Лягушка Алхимическая

13. Извержения рта

Разве удивительно, что дамы читают стихи, сидя на изящных стульях в просторном зале? Некоторые из них при этом вышивают, другие даже вяжут. Странно ли, что читают они сонеты и нежные стихи о любви? Ничуть. Не хватало только кого-нибудь у рояля, чтобы ещё кто-нибудь исполнил случайный романс. И вся эта атмосфера почему-то напоминала мне встречу анонимных алкоголиков. Только вместо тяги к спиртному у присутствующих была тяга к поэзии. Лирикоголизм, так сказать. Я сидела по правую руку от госпожи Штурц, и именно она начала читать стихи первой — это был двадцать третий сонет Шекспира, как она его представила. Дальше дамы читали по очереди по часовой стрелке, и мне выпала доля быть последней. Мне казалось, что чем ближе подходила моя очередь, тем бледнее становилось моё лицо. Всё дело в том, что из недр памяти, моей и Фредерики, мне удалось выудить целиком только одно стихотворение. Оно входило в некий сборник лирики и было вообще не о любви. И если бы только это было проблемой! Переводчик и сочинитель этого сборника был… Как бы это аккуратнее выразиться? Большим мастером словосозидания. Назовём это так.

К тому моменту, когда дама справа от меня дочитывала «Прекрасную ложь» Бодлера, я по ощущением сравнялась оттенком кожи в белым батистовым платочком, который она вышивала. Стоило ей закончить, как госпожа Штурц решила меня представить. Она поднялась, и все дамы обратили к ней взоры.

— У нас сегодня пополнение, — она улыбнулась. — К нам присоединилась доктор Фредерика Штейн, — и она указала ладонью на меня. Я выдавила нервную улыбку. — Доктор у нас впервые, давайте подержим её, пока она будет читать стихи.

— Спасибо, — просипела я.

Взгляды устремились на меня. Такая поддержка для меня была куда хуже, чем если бы они продолжали заниматься своими делами и не обращали на меня внимания. Я глубоко вздохнула, напомнила себе, что я, по крайней мере, не автор этого творения и начала читать:

— «Лесник». Автора я, к несчастью, не помню, перевод Хуберта.

Через лес дорога вся грязнючая,

Словно пьяная по сторонам петлялася.

Путник шкандыбал по ней замученный,

На лунявом небе буря собиралася.

Вдоль дороги были сосны понатыканы,

Да густявый ельник раскорячился,

А за ними домик был заныканый —

В нём старик-лесничий обиталился.

Запустил старик на ночерь шкандыбалого.

Ко столу дубовному они вдвоём уселися.

И наелися рагу чембогпослалого,

Ну а после уж и языками спелися.

Леснику все звери были другами —

Он волков чем было поднакармливал.

Как запели оне по ночи белугами,

Так он гостя под ружьём к ним и выганивал.

Я умолкла и опустила голову. В зале стояла гробовая тишина. Настолько гробовая, что было слышно, как в углу перебирает лапками мотылёк. Ну, чего-то такого я, собственно, и ожидала. Вообще, существовало очень мало деяний, которым Фредерика, практически как и я, предпочла бы публичное выступление. И если после этой оказии меня не будут больше просить читать стихи или что бы то ни было ещё, то я буду вполне довольна результатом. Но вот аж три раза. Всё ещё глядя на свои коленки, я услышала голос госпожи Штурц.

— Ох, это же из сборника сочинений и переводов Хуберта… Как же?.. — она сделала небольшую паузу. — «Изящновые стишастия»*. Вроде бы «Лесник» из второго тома.

— Э? — я подняла голову и в полном недоумении уставилась на неё.

— Гедеон очень любит эти сборники, — улыбнулась она. — У нас в домашней библиотеке есть все тома. Они такие забавно-милые.

— Забавно-милые? — заторможенно переспросила я.

— Да, — она кивнула. — А давайте, я принесу томик на следующее собрание и мы все почитаем с листа?

Дамы заулыбались и весело закивали. Что ж я наделала-то, а? Ведь из уст этих очаровательных дам стихи о любви звучали куда более уместно, чем то, что обычно извергал мой рот. Хотелось провалиться сквозь землю и никогда больше не показываться им на глаза, однако дамы, очевидно, пришли в какой-то необъяснимый восторг. Ещё минут пять стоял гвалт обсуждения прочитанных стихов, после чего госпожа Штурц попросила тишины. И без всякого перехода она заговорила об общине ишварцев. Только что дамы читали стихи и хихикали, и вот тебе на.

— Уже декабрь, — заметила госпожа Штурц. — Ночи всё холоднее.

— Старейшина говорил то же самое, — тихо обронила я.

— Старейшина? — она повернулась ко мне. — Вы с ним знакомы?

— Э, да, — озадаченно ответила я. — Я думала, вы знаете. Мы с братом с приезда сюда ездили к ним раз в неделю, теперь принимаем у себя. Аделина Гратц говорила мне, что слышала об этом.

— Здесь об этом не говорилось, — госпожа Штурц с лёгким укором посмотрела на Аделину. — Но ведь это значит, что вас они принимают, верно?

— Вроде бы как, — я неопределённо кивнула. — Но они ведь и работают в городе.

— Кстати об этом, — подала голос дородная дама, сидевшая слева от госпожи Штурц. — Мой муж получил несколько заказов на городскую застройку на северо-западной окраине города. Он хочет нанять одних только ишварцев. Говорит, они не пьют и делают на совесть, если им честно платить. Но он слишком типичный аместриец и немного опасается сам к ним ехать.

— Не думаю, что доктор Фреди может такие вопросы решать, — произнесла Аделина. — Это ведь дело общины.

— Но я, по крайней мере, могу переговорить со старейшиной, — я нахмурилась. — Всё равно надо узнать у него, что они решили по поводу новогоднего праздника для детей.

— Праздника? — мгновенно оживились дамы.

— Да, — я кивнула. — Брат предложил провести в общине праздник нашими силами, но ответа мы пока не получили. Так что не сегодня завтра надо будет наведаться туда.

— А возможно ли с вами передать некоторую помощь для них? — это заговорила строгая дама в больших круглых очках. — Ничего особенного, просто некоторые вещи…

— Думаю, это не проблема, — я пожала плечами. — Только не знаю, приведут ли мне осёдланную лошадь или приедут в повозке после собрания.

Удивительно, как разительно отличались дальнейшие обсуждения от лирического настроя чтения стихов. Да и от моих ожиданий, если уж на то пошло. Здесь не обсуждали моду и сплетни, никто не делился знанием о том, кто, куда, с кем и в чём ходил. Нет, говорили о городских событиях и событиях во всей стране. Дамы продолжали шить, вышивать или вязать, и я подумала, что напрасно не прихватила с собой шарф. Впрочем, с пустыми руками сидела не я одна: Аделина, госпожа Штурц и ещё две дамы тоже ничего не мастерили. Разговор коснулся нового культа Лета в Лиоре, и я напомнила себе расспросить Франкена об этом — он точно должен был что-то знать. Мне почему-то казалось, что этот культ ничем хорошим не кончится, впрочем, и дамы говорили о нём настороженно. Потом поговорили и о напряжённости на севере, и о крепости Бриггс, в которой мёрзли наши солдаты.

Около половины шестого разговоры начали постепенно сворачиваться. Дамы начали подниматься с насиженных мест и сбиваться в маленькие кучки. Я растерянно озиралась, думая, не пора ли мне уходить, когда подошла та самая дама, что говорила о стройке. Она была выше меня примерно на полголовы и шире раза в полтора. У неё были карие глаза и густые каштановые волосы, завитые крупными локонами. На ней было платье из шёлка в широкую вишнёвую и кремовую полоску.

— Послушайте, — задумчиво начала она. — Мой муж приедет за мной около шести. Может быть, мы могли бы отправиться в общину вместе с вами?

— Я правда не знаю, на чём приедут за мной, — я вздохнула. — Но если это будет повозка, я не вижу препятствий.

— Ах, я ведь не представилась, — она вдруг улыбнулась. По молодому ещё лицу рассыпались морщинки. — Рене Бозиар.

— Очень приятно, — мы пожали друг другу руки.

— Зовите меня просто Рене, — тут же предложила она. — Но вы меня так удивили выбором стиха. Признаться, я не ожидала такого в клубе.

— Ох, — я ощутила, как вспыхнули мои уши. — Если бы я знала заранее… Но это было единственное стихотворение, которое я смогла вспомнить.

— Ну, что вы, Фредерика! Я же могу вас так называть? — я кивнула. — Мы здесь вечно читаем одно и тоже. А это было так свежо. Как, вы говорите, назывался тот сборник стихов?

— Госпожа Штурц назвала «Изящновые стишетворения», — я улыбнулась. — Я не помню, откуда сама учила это. Это было довольно давно.

— Теперь и мне хочется отыскать этот сборник, — она тоже улыбнулась.

С улицы послышалось знакомое конское ржание. Я подошла к окну зала и выглянула за шторку. Перед клубом стояла моя повозка, запряжённая всего одной лошадью. Надо думать, вторая стоит осёдланной во внутреннем дворе нашего дома на всякий случай. Я поискала глазами госпожу Штурц и решительно ринулась к ней, чтобы сообщить, что за мной приехала именно повозка. Это вызвало натуральный переполох. Дамы мгновенно оставили свои разговоры и бросились к задним комнатам, чтобы принести помощь для общины. Я в это время вышла наружу и приблизилась к повозке. Харай вопросительно уставился на меня.

— Помнишь, Аделина говорила о помощи общине от Женского клуба? — осторожно спросила я.

— Ну, — кивнул он.

— Сейчас дамы переносят всё, что собрали, в зал, чтобы с нами туда передать, — я потупилась.

— Ох, док, — Харай спрыгнул с козел. — Вы могли бы сказать им, чтобы не носили тяжёлого. Я сам.

Он решительно двинулся в клуб, а мне пришлось занять его место, чтобы лошади не бродили без кучера туда-сюда. Когда он был уже у дверей, к клубу подъехал автомобиль, и к нему выбежала Рене. Она едва не столкнулась с Хараем и озадаченно уставилась на него. Следом выбежала Аделина. Она сказала Рене, что это как раз мой конюх, и увела его внутрь. А ещё через пару минут Харай и господин Бозиар принялись грузить в повозку тюки. Они сделали ходок пять, чтобы перенести всё, а потом вместе с Рене подошли ко мне.

— Вы поедете прямо сейчас? — спросил господин Бозиар.

— Да, — я кивнула. — К чему оставлять всё это в повозке?

— Да, верно, — он кивнул. — Тогда мы за вами.

Харай кивнул ему и залез на козлы. В этот раз он не предлагал мне уйти в повозку несмотря на ветер. Видать, места там не было. Ну, ничего страшного — мне вполне нормально было и так. Правда вожжи он у меня всё-таки забрал. Вообще-то, я вполне нормально обращалась с лошадьми, а мои так и вовсе были образчиком послушания, но он мне этой работы почему-то не доверял. Ну, не то чтобы я могла разогнать повозку в дерево — не могла, и он прекрасно это знал. Просто почему-то берёг мои руки. Почему-то. Как будто не очевидно, почему.

Визит в общину оказался на удивление скучным. В том смысле, что всё прошло именно так, как хотелось: тюки выгрузили и быстро разобрали, старейшина сообщил, что на праздник они очень сильно согласны, и охотно побеседовал с Бозиаром. Так что всё складывалось прекрасно. По пути домой мы некоторое время молчали, а потом я резко шлёпнула себя рукой по лбу — совсем забыла про театр! Я соскочила с козел на ходу и замахала руками Бозиару, ехавшему за нами, пока Харай резко осаживал лошадь. Машина остановилась, и на меня уставились три пары изумлённых глаз.

— Рене! — воскликнула я. — Где находится драматический театр?