. Топчась на серебристом снегу.

А Сандра неожиданно рассмеялась, рассмеялась сквозь слёзы, рассмеялась вместе с ним. Совсем ненадолго, но этого хватило, чтоб загнать боггарта в сундук.

Рон сделал попытку приблизиться:

— Это ничего не меняет, — вытирая слёзы, заметила она, отступая.

— Тогда зачем ты сказала мне? — глупый вопрос. И злой.

— А ты бы предпочёл не знать? — Сандра вытащила из снега палочку и наставила её на Рона: — Я могу всё исправить.

Обливиэйт.

— И я просто уйду, — искренне продолжила она.

«Что?!» — Рон остекленел, чувствуя бешеный бунт:

— Не смей, Кнопка! В жизнь тебе не прощу, даже если не вспомню! — он кто угодно, только не подлец.

— Всё не так, Рон, — причитала Сандра, а он всё приближался и приближался. — Всё абсолютно неправильно.

— Может быть, — протянул он, согреваясь от необъяснимой, внезапной близости между ними.

От безумной мысли, что станет отцом. И покрываясь мурашками — от того же.

— Мама меня убьёт. И обрадуется, — он обнял Сандру, а она неожиданно поддалась, не обращая внимания на жуткий сценарий недалёкого будущего. — И я даже не знаю, что в каком порядке.

Рон чмокнул её в мокрый, чуть седой от снега затылок:

— Одну я тебя не оставлю, Кнопка, — честность сейчас важнее всего. — С остальным — разберёмся...

Она прижалась, пряча стылые пальцы в складках его мантии, и вышептала:

— Ничего не нужно. Просто забери меня, Рон.

Из Хогвартса. От страхов. От одиночества.

* * *

Драко плохо помнил прошедшие два дня. И предыдущие два — тоже. Ближайшим чётким событием был суд. Остальное мелькало, словно в тумане: Мэнор, Блейз, Гринготтс, Лютный, снова Мэнор, Хогвартс...

И много сигарилл.

Неприятно много. Больше двух... И чуточку огневиски.

Изрядную часть времени Драко хотел прибить Нотта. И, наверное, прибил бы... Если б смог достать. Но тот прятался от расправы в тюрьме Министерства, под защитой решёток и пошарпанных стен. Что о-о-очень предусмотрительно! Даже апелляцию не подал...

Жук!

Но противнее было другое...

Драко чувствовал благодарность. Гораздо реже, но всё-таки чувствовал, и никак не мог этому помешать. Конечно, он злился на Грейнджер — не слишком рьяно, он ненавидел Нотта — не слишком скрыто, он чуть заглушил боль и обиду, но понимал:

Нотт дал всем отсрочку.

А ему — шанс.

Последние сутки Драко боролся с ощущением, что на него пялятся.

Вчера — Слизнорт, в Хогвартсе, когда вломился за разрешением. Сегодня — хмырь, в Атриуме, когда проверял его палочку. Сейчас — какая-то фря, в лифте, будто Малфой сошёл с газетных страниц. Только ленивый не мусолил арест Грейнджер и назначение Поттера, и за этими новостями запретная связь терялась.

Сдулась.

Что к лучшему.

— Уровень второй. Отдел обеспечения магического правопорядка. Сектор борьбы с неправомерным использованием магии, Аврорат и административная служба Визенгамота, — произнёс прохладный женский голос.

Лифт дёрнулся в последний раз и остановился. Дверь лязгнула и открылась, пропуская пассажиров, лампа погасла, и Драко практически выскочил из министерской «клетки», уклонившись от синего самолётика.

Он миновал двустворчатую дверь со свежей надписью «Аврорат» и угодил в большой зал, наводнённый людским жужжанием, брюзжанием и смехом. Служебные самолётики витали над отгороженными отсеками с грацией «Чистомёта», а малознакомые морды пялились и пялились, пока Драко нёсся, как новая «Молния», расталкивая зевак.

Единственный кабинет в конце зала сиял табличкой-предупреждением:

«Главный аврор».

Вот и всё.

Дороги назад нет. Драко, не колеблясь, вломился к Поттеру, как к себе домой: без записи и магических извещений. Переживёт!

Эта очкастая рожа в окружении бумажных завалов тоже пялилась на него целую секунду, а потом выдала:

— Я тебя не звал!

— Для тебя построили Мэнор. Разве я мог это пропустить?

Драко резко захлопнул дверь, да так, что портрет волшебника-идиота соскочил с гвоздика.

Пороть пора Департамент халтурщиков!

— Что тебе нужно, Малфой? — Главный спаситель отложил перо и отставил чернила, довольно-недовольный его появлением.

А чего Поттер ждал — короны и денег? Погонь? Дуэлей? Табун Волдемортов? Чего-чего, а бумажной рутины тоже хватало. И накануне «опытов» над подружкой забот не меньше.

При мысли о Гермионе дурь под названием «чувства» проступила ярче, вынудив задушить хворь на корню.

— Настал твой счастливый день, Поттер! — доложил Драко, опуская руку в карман.

Но Главный заступник Министерства не испугался, а высказался:

— Страшно представить, что в твоём понимании «счастливый», — поддел он, изучая ворох бумаг.

Драко подошёл ближе и положил ему на стол свиток пергамента:

— У меня предложение, от которого ты просто не сможешь отказаться!

_____________________________________

* По книгам Дж. Роулинг Артур Уизли носил очки.

* «...профессор Трелони на своих занятиях вдруг истерически разрыдалась и заявила изумлённому классу и очень недовольной Амбридж, что Гарри вовсе не умрёт в юном возрасте, а доживёт до преклонных лет и станет министром магии и отцом двенадцати детей». Дж.К.Роулинг «Гарри Поттер и Орден Феникса»

*Авроры по канону носят алые мантии.