Жизнь и приключения Максима Горького по его рассказам

Чудесное спасение

Три громадные кудлатые собаки, выскочив откуда-то из тьмы навстречу бегущим, бросились на них. Шакро, все время судорожно рыдавший от боли, взвыл и упал на землю. Алеша швырнул в собак мокрым чекменем и наклонился, ища рукой камень или палку. Ничего не было, только трава колола руки. Собаки дружно наскакивали. Алеша засвистал что есть мочи, вложив в рот два пальца. Они отскочили, и тотчас же послышался топот и говор бегущих людей.

Через несколько минут оба были у костра в кругу четырех чабанов, одетых в овчины шерстью вверх.

Двое чабанов сидели на земле и курили, третий — высокий, с густой черной бородой и в казацкой папахе — стоял сзади, опершись на палку, четвертый, молодой русый парень, помогал плачущему Шакро раздеваться.

Саженях в пяти от костра вся земля на большом пространстве была покрыта толстым пластом чего-то густого, серого и волнообразного. Только долго и пристально всматриваясь, можно было разобрать отдельные фигуры овец, плотно прильнувших одна к другой. Их было тут несколько тысяч — теплый и толстый пласт, покрывавший степь… Иногда они блеяли жалобно и пугливо.

Алеша сушил чекмень над огнем и говорил чабанам все по правде, рассказал и о способе, которым добыл лодку.

— Где же она, та лодка? — спросил Алешу суровый седой старик, не сводивший с него глаз.

Алеша сказал.

— Пойди, Михал, взглянь!..

Чернобородый Михал вскинул палку на плечо и отправился к берегу.

Шакро, дрожавший от холода, попросил Алешу дать ему теплый, хотя еще мокрый чекмень, но старик сказал:

— Годи! Побегай прежде, чтоб разогреть кровь. Беги круг костра, ну!

Шакро сначала не понял, но потом вдруг сорвался с места и, голый, начал танцевать дикий танец, мячиком перелетая через костер, кружась на одном месте, топая ногами о землю, крича во всю мочь, размахивая руками.

Это была уморительная картина. Двое чабанов покатывались по земле, хохоча во все горло, а старик с серьезным, невозмутимым лицом старался отбивать ладонями такт пляски, но не мог его уловить.

Он присматривался к танцу Шакро, качая головой и шевеля усами, и все покрикивал густым басом:

— Гай-га! Так, так! Гай-га! Буц, буц!

Освещенный огнем костра, Шакро извивался змеей, прыгал на одной ноге, выбивал дробь обеими, и его блестящее в огне тело покрывалось крупными каплями пота, которые казались красными как кровь.

Теперь уже все трое чабанов били в ладоши, а Алеша, дрожа от холода, сушился у костра и думал, что такие приключения сделали бы счастливым какого-нибудь поклонника Купера и Жюля Верна: кораблекрушение и гостеприимные аборигены, и пляска дикаря вокруг костра…

Но как еще обернется дело? Алеша чувствовал себя в совершенной зависимости от этих непонятно еще для него настроенных людей.

Шакро уже сидел на земле, закутанный в чекмень, и поглядывал на Алешу черными глазами, в которых искрилось что-то странное и неприятное. Его одежда сушилась на палках около костра.

Пришел Михал и молча сел рядом со стариком.

— Ну? — спросил старик.

— Есть лодка! — кратко сказал Михал.

— Ее не смоет?

— Нет!

И они все замолчали, разглядывая Алешу.

— Что ж? — спросил Михал, ни к кому собственно не обращаясь. — Свести их в станицу к атаману? А, может, прямо к таможенным?

На сердце у Алеши заскребли кошки. Посмотрел на Шакро. Шакро спокойно что-то ел.

— Можно к атаману свести… и к таможенным тоже… И то гарно, и другое, — сказал, помолчав, старик.

— Погоди, дед… — начал было Алеша.

Но он не обратил на него никакого внимания.

— Вот так-то! Михал! Лодка там?

— Эге, там…

— Что ж… ее не смоет вода?

— Ни… не смоет.

— Так и пускай ее стоит там. А завтра лодочники поедут до Керчи и захватят ее с собой. Что ж им не захватить пустую лодку? Э? Ну, вот… А теперь вы… хлопцы-рванцы… того… як его? Не боялись вы оба? Нет? Те-те!.. А еще бы полверсты, то и быть бы вам в море. Что ж бы вы поделали, коли б выкинуло в море? А? Утонули бы, как топоры, оба?.. Утонули бы, и — всё тут.

Старик замолчал и с насмешливой улыбкой в усах взглянул на Алешу.

— Что ж ты молчишь, парнюга?

Алешу вывели из себя рассуждения старика, которые весьма похожи были на издевательство.

— Да вот слушаю тебя! — сердито ответил он.

— Ну, и что ж? — поинтересовался старик.

— Ну, и ничего.

— А чего ж ты дразнишься? Разве то порядок дразнить старшего, чем сам ты?

Алеша промолчал.

— А есть ты не хочешь? — продолжал старик.

— Не хочу.

— Ну, не ешь. Не хочешь — не ешь. А, может, на дорогу взял бы хлеба?

Алеша вздрогнул от радости, но не выдал себя.

— На дорогу взял бы… — спокойно сказал он.

— Эге!.. Так дайте ж им на дорогу хлеба и сала, там… А, может, еще что есть? То и этого дайте.

— А разве ж они пойдут? — спросил Михал.

Остальные двое подняли глаза на старика.

— А чего ж бы им здесь с нами делать?

— Да ведь к атаману мы их хотели… а то — к таможенным… — разочарованно заявил Михал.

Шакро завозился около костра и с любопытством высунул голову из чекменя. Он был спокоен.

— Что ж им делать у атамана? Нечего, пожалуй, им у него делать. После уж они пойдут к нему… коли захотят.

— А лодка как же? — не уступал Михал.

— Лодка? — переспросил старик. — Что ж лодка? Стоит она там?

— Стоит… — ответил Михал.

— Ну, и пусть ее стоит. А утром Ивашка сгонит ее к пристани… там ее возьмут, до Керчи. Больше и нечего делать с лодкой.

— А не вышло бы греха какого, часом… — начал сдаваться Михал.

— Коли ты не дашь воли языку, то греха не должно бы, пожалуй, выйти. А если их довести до атамана, то это, думаю я, беспокойно будет и нам, и им. Нам надо свое дело делать, им — идти. Эй! далеко еще вам идти? — спросил старик, хотя Алеша уже говорил ему, как далеко.

— До Тифлиса…

— Много пути! Вот видишь, а атаман задержит их; а коли он задержит, когда они придут? Так уж пусть же они идут себе, куда им дорога. А?

— А что ж? Пускай идут! — согласились товарищи старика.

— Ну, так идите же к богу, ребята! — махнул рукой старик.

— Спасибо тебе, дед! — скинул Алеша шапку.

— Да за что ж спасибо? Вот чудно! Я говорю: идите к богу, а он мне — спасибо! Разве ты боялся, что я к дьяволу тебя пошлю, э?

— Был грех, боялся!.. — сказал Алеша.

— О!.. — И старик поднял брови. — Зачем же мне направлять человека по дурному пути? Уж лучше я его по тому пошлю, которым сам иду. Может быть, еще встретимся, так уж — знакомы будем. Часом помочь друг другу придется… До свидки…

Он снял свою мохнатую баранью шапку и поклонился. Поклонились и его товарищи.

Путники спросили дорогу и пошли.

Шакро смеялся над чем-то…

— Ты что смеешься? — спросил Алеша.

Шакро хитро подмигнул ему глазом и расхохотался еще сильней.

Алеша тоже улыбался, слыша его веселый, здоровый смех. Отдых у костра, вкусный хлеб с салом, чудесный рассвет — все это заслонило собой воспоминания о страшной ночи.

От этих происшествий осталась теперь только легонькая ломота в костях.

— Ну, чего ж ты смеешься? Рад, что жив остался, да? Жив, да еще и сыт?

Шакро отрицательно мотнул головой, толкнул Алешу локтем в бок, сделал гримасу, снова расхохотался и наконец заговорил:

— Нэ панымаишь, почэму смэшно? Нэт? Сэчас будишь знать! Знаишь, что я сдэлал бы, когда бы нас павэли к этому атаману-таможану? Не знаишь? Я бы сказал про тэбя: он мэна утопить хотэл! И стал бы плакать. Тогда бы мэна стали жалэть и не посадили б в турму! Панымаишь?

Алеша хотел сначала понять это как шутку, но Шакро основательно и ясно стал убеждать его в серьезности своего намерения.

Тогда Алеша с жаром пустился было доказывать ему всю чудовищность такого намерения. Шакро очень просто возражал, что тот не понимает его выгод, забывает о проживании по чужому билету и о том, что за это — не хвалят…

Вдруг у Алеши блеснула одна догадка.

— Погоди, — закричал он, — да ты веришь в то, что я действительно хотел утопить тебя?

— Нэт!.. Когда ты мэна в воду толкал — вэрил, когда сам ты пошел — нэ вэрил!..

— Слава богу! — облегченно воскликнул Алеша. — Ну, и за это спасибо!..

— Нэт, нэ говори спасыбо! Я тэбэ скажу спасибо! Там, у костра, тэбэ холодно было, мне холодно было… Чэкмэнь был — ты нэ взял его сэбэ. Ты его высушил, отдал мне. А сэбэ ничэго нэ взял. Вот тэбэ спасибо! Ты очэн хароший человэк — я нанимаю. Придем в Тифлис, — за все получишь. К отцу тэбя павэду. Скажу отцу: вот человэк! Корми его, пои его, а мэна — к ишакам в хлэв! Вот как скажу! Жить у нас будэшь, садовником будэшь, пить будэшь вино, есть чэго хочэшь!.. Ах, ах, ах! Очэн харашо будэт тэбэ жить! Очэн просто… Пей, ешь из адной чашка с мной!..

Алеша смотрел ему в лицо, разйнув рот от изумления.

А Шакро, довольный собой, долго и подробно рисовал прелести жизни, которую собирался устроить Алеше.

Светало. Даль моря уже блестела розоватым золотом.

— Я спать хочу! — сказал Шакро.

Он лег в яму, вырытую ветром в сухом песке недалеко от берега, закутался в чекмень и скоро заснул.

Алеша сидел рядом с ним и смотрел на него.