Лягушка Алхимическая

40. 50 оттенков белого

Много ли оттенков у белого? И я сейчас не про эту придурь типа молочный оттенок, сливочный, брызги шампанского. Я про белый. Самый что ни на есть. Короче, я думала, что немного. С того момента, как было использовано преобразование, прошло, наверное, секунд пять, и я поняла, насколько ошибалась. Потому что за это время белый цвет, окружавший меня, сменился с болезненно-слепящего до обычного белого. Я не могла понять ни размеров пространства вокруг, ни факта наличия или отсутствия источников света — тени я не отбрасывала — ни каких-либо иных деталей. Я покрутилась вокруг собственной оси, надеясь увидеть хоть что-то. И что-то нашлось: над полом висели огромные металлические Врата с изображением чего-то похожего на рисунок генеалогического древа из проекта третьеклассника по природоведению. И вот они, в отличие от меня, тень отбрасывали — густую и чёрную.

— Привет, — произнесли у меня за спиной.

Я резко обернулась. По звуку голоса, или голосов, я ожидала увидеть там небольшую толпу — лиц семь-восемь. Но там прямо на полу сидело всего одно существо. Оно было белым и имело широкий размытый чёрный контур. У него не были никак обозначены глаза, только рот, но я была уверена, что оно внимательно на меня смотрело.

— Я отвечу на три любых твоих вопроса, — произнесло существо.

— У меня только один, — я нервно облизала губы и сделала шаг к нему. — Франкенштейн сможет попасть домой?

— Ты имеешь в виду, в свой мир? — уточнило оно, и я кивнула. — Да, это возможно.

— Вот и хорошо…

Я опустила лицо в ладони. Глаза щипало, и я, наверное, не смогла бы определить точно, отчего именно — от радости или наоборот.

— Что ж, раз больше у тебя вопросов нет, прощай, — снова раздался голос.

Белый вокруг меня снова изменился, и я скорее почувствовала это, чем увидела. А потом моя способность мыслить ахнула в небытие.

~* * *

~

Франкенштейн внимательно рассматривал рисунок на огромных парящих стальных Вратах. Научный интерес не давал ему отвернуться, хотя мысли были где-то в совершенно другой области. Он пытался вспомнить, с кем и когда у него были такие же отношения, как с Фредерикой. Вроде бы дружескими его отношения были с Рагаром и Геджутелем, но даже близко не такими доверительными, как с ней. И как ни странно, как раз её называть другом он не хотел — просто потому, что они больше никогда не встретятся. Эта мысль почему-то не давала покоя.

— Странная у тебя подруга, — произнёс Истина за его спиной, и Франкенштейн обернулся.

— Мы не друзья, — поджав губы, отозвался он.

— Неужели? — недоверчиво переспросил Истина. — Я же знаю, что вы двое — не Штейны. Близко не родственники.

— Тем не менее, — попытался закрыть тему Франкенштейн.

— Ну, как скажешь, — пожал плечами его собеседник. — Я дал ей возможность задать мне три любых вопроса. Абсолютно любых. И она бы получила от меня ответы на них. Но знаешь, что её интересовало? — Франкенштейн чуть сощурился. — Её интересовало только, сможешь ли ты попасть домой. Не она, а ты.

— А я…

— Это возможно, как я ей и сказал, — кивнул Истина. — Хотя правильнее было бы сказать, что это произойдёт в любом случае.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Франкенштейн.

— Ну… Твой мир сейчас на паузе — время там будет стоять до тех пор, пока ты не вернёшься, — пожал плечами Истина. — Но тебе не обязательно делать это сейчас. Узнаёшь? — в это мгновение между ними возник чёрный небольшой шар с слабым фиолетовым свечением где-то в центре.

— Тёмное Копьё… — выдохнул Франкенштейн и отступил на полшага назад.

— Ну, я бы скорее назвал его философским камнем, но это не имеет значения, — хмыкнул Истина. — Возвращаясь домой, ты должен будешь его забрать.

— Я правильно понял — я могу сделать это позже? — сощурился Франкенштейн.

— Правильно понял, — кивнул Истина. — Дело в том, что твоя не подруга никогда не была человеком. Хотя она и уверена в обратном, поскольку её сознание является копией сознания человека. Однако она — это определённая энергия. И демиург, творец всех наших миров, хочет, чтобы она посетила множество из них. Или точнее, он хочет с помощью этой энергии создать множество новых дубликатов миров, помещая её в исходники. И он готов дать тебе возможность выбора.

— То есть она не реальна, — поморщился Франкенштейн.

— Она так же реальна, как и ты, — пожал плечами Истина. — Тот факт, что она скопирована до мельчайших деталей с конкретного человека, не делает её менее реальной. В принципе, можно даже считать, что она и есть тот человек. И её беспокойство только о тебе тоже абсолютно реально.

— Понятно, — протянул Франкенштейн. Хотя на самом деле всё казалось лишь более запутанным.

— Так что ты выберешь? — склонив голову набок, поинтересовался Истина.

— Между чем и чем? — озадаченно свёл брови Франкенштейн.

— Первый вариант — ты забираешь свой философский камень и отправляешься домой, и вся эта история остаётся для тебя чем-то вроде сна, — Истина улыбнулся. — Второй — оставляешь его мне и отправляешься в путешествие по мирам вместе с ней. Я смогу сделать эту штуку стабильнее, пока ты будешь там болтаться.

— Мирам? — переспросил Франкенштейн. — А по скольким?

— Миров множество множеств, и мне неизвестно, насколько большие планы у демиурга, — пожал плечами Истина. — Возможно, это неизвестно и ему самому.

Франкенштейн задумался. Ему хотелось домой. Хотелось вернуться в свою привычную жизнь, в которой был Мастер. Возвращать Копьё прямо сейчас — категорически не хотелось. Он хмурился и через пару минут понял, что пытается отговорить самого себя от того, чтобы отправиться по мирам. Аргументы против этого были крайне слабыми. Аргументы в пользу — сильными.

— Я… Я могу быть уверен, что время в моём мире замерло? — ещё раз уточнил он.

— Абсолютно, — кивнул Истина. — Демиург сам остановил его и едва ли не в кармане носит, если можно так выразиться.

— Тогда я хотел бы отправиться по мирам, — решился Франкенштейн.

— Я бы тоже сделал такой выбор, — вздохнул Истина.

— От этого слишком трудно отказаться.

— Только не говори ей, что она копия. Ей ни к чему это знать, — предупредил Истина. — О, и небольшой бонус — головная боль воспоминаний. У тебя она будет не такой сильной.

Белый свет становился ярче и как будто больше, заполняя и словно бы расширяя пространство. На какое-то мгновение Франкенштейну показалось, что он стал маленьким, как песчинка, а затем сразу огромным, как всё это пространство. Потом его сознание как будто перезагрузилось, и белый цвет начал принимать форму. Удивительную форму железнодорожной платформы.